Марина Кацуба

Марина Кацуба

Автор ироничной, а иногда и саркастической поэтической лирики, по совместительству — менеджер школы стилистов, сняла клип на стихотворение «Самолет» и подготовила чтецкую программу «Доброе утро».

Легко сегодня быть поэтом?

Именоваться так мне кажется самонадеянным, называю себя «словородицей». Но если честно, стихи — язык, который можно вы учить, однако если он не родной, будешь говорить с акцентом. Смею предположить, что для меня это родной язык. Мне не нравится, как в 1980–1990-е исказилось отношение к поэзии. До этого были собиравшие стадионы Евтушенко, Рождественский, Пахмутова. Еще раньше — Ахматова: она шла по Невскому и люди падали от восторга. Сейчас образ поэта у масс совершенно иной. Многие мои знакомые, от клерков до глянцевых модников, представляют его пьющим оборванцем с грязными ногтями. Пора ломать этот стереотип.

Не вы ли критикуете в своих стихах культ гламура и общество потребления?

Нужно, чтобы поэта идентифицировали как человека умытого, уверенного в себе и в том, что он говорит, зачем и кому. Но не надо ни в коем случае превращать его искусство в шоу с блестками.

Расскажите про свое детство, среду, в которой выросли.

Я родилась в Петербурге, всю жизнь здесь и не планирую никуда уезжать, даже в Москву. Мама — учитель начальных классов, к тому же педагогдефектолог, папа — офицерподводник. В пять-шесть лет я уже составляла рифмованные тексты в шесть-восемь строчек и даже знала, что такое ямб. Родители слегка переусердствовали в плане моего образования: я занималась балетом, ходила в художественную школу, в кружок Союза писателей, училась играть на фортепиано. Работать начала в шестнадцать лет, корреспондентом в студенческой газете «Реакция». Писала за деньги антрепризы для КВН и стендап-комиков. Стихи сочиняла почти без перерывов: это своеобразная зависимость. Близкие не всегда готовы к твоим депрессивным или даже позитивным умозаключениям, а бумага — всегда. Попытки избавиться от потребности в творчестве были так же неудачны, как попытки замужества. Два раза разводилась, впрочем, с бывшими мужьями я в хороших отношениях.

Каким же мужчинам адресованы едкие шпильки в ваших стихах?

Образ мужчины и отношений в моих стихах — собирательный, я сублимирую в них не только личное настоящее и прошлое, но и что-то более общее, какие-то универсальные гендерные травмы. Нет, не думайте, меня вдохновляют мужчины, я люблю их, я стопроцентная гетеросексуалка. Однако надо признать, принцы повывелись — вокруг инфантильные баловни, склонные к нарциссизму и ищущие женщину-мать.

Какое образование вы получили?

В десятом классе я была очень озабочена экологией, ездила по обмену учиться в Швецию, написала большую работу про мусорный завод, с предисловием из Стругацких: «Ты должен сделать добро из зла, потому что тебе больше не из чего его сделать», — и меня были готовы взять на журфак МГУ вне конкурса. Но отец, имевший на меня сильное влияние, сказал: «Из нескольких тысяч инженеров могут себя обеспечить восемьдесят процентов, а из нескольких тысяч гуманитариев на это способна четверть или треть. Поэтому первое твое образование будет техническим». Я поступила в Университет растительных полимеров, на факультет экологии. Если множество видов физики еще как-то тянула, то на третьем курсе, когда начались занятия по сопромату, сломалась окончательно. Поссорившись с папой, поступила в Академию культуры, на режиссерский. Училась там три дня. Мне сказали: вам не надо быть ни режиссером, ни актрисой — надо сочинять, и все. После этого, уже работая в пяти местах, я перевелась в Высшую школу приватизации и предпринимательства и посещала лишь три предмета, которые были мне интересны.

Как сочетали поэзию с деятельностью в рекламе?

Когда мне было девять лет, мы с мамой часто видели возле Аничкова моста бедно одетую интеллигентную женщину с табличкой: «Меняю стихи на хлеб». Мама говорила: «Ты будешь стоять здесь же, если не определишь в жизни приоритеты». И я усвоила: ты можешь рисовать, писать стихи, петь, но должен найти средства себе на хлеб. Если не готов продавать творчество, подстраиваясь под формат, — а я свои стихи не продаю, — то будь любезен писать другие буковки, в той же рекламе или глянцевой журналистике. Если ты пишешь рекламу, ты ее обездушиваешь, и это просто работа. Правда журналистика — промежуточный вариант: высказываешься от своего лица, но тебя давят заданные тема и формат. Сейчас, став менеджером в Школе стилистов Гоши Карцева GOSH! и DA! School Дениса Гуляева, я нашла баланс: занимаюсь коммерческими проектами, но они связаны с созданием творческих образов, тружусь рядом с теми, кого люблю я и кто любит меня, ощущаю себя собой.

Вы занимаетесь и социальными проектами?

В рамках арт-клуба «Болт», а потом и сама по себе я уже довольно давно занимаюсь с детьми с ограниченными возможностями. Благодаря помощи моей мамы-педагога у меня есть целая программа с играми и рифмами. Она построена на возрастании сложности: загадки, стишки, потом совместное творчество.

У вас есть кумиры, авторитеты?

Все мои литературные кумиры уже мертвы. Со школьных времен любимые поэты — Ричард Бротиган и Чарльз Буковски. Они писали от безвыходности, не выбирали себе такую судьбу. Если же человек что-то пытается выдумать, часто получается графомания и поздравления на открытках.

В поэтические перформансы Кацуба часто приглашает музыкантов: в программе Gospel ей аккомпанировал участник регги-группы Alai Oli Дмитрий Лаврентьев, «Доброе утро» подготовлено с клавишником «Animal ДжаZ» Александром Заранкиным. Режиссером клипа «Самолет» стал стилист Гоша Карцев. В 2010 году Марина победила в «Битве поэтов» — конкурсе петербургского телеканала «100 ТВ».