Благодаря ему в русский язык вошло слово "каскадер", обозначив поначалу не профессию, а зону личного риска и авантюры. Первым его фильмом была картина "Звезда" ("Ленфильм", 1949 год). Именно ее одноименный римейк, снятый Николаем Лебедевым, получил "Нику-2002". Александр Самойлович еще и основоположник подводных фотосъемок в нашей стране. Дважды академик – Всемирной академии наук, искусств и культуры и Международной академии информатизации – по-прежнему работает в БГТУ (бывшем Военмехе). Его 75-летие почти совпадает с юбилеем города.
– Над чем работаете сейчас?
– Работал в картине Лебедева как оператор на аппаратуре собственного изобретения. Действие фильма разворачивается под Петербургом, на одной из рек, в ней по сюжету тонут люди. Именно эти моменты и то, что происходит с людьми под водой, я и снимал. По сценарию – июнь, а снимали в ноябре, при минусовой температуре. Дублировали актеров мои ученики. Это 262-й фильм, в котором я участвовал.
– Патриарх российского каскадерства мог бы оценить уровень постановки трюков в новом русском кино?
– Вместе с количеством выпускаемых картин уменьшилось и количество каскадеров. Кроме того, многие картины снимают на видео с применением компьютерных спецэффектов. Правда, в России это развито меньше, и риск остается. Но, конечно, степень его гораздо меньше. Выросло целое поколение профессиональных каскадеров, студии более охотно идут на расходы, связанные с изготовлением специальных приспособлений и декораций. Когда мы начинали, система трюков, страховок не была разработана совсем. Мы каждый раз изобретали велосипед. Если говорить об уровне, то в новом русском кино трюки стали весьма стандартными, натуралистичными, слишком много взрывов, перестрелок. Скорей всего это связано с конъюнктурой, так как система проката практически разрушена. Так или иначе, но драка уже не украшение фильма, а зачастую его основа. И уровень художественности и психологизма трюков весьма снизился.
– Я знаю, вы мемуары не пишете, но все помните. Комические случаи были?
– Расскажу трагикомический, произошел он на Баренцевом море. В 1967 году мы вели научную фотосъемку бетонных сооружений в северных портах. Экипировка была несовершенной, чуть ли не самодельные акваланги и ласты, протекающие костюмы. Я прыгаю в воду. Погружаюсь. Делаю вдох – воздуха нет. Я на одном выдохе выбираюсь наверх и говорю: "Нет воздуха". Проверяем – вроде все в порядке. Но я на всякий случай беру другой акваланг, погружаюсь, и все проходит нормально. После возвращения из экспедиции мы стали отсматривать снятый материал и видим "замечательные" кадры. Перед погружением мне открывают вентиль, я проверяю – воздух есть. Подаю условный сигнал "все в порядке". В этот момент сзади подходит капитан второго ранга, который очень стремился быть запечатленным для истории. Видит вентиль, который все крутят, перекрывает подачу кислорода, а я в это время прыгаю в воду.
– А как протекает жизнь изобретателя?
– С некоторыми огорчениями. Вместе со станцией "Мир" затопили и два изобретения, в разработке которых я принимал участие, – баню для космонавтов и уникальный спектрофотометр, созданный по идее космонавта Гречко. Георгий выдвинул гипотезу о неизвестных свойствах атмосферы Земли, которые можно наблюдать только из космоса. Когда прибор весом в 32 кг был готов, у Главкосмоса не оказалось денег, чтобы отправить его на орбиту. Отправка одного килограмма стоит 20 тысяч долларов. В американском же грузовом корабле, везущем на "Мир" их оборудование, обнаружился недогруз. И наш прибор улетел в космос контрабандой. Благодаря ему впервые были получены уникальные данные, подтвердившие гипотезу Гречко. Сейчас это изобретение выдвигается на премию Правительства РФ по науке и технике. А я работаю над новым, высокотехнологичным вариантом бани для дома, для спортсменов, для медицины, а также над подводной цифровой видеокамерой.
– Ваши супергерметичные фотоаппараты для подводной съемки так и не выпускают серийно?
– Некому. ЛОМО практически не занимается фотоаппаратурой. Жаль, "Аквакон" гораздо дешевле западных аналогов, того же "Никоноса", страшно дорогого, при этом весьма конкурентоспособен. Я сам пользуюсь им для подводных съемок.
– Сын и жена по-прежнему участвуют в трюковых съемках?
– Сын участвует, только если я его приглашаю. Он серьезный инженер, у него другие задачи. Жена после травмы позвоночника на съемках одной автокатастрофы больше не снимается. Хотя вот только что вернулись из Египта, где отдыхали вместе с семьей Жореса Алферова, она плавала с аквалангом в Мертвом море. Как отдыхает Алферов? Да он не умеет отдыхать. Сидит на берегу моря, а у него беспрестанно звонит мобильник, и он продолжает решать проблемы, которые остались здесь.
– Вы же давно дружите с Жоресом Алферовым.
– Недавно. С 1941 года. Познакомились в эвакуации, он на два года меня моложе. Наши отцы были знакомы с 30-х годов. После того как кончилась война, мы расстались и встретились в Ленинграде уже студентами. С тех пор и дружим уже без перерыва. Я был очень рад тому, что он наконец-то получил Нобелевскую премию. Он должен был получить ее гораздо раньше, так как все его открытия уже вовсю применяются человечеством. Без того, что он открыл в сфере полупроводников, никогда не было бы ни интернета, ни мобильников, ни пультов управления для телевизора, ни волоконнооптической связи, ни солнечных батарей, ни многого другого.
– Как будете отмечать 300-летие города?
– Участвую во многих праздничных программах. Например, в программах Фонда ветеранов и инвалидов спорта "Эдельвейс". Между прочим, в Петербурге олимпийских чемпионов больше, чем во всей стране. В юбилейные дни пройдут различные форумы, конгрессы, в рамках которых я читаю научные доклады.
Комментарии (1)