Александр Кузнецов: «Никаких "случайно повезло" не бывает, но удача мне сопутствовала»

Мы так быстро договорились об этом интервью — показалось, что вы легки на подъем. Это верное ощущение?

Неверное. Я абсолютно легкий на подъем, когда доверяю людям, которые мне что-то предлагают. Но если мне хоть что-то не нравится, то со мной будет невозможно договориться. И это никак не связано со сложным характером. Это связано с необходимостью отстаивать свою позицию в стране, где нет системы кино, потому что если не отстаивать, то эта система и не появится. А если система не появится, то не появится и большое кино.

В вашем растущем успехе есть какая-то закономерность? Как вы рассуждаете: «Случайно повезло» или «Да, я добился»?

Я все детство читал биографические книги про людей, которых считаю своими ориентирами. Мне было интересно, как росли, как работали и работают Курт Кобейн, Фредди Меркьюри, Мэтт Беллами, Джек Уайт, Киллиан Мерфи, Том Харди, Брэдли Купер, Брэд Питт, Райан Гослинг, Хоакин Феникс. Какие у них были неудачи, как они отказывались от ролей и соглашались на них. Главная мысль, которую я вынес из изученного материала, — никаких «случайно повезло» не бывает. Но удача мне сопутствовала, да.

Вы родом из Севастополя. Многие люди говорят про свой родной город: «Там не было никаких возможностей». Другие, напротив, отзываются с ностальгией. Как с этим у вас?

Севастополь этически, эстетически, культурно, визуально, звуково на 100% не соответствовал тому месту, где я хотел бы расти. Этот город для меня был как дом Дурслей для Гарри Поттера, где он ночевал под лестницей и воспитывал в себе какие-то качества. Я выстроил внутренний Хогвартс благодаря книгам, музыке, фильмам. Сделал своими друзьями The Beatles, Джорджа Лукаса, Квентина Тарантино — я действительно чувствую с ними какую-то странную родственную связь, потому что в детстве они как будто меня воспитывали.

Вы поступили в Институт имени Щепкина в Москве, потом поехали в Киев в цирковое училище, затем вернулись в Москву... Неожиданные метания для такого человека, как вы, который вроде конкретно знает, что ему нужно.

Это кажется, что я очень конкретный, а вся конкретика — как раз результат метаний. Я ездил по маршруту Москва — Киев — Севастополь — Москва ради того, чтобы в итоге поступить на бюджетное обучение в театральный институт в Москве. У меня же было украинское гражданство, а с ним нельзя было учиться на бюджете. У моей семьи никогда не было таких денег. Но родители у меня прекрасные, безумно меня любят и, несмотря на то что с трудом тогда понимали мою профессию, были готовы продать все что угодно, чтобы помочь, — но я бы никогда такую помощь не принял. Поэтому и носился туда-сюда в поисках способа учиться на бюджете. В итоге нашел какую-то странную программу — и стал первым с 1991 года человеком с украинским паспортом, который был принят на бюджет в театральный институт. Это был переломный момент. Я его осознал, когда пришел на режиссерский факультет в ГИТИС, получил студенческий и попал на капустник. Самая крутая вещь на режфаке — капустники, принимающие и провожающие. Нас принимал тот курс, на котором учились Паль, Молочников и Петров. По какой-то странной случайности они сделали нам капустник в стиле мира Гарри Поттера — ГИТИС был Хогвартсом. Он начинался с того, что человек с тележкой из «Ашана» с разбега врезался в стену, чтобы попасть на платформу 9 3/4, Паль был Волан-де-Мортом, с обклеенным скотчем лицом, и в конце его поднимали под потолок на каких-то веревках и он говорил: «Первый курс, мой пол!» Это была традиция. Мы помыли пол, все ушли, а я остался один на сцене и заплакал. Я пытался ощутить и запомнить этот момент. Я сделал все, что мог, был честен со вселенной и получил то, что хотел. С того момента стараюсь всегда придерживаться этого правила.

Какой фильм был для вас переломным? Фэнтези-боевик Рустама Мосафира «Скиф»?

Переломным был как раз тот момент на сцене ГИТИСа, а «Скиф» был уже результатом моих действий. Я окончил институт в 2015 году и попал в МХТ имени Чехова, во что никто не верил. Стою на сцене МХТ и понимаю: это следующий этап, все работает. Я играю главную роль в «Бунтарях» Молочникова, поставил спектакль «Игроки», начинаю ставить свою панк-рок-«Одиссею». Дальше мне прилетает возможность сняться в «Скифе». Идеальный сценарий, рыцари, сражения, все как надо. Но мне говорят: «Либо театр, либо кино». И я ушел тогда, искренне извинившись, от Константина Богомолова, у которого должен был играть одну из ролей в «Драконе». Потому что кино — это кино. Дальше были «Кислота», «Лето». Тогда я уже в третий раз стоял на воображаемой сцене и понимал: работает. Потому что снова рискнул и был честен. Надо идти дальше. Год назад я понял, что можно сыграть 200 главных ролей и ничего не поменяется, — надо выбирать только идейные гигантские проекты. А это суперсложный переход, потому что все начинают говорить: «Зазнавшийся актер, с которым тяжело работать». Тогда я решил: значит, время налаживать иностранную историю. Съездил на фестиваль Subtitle в Ирландии и на Берлинале, нашел британского агента и немецких партнеров, подтянул английский. Получил роль во французском проекте «Мой легионер», в России — в «Сердце Пармы». И недавно я в четвертый раз стоял на воображаемой сцене и думал: только так. Надо продолжать рисковать, несмотря ни на какой страх.

Текст: Андрей Захарьев

Фото: Георгий Кардава