Его заслуг с лихвой хватило бы на трех-четырех личностей масштабо поменьше. Он и крупнейший историк – исследователь эпохи Ивана Грозного, и литератор, пьесы которого с удовольствием ставили гранды театральной режиссуры Акимов и Товстоногов, и один из героических защитников Ленинграда, отмеченный боевыми наградами, включая ордена Красной Звезды и Отечественной войны 2-й степени.
Вы ушли на фронт в 1941 году сразу после летней сессии?
Да. В июне 1941 года я окончил четвертый курс исторического факультета, а в начале июля уже был в народном ополчении. Мне повезло, хотя на тот момент так не казалось: я в совершенстве знал немецкий, поэтому меня направили в школу военных переводчиков. На фронт я отправился только в середине сентября. Еще через десять дней нас на колесном пароходике повезли в Ораниенбаум. Так я оказался на пятачке, отрезанном от Ленинграда. События тех дней очень подробно описаны в моей повести «Приказа умирать не было». Это единственная книга о Ленинградском фронте. Правда, есть еще книга Александра Чаковского «Блокада», но она очень неточная. Например, когда немцы наступали, трамваи на отрезке от Ленинграда до Стрельны не ходили, а Чаковский пишет, что немцы в бинокль увидели приближающийся трамвай. Я ему написал письмо об ошибках, и он пообещал их исправить в следующих изданиях, но так ничего и не исправил.
Каким было поколение фронтовой молодежи? Сильно отличалось от нынешнего?
В 1940-е годы молодежь очень много знала – в основном это были дети рабочих и солдат, которым с детства внушали, что нужно учиться. Были потрясающие учителя. Тогда нельзя было не знать русского языка, писать неграмотно просто не получалось. Сегодня я преподаю в вузах и имею дело с теми, кто прошел конкурс и поступил. Но поступают они с очень слабыми знаниями по литературе и истории. Например, один из абитуриентов спросил у меня: «А кто такой инвестор Махно?» Современный юноша перепутал слово «инвестор» с именем Нестор… Другой вчерашний школьник назвал Эразма Роттердамского Оргазмом. Самая главная трагедия в том, что эту несусветную дичь несут не единичные невежды. География мест обучения таких «знатоков» – почти вся Россия, в том числе Санкт-Петербург.
Что вам больше всего запомнилось в военные годы?
В 1939 году у меня вышла книжка об обороне русских городов от нашествия Батыя, которая вошла в серию «Библиотека красноармейца». Когда я приехал на фронт, оказалось, что эта книжка есть почти в каждой землянке. А потом она вдруг исчезла. Я решил, будто книжка так понравилась, что ее отправили домой – родителям и невестам, но на деле все оказалось проще: скурили.
Чем вы занимались после войны? Трудно было вернуться к мирной жизни?
После войны я закончил истфак и поступил в аспирантуру Публичной библиотеки по специальности «Древнерусская книга». Попал в отдел рукописей, где сделал несколько интересных находок, в частности нашел список опричников Ивана Грозного и ранее неизвестную древнерусскую повесть про купца Харитона Белоулина – скорее всего, именно на ее основе Лермонтов написал «Песню про царя Ивана Васильевича и купца Калашникова». За все эти находки я был удостоен звания заслуженного деятеля науки России.
Правда, что вам удалось найти доказательство подлинности «Слова о полку Игореве»?
Подлинник «Слова», как известно, не сохранился. По словам коллекционера Мусина-Пушкина, он сгорел вместе с его московским домом в 1812 году. Из-за этого ряд ученых считали, что «Слово» – подделка XIX века, а не древнерусское произведение. Я исследовал летопись XVI века, написанную под надзором Ивана Грозного. По его указанию была переписана вся история: царь хотел доказать, что на Руси всегда было самодержавие. Из контекста этой летописи понятно, что ее редактор был знаком со «Словом» и полемизировал с ним. Значит, все вопросы о подделке отпадают.
В 1950-х годах вы написали пьесы «Опаснее врага» и «Правду! Ничего, кроме правды!», которые были поставлены режиссерами Акимовым и Товстоноговым.
Георгий Александрович Товстоногов поставил мою историко-документальную пьесу о суде над Октябрьской революцией, который проходил в США в 1919 году. Сохранилось шесть томов стенограммы. Выступали американцы, которые были в России во время Гражданской войны, и несли какую-то чепуху: якобы в Смольном сидит немецкий штаб, который управляет силами большевиков. А в театре у Николая Павловича Акимова (Театр комедии. – Прим. ред.) с огромным успехом шла сатирическая пьеса «Опаснее врага». Вышло шестьдесят три рецензии! Во время гастролей в Москве театр охраняла конная милиция. Звонил референт Хрущева, чтобы его внуку достали билет. И вдруг в тех же самых газетах, которые расхваливали пьесу, появились отрицательные рецензии: сняли Хрущева и все, что при нем было хорошим, стало плохим.
А с чего начался ваш писательский путь?
Когда мне было семь лет, в нашу парадную въехал поэт Самуил Маршак. Знакомство началось с того, что я подрался с его сыном, который не пускал меня в подъезд. С Самуилом Яковлевичем связано и мое первое «выступление» в литературе. Как-то раз Маршак собрал мальчишек на лестнице и прочитал «Мистера Твистера». Мне очень понравилось место, где Твистер ходит по гостиницам: «Улица Герцена, первый подъезд. – Нет, отвечают, в гостинице мест». И я спросил: а нельзя ли написать про наш подъезд? Так появились строчки: «Улица Пестеля, первый подъезд. – Нет, отвечают, в гостинице мест».
Комментарии (1)