Можно ли вернуть в Неву лосося и осетра? Что такое ревайлдинг, почему это один из главных трендов в экологии?

Когда городские реки в принципе перестали быть безопасными?

Как только на них появились города. Реки испокон веку использовались горожанами в качестве канализации. Другое дело, что понимание образовавшейся в результате этого опасности пришло много позже — где-то во второй половине XIX века с возникновением науки о гигиене.

Но и после этого загрязненность городских рек долгое время воспринималась как некая неизбежность. Перелом в этом отношении произошел где-то в 1960-70-е годы, когда были предприняты масштабные проекты очистки пресных водоемов. К примеру, тогда европейцы взялись за Рейн, который к тому времени превратился в огромную сточную канаву. К тому же периоду относится чистка Великих Озер в Северной Америке (1970-80-е годы).

Впрочем, это европейский и американский контекст. Если мы посмотрим на другие континенты, то увидим, что для большей части мира грязные реки в городах — это норма. Тут можно вспомнить хрестоматийный пример индийского Ганга, по которому сплавляют покойников. Или тот факт, что всего на 1000 рек приходится 80% всего загрязнения Мирового океана пластиком.

По некоторым данным, только через одну филиппинскую реку Пасиг в Мировой океан может поступать до 6,5% всего пластикового загрязнения, а доля реки Мотагуа в Гватемале оценивается в 2%.   

Чем загрязнены городские реки сегодня?

Это сложный вопрос — все зависит от окружающего ландшафта, по которому они протекают до попадания в город. Если он сельскохозяйственный, то мы найдем стоки с полей (навоз, минеральные удобрения, гербициды и пестициды). Когда речь идет не только о полях, но и о каком-нибудь животноводческом комплексе, то к этому добавляются антибиотики и гормоны.

Если дальше река проходит через зону пригородов, здесь мы увидим нелегальные свалки, с которых в воду может попасть буквально вся таблица Менделеева, включая тяжелые металлы и токсичную органику (здесь достаточно вспомнить непонятно откуда взявшийся в подземных водах Карельского перешейка стирол). Тут же нас ждут канализационные стоки от частного сектора.

Наконец мы заходим в город, где реку загрязняют промзоны и очистные сооружения бытовой канализации. По умолчанию предполагается, что все стоки в городской черте чистятся, на самом деле это неправда. Многие очистные станции не работают, так что идет выпуск очень слабо переработанной канализационной жижи. Там, кроме банальной органики, есть, опять-таки, гормоны, антибиотики, лекарства, даже наркотические средства. А также бактерии и вирусы — в ковид даже предсказывали вспышки заболеваемости по концентрациям вируса в канализационных стоках.

Если мы говорим о промышленных стоках, то наибольшую угрозу представляют залповые сбросы, когда у кого-то происходит авария, ее пытаются скрыть и… что называется, концы в воду. Там может быть вообще что угодно — всякий раз эксперты теряются в догадках, что именно попало в водоем и всех убило.

Кроме того, есть поверхностный сток с улиц и промплощадок, из зон транспортной инфраструктуры. К примеру, была конфликтная ситуация вокруг Пулково, когда в водоем попадала противообледенительная жидкость. Кстати, шампуни для улиц также попадают в канализацию, а затем в реку. Словом, сейчас предсказать точный химический состав загрязнения в каждом конкретном населенном пункте просто невозможно. 

Насколько уникален пример проекта очистки Сены?

Это не первый подобный проект, я уже говорил о примере Рейна во второй половине прошлого века. Были и другие примеры, конечно. Хотя в Париже наверняка используют современные технологии, так что в чем-то французы точно выступают пионерами.

Однако тут важно другое — глобально поменялся контекст для таких инициатив. В мире объявлено Десятилетие ревайлдинга (от английского rewilding). Это понятие довольно трудно перевести на русский язык, речь идет о восстановлении экосистем, возвращении их в первозданное «дикое» состояние.

Такие проекты поддерживаются законодательно, они получают правительственное финансирование. Причем они решают не только проблему избавления рек и озер от загрязнений. Речь идет именно о восстановлении всей экосистемы. Это процесс небыстрый, так что надо будет посмотреть через некоторое время после Олимпиады, когда схлынут острые эмоции, каковы будут долговременные эффекты того, что было сделано с Сеной. Они будут видны через несколько лет — в научных публикациях.

Насколько ревайлдинг главной реки мегаполиса в принципе возможен?

Вполне, хотя это, повторюсь, сложная и многокомпонентная задача. Ведь загрязнение, безусловно, важное, но не единственное негативное влияние человека на реки. Не менее значимым является истощение вод (происходит, в частности, из-за того, что значительная часть дождевых стоков попадает не в реки, а в канализацию, — прим. ред.). Это гигантская проблема, которая приводит к пересыханию малых рек, что влечет снижение количества нерестилищ и «яслей» для мальков речной рыбы. В некоторых регионах проблема сейчас усугубляется изменением режима осадков — более редкие и более сильные ливни недостаточно пополняют запасы грунтовых вод.

Кроме того, всегда есть конфликт между потребностями природы и потребностями человека. Так, для судоходства нужна определенная глубина русла, шлюзы, причалы. Городская застройка также норовит максимально приблизиться к берегу и даже отхватить часть водоема. В результате река превращается, по сути, в глубоководный канал, который не слишком хорошо подходит для обитания многих видов рыб.

Еще одна проблема — несплошность русла. Шлюзы, мосты, плотины или, не дай бог, трубы, в которые загоняют реки, уничтожают экосистему. Чтобы восстановить ее, эти искусственные преграды надо максимально расчистить. Это, кстати, касается не только собственно русла, но и поймы. Ведь река — это не только то место, где в данный момент течет вода, но и то, куда она разливается при половодьях.

Насколько в принципе возможен ревайлдинг Невы?

О, как раз в нашем случае никаких непреодолимых препятствий нет — ситуация у нас вполне благоприятная. Нева — довольно короткая река, источником которой является Ладожское озеро (огромный водоем, вконец загадить который довольно трудно, хотя мы всячески и пытаемся). Ладога же, в свою очередь, берет воду из Онежского озера — словом, мы имеем дело с огромными объемами относительно чистой воды.

Проблемы бы у нас были, стой Петербург на Волге, которая просто собирает воду с возвышенности, пересечена водохранилищами, которые накапливают всякую гадость. У нас нет ни шлюзов, ни плотинных ГЭС, ни гигантских сельскохозяйственных полей вдоль берегов. Так что задача в принципе решаема, и за нее вполне можно браться.

Что надо было бы предпринять?

Для начала нужно определить, а что мы понимаем под возвращением реки в исходное состояние. Какой целевой показатель мы для этого выберем? Я бы сказал, что хорошей целью может стать возвращение в Неву атлантического осетра. Это знаковый вид-индикатор, который показал бы, что река «ожила».

А что дальше?

Для начала — обеспечение мониторинга состояния реки на всем протяжении от истока до устья. Важно понимать, что речь идет о координации действий двух субъектов Федерации — Петербурга и Ленобласти (а если мы хотим следить за состоянием Ладоги, то привлечь надо  еще больше регионов). Мы должны договориться о параметрах на границах: вот такие показатели загрязнения могут приходить в Петербург, а такие — уже нет. И то же самое по другим трансграничным рекам вроде Охты, Ижоры и так далее.

Далее можно приступать к совместным действиям по основным направлениям:

• Предотвращение химического и биологического загрязнения реки (то есть контроль за очисткой вод, стоками, борьба с нелегальными сбросами);
• Восстановление или создание искусственных мелководий (придется либо расшивать берега из гранита, либо создавать за линиями набережных искусственные камышовые заросли);
• Снижение на какой-то период рыболовной нагрузки;
• Введение новых режимов земле- и лесопользования по берегам.

Тогда мы увидим пригодные для купания пляжи на Неве и осетров под мостами?

Да, хотя первого будет достичь легче, чем второго. Однако и первая задача очень важна — посмотрите на лето этого года. Оно достаточно типично для будущего климата Петербурга, так что вопрос о том, где же купаться жителям пятимиллионного города, с каждым годом становится все актуальнее.

С осетром сложностей больше, но я думаю, что это хорошая идея, и ее многие поддержат. Рыба в Неве перестала восприниматься исключительно как добыча и пища. Теперь это приключение, яркая эмоция — с рыбой в реке фотографируются, спорт «поймай и отпусти» у нас тоже прижился. Так что я думаю, многие были бы рады, если бы Нева действительно наполнилась рыбой. Тем более, если бы вернулся осетр…

Технически все возможно — остается вопрос средств и воли. Причем воли не только властей, но и города в целом. То состояние Невы, которое мы видим сейчас, результат коллективного действия (и бездействия) и властей, и предприятий, и землепользователей, и горожан.

Как много времени может занять ревайлдинг Невы, если бы все это нашлось прямо сейчас? 

Я думаю, что весь процесс может занять 20–40 лет. Через два десятилетия можно было бы провести в Петербурге какой-нибудь всемирный конгресс спасенных рек и сказать: «О, у нас в Неве есть осетр!». Четыре десятилетия потребуется, чтобы мы были уверены, что этот результат является устойчивым.

Но первые успехи — к примеру, все та же возможность безопасно купаться в Неве — возможны уже лет через десять.