Билли Новик

Лидеру Billy’s Band уже не надо ничего доказывать – одного суперхита «Оторвемся по-питерски» хватит на годы успешных гастролей, и нет в городе другой группы, так емко отразившей бы местное раздолбайство, помноженное на нетрезвый сплин. Но Билли не почил на лаврах: в октябре он выступит с программой «Игры в Тома Уэйтса» в Театре эстрады имени Аркадия Райкина.

«Игры в Тома Уэйтса» – спектакль или концерт?

Это уже найденный нами формат музыкального изложения с вкраплением традиционных театральных мизансцен. Получается не просто концерт, а целая история, которая состоит из музыкальных номеров и межпесенных монологов, задействован даже театр теней. «Игры», понятно, основаны на переосмыслении творчества Тома Уэйтса. А вот следующий спектакль, «Блошиный рынок», и альбом, который мы готовим к весне, – это собственный материал: такой концептуально-андеграундный альбом, абсолютно неконъюнктурный, и я заранее предрекаю ему полный провал в массах, зато признание на уровне тонких эстетствующих ценителей. Это, конечно, не «Оторвемся по-питерски», от которого уже хочется отречься. Не потому, что песня плохая, – песня отличная, а потому, что тот стиль, в котором была сыграна оригинальная версия, – это, по сути, такой музыкальный постмодерн, умца-умца и «гуляй, рванина». Это совсем не то, что может быть близко сейчас мне и моим музыкантам.

Вы, наверное, свои фирменные шляпы на таких рынках и покупаете?

Конечно. И даже если шляпу уже кто-то поносил, чужие мысли, побывавшие в ней, меня только развлекут. Сколько можно в своих мыслях вариться? Но я стал жертвой собственного шляпного пиара. Раньше я приезжал на «блоху» и спокойно выбирал из двухсот шляп – теперь же их скупают толпы молодежи, а я стою и жду, когда они уйдут, чтобы не быть узнанным.

Песни будут от имени людей, которых можно встретить на «блошке»?

Не только людей, но и вещей. Задумывалась ария сломанной куклы, песни бродяг, очень унылые, но по сути христианские, основанные на том, что, может, сейчас все и плохо, но зато потом будет хорошо. В этом, несмотря на кажущуюся депрессивность, есть христианский оптимизм. (Поет голосом Картмана из South Park.) Мы будем играть христианский рок!

Вы говорите, что у вас много завистников.

Чем успешнее становится человек, тем больше у него появляется врагов, в основе чувства которых лежит, как ни прискорбно, зависть. Это люди, которые объективно обладают более высокой техникой игры, но почему-то не могут реализовать ее так, чтобы людей трогало за душу и щемило сердце. За глаза они говорят, что мы бездари и баловни судьбы, и при этом почему-то забывают, что мы четыре года подряд колбасили по восемь дней в неделю в подвалах, кабаках, ресторанах, клубах. Сам я себя баловнем судьбы не считаю, я достиг всего упорным трудом.

Вы ведь не мечтали стать музыкантом с детства?

Когда речь заходила о том, чтобы заняться музыкой как делом жизни, мой мудрый дед говорил: «Хорошо, будешь играть. Но надо же и профессию получить. Что ты, в тридцать лет будешь козлом по сцене прыгать?» Тридцать лет тогда казались концом жизни, и я видел в этих словах долю разумности.

И вы пошли по медицинской стезе. Сами решили?

Да, но у меня в роду есть медики, и я готов был заниматься этим  всерьез. Как ни странно, я окончил институт с очень неплохим общим баллом и сразу получил предложения с нескольких кафедр о прохождении ординатуры. Можно было еще пойти педиатром на участок, но я хотел спокойной работы. Патологоанатомия показалась мне привлекательной, потому что это очень уважаемая профессия: патологоанатом – это своего рода прокурор, за которым последнее слово. Врачи испытывают перед ним трепет, в чем я убедился, будучи совсем молодым специалистом. К тому же работа патологоанатома подразумевает сокращенный рабочий день и увеличенный отпуск – бытовые, но тем не менее приятные мелочи. Песни стали возникать именно тогда. Многие названия песен, концепции были созданы, когда я сидел в своем кабинете и смотрел в микроскоп.

Песня «Никогда не разговаривай с мертвецами» – это предостережение?

Со мной работала женщина, которая разговаривала с телами, пока обмывала их, одевала. А для меня это табу, путь в психиатрическую больницу.

А реальная карьера музыканта когда началась?

Когда первые заработки стали меня удивлять, я понял, что музыка может стать настоящим делом. Другой вопрос, сколько это будет длиться. На фоне личного кризиса и после долгих раздумий я пошел на этот риск. Собственно карьера началась в Германии, это были уличные выступления, которыми мы очень неплохо по тем временам зарабатывали. Поэтому когда через месяц ничегонеделанья, просто развлечения на улице, я привез из Германии шестьсот евро, я увидел перспективу.

И вы довольны тем, чего добились?

Могло быть лучше, могло быть хуже. Было много ошибок в самом начале, когда Billy’s Band только начали узнавать. В этот момент можно было подготовить более качественный материал. Тогда были настолько сырые, незрелые и в эмоциональном смысле прямолинейные песни, что многие поставили на нас клеймо, повесили ярлык и определились. Конец этому уже положен, появляются альбомы, которые меня уже устраивают, мне за них не стыдно. Первым из них был альбом «Весенние обострения» 2007 года, а последний на данный момент – это лайв-двойник «Осенний алкоджаз», его я считаю сбывшейся мечтой. У меня такой психотип – люблю осуществлять свои мечты. Если ты четко определил цель, то никуда не денешься, рано или поздно ты ее достигнешь.