Сергей Давыдов

Как сыну военного удалось отстоять свои интересы перед родителями и стать клоуном?

Я думаю, родители до сих пор сомневаются в моей профессии – с самого начала им не нравилось то, что я делаю. Но давления со стороны отца не было, просто однажды наступил момент, когда я стал взрослым и меня уже не могли вести за ручку. В шестнадцать лет начал практиковать йогу и изучать пантомиму, а после школы мы с другом открыли свой театр. До этого я два года работал фрезеровщиком, мне, кстати, очень нравилось.

Вы выступаете в Европе, ваши спектакли собирают сотни зрителей. Считаете себя знаменитостью?

Такие мысли меня мучили, когда мне было лет двадцать пять. Тогда я мечтал работать в театре Ран Лак в Париже, в котором выступали все великие клоуны. В 1998 году мечта исполнилась. Со временем планка собственных достижений размылась. Уже нет задачи стать знаменитым, хочется найти ту качественную грань, идти дальше в профессии. Не пиариться. Известность – это же несвобода. Если на улице узнают – все, это беда. А я люблю ездить в метро. У меня много знаменитых друзей, и они страшно нервничают в людных местах. К ним пристают, липнут. По-моему это лишнее.

Для многих клоун – это красный нос, цветные штаны, большие ботинки. Кто он на самом деле?

Клоун – это философ, который как ножом разрезает ситуацию и показывает ее с обеих сторон. Представьте, как в чистую воду попадает краска, и когда она расходится по воде, появляются разные рисунки. Так вот, задача клоуна только капнуть краску, а все остальное сделает воображение зрителя. Беда нашего времени в том, что люди не хотят вникать в проблему. Телепередачи с кухонным юмором очень близки публике, но к клоунаде они не имеют никакого отношения. Задача и художника, и актера – заставить зрителей рассуждать, анализировать. Насмешить – не это главное, иногда зрители не смеются, но чувствуешь, что есть понимание, и это здорово. А бывает наоборот: публика хохочет, а тебе от этого как-то гадко, что ли, даже злишься на нее. Так и хочется спросить: «Что ж ты смеешься то?»

Спрашивать не приходилось?

Не совсем спрашивать. В театре, во время спектакля, когда кто-то начинает смеяться, я его выбираю и начинаю с ним работать через акценты: на любую его реакцию я буду поворачиваться, взаимодействовать с ним. Клоун – он же еще и психолог. Надо знать, как подойти к публике, найти контакт.

Часто импровизируете во время спектаклей?

Конечно! Каждое выступление проходит по-разному. Как-то на фестивале в Нюрнберге наш театр выступал под открытым небом. Стояла большая сцена, около тысячи стульев для зрителей. В десять вечера начали спектакль, все хорошо. Проходит примерно час, и тут начинается ураган! Люди принялись убегать, прятаться, а потом смотрят – мы продолжаем играть, как ни в чем не бывало. Зрители начали возвращаться, чтобы досмотреть. Мне по сценарию надо было запрыгнуть на пианино, а его уносит, и я качусь на нем, как на сноуборде! Такое запоминаешь надолго.
А на фестивале в Авиньоне у нас было двенадцать выступлений, и в самый важный и ответственный день нам помогли мотыльки. В зале сидели двести человек и все профессионалы, которые смотрят на тебя злым взглядом. Начинаем спектакль, гаснет свет, лучи прожектора направлены на нас, я сижу за пианино, сзади меня стоит человек, а вокруг него летают мотыльки. Волшебная картина! Барьер между сценой и залом исчез с самого начала.

Что сейчас происходит в вашей карьере?

В конце октября в Москве состоялось открытие нашего Театра Клоунады Tall Brothers. С черно-белыми, скорее даже серо-белыми портретами великих клоунов во всю стену, зрительным залом на двести мест и театрально-цирковой школой, которую мы в шутку называем – «фабрика по производству Бастеров Китонов». Недавно отсняли с продюсерским центром Gazgolder фильм «Клубаре», в него вошли зарисовки с нашим театром.

Как за тридцать лет изменился цирк?

За тридцать лет цирк убили. Совсем. Назвать клоуном политика сегодня стало обычным делом, но к профессии то это не имеет никакого отношения! Цирк как искусство, охватывает и балет, и уличные театры, и пантомиму – любые жанры. Манеж открыт для всех и, чтобы его возродить, в первую очередь надо вернуть думающую публику, которая была в цирке когда-то. Почему-то все считают, что цирк нужен только детям. И чтобы им было интересно, в сегодняшних программах почти всегда есть животные. Как-то на Цветном бульваре мы делали шоу, в котором участвовали только двенадцать клоунов. К администратору подходили с жалобами, спрашивали, почему только клоуны? Где собаки, медведи, слоны? Публика была совершенно не готова к такому представлению.

Какую профессию выбрали бы, если не стали клоуном?

Архитектор. Опыт есть – дом я себе построил, иногда помогаю друзьям, за счет дизайна уменьшаю стоимость проектов. Но это хобби, чтобы заниматься профессионально, надо уделять делу очень много времени. На первом месте у меня все же театр.

Текст: Ирина Баширова