Как составители «Литматрицы» создали альтернативный учебник по литературе

книги

За пять лет составители проекта «Литературная матрица» подготовили четыре тома: «XIX век», «XX век», «Советская Атлантида» и «Внеклассное чтение». Этот альтернативный учебник русской литературы написан не литературоведами, а современными писателями об их коллегах из прошлого: Людмила Петрушевская пишет в ней о Пушкине, Александр Секацкий — о Гоголе, а Александр Терехов — о Солженицыне.

Зачем вы все это затеяли?

Вадим: Это еще одна попытка оживить классиков, чтобы они не слишком бронзовели. Как у Бродского: «С амальгамы нас соскребет какое-нибудь дитя». Хотелось потрясти соломенную куклу литературы, чтобы в ней снова потекла живая, горячая кровь. И нам показалось, что это хороший способ попытаться так сделать: дать эту классику для анализа современным активно работающим писателям самых разных возрастов и степени известности, чтобы они без особого литературоведческого пиетета попытались с ней повзаимодействовать.

Павел: Лично меня эта идея привлекла своей дерзостью: с детства нравилось что-нибудь ломать, а в данном случае шел явный слом иерархий. Ведь в литературоведческой среде, чтобы написать, скажем, о Пушкине, надо такую честь заработать. Здесь же на глазах у всех мы проделывали такой фокус-покус, когда написать о великих могли себе позволить те, кому это «недозволительно».

Вадим: Мы специально просили авторов иметь в виду, что книга для школьников, и людей это немного расслабляло. Если тебе предлагают написать о Достоевском, сразу думаешь: ой, как же я буду говорить про Достоевского после Бахтина? Когда же перед тобой задача рассказать о Федоре Михайловичу подрастающему поколению, ты как-то более спокоен. При этом я делал оговорку, что подросток, как существо чувствительное к фальши, терпеть не может, когда с ним сюсюкают, — это сразу отвращает от текста. Разговаривать с ним нужно по-взрослому, сложно, даже если он что-то не поймет, то найдет, поспрашивает.

Какие еще задачи вы ставили перед авторами?

Вадим: Я писал подробные, длинные техзадания, в которых просил, чтобы это был не отстраненный взгляд с неба, а очень личное восприятие Лермонтова, Толстого, Тютчева. Чтобы можно было что-то понять не только о Лескове, но и об авторе текста. Еще Виктор Леонидович Топоров, придумавший само название «Литературная матрица», сформулировал, что должен получиться не Пушкин, а «Мой Пушкин» — по аналогии с цветаевским очерком.

Светлана: Нашей второй целью было представить читателю карту современной литературы.

Этого удалось добиться?

Павел: Каждый автор раскрывает себя — уровень своего погружения в материал, умение изложить собственную мысль и взгляд.

Светлана: В статье Владимира Шарова о Платонове можно представить себе всего Шарова, которого к тому времени я как прозаика не знала. Это сейчас я уже прочла его роман «Возвращение в Египет» и поняла, что мировоззрение автора, его стилистика, способ, которым он развертывает текст, в полной мере были раскрыты в этой его статье.

Вадим: И это справедливо для абсолютного большинства статей.

Как распределялись обязанности внутри вашей команды?

Павел: Мы с Вадимом осуществляли связь с авторами — подбирали их и занимались первичной редактурой, а Светлана уже проходилась по ним тяжелым катком. Практически по всем.

Светлана: Когда мы редактировали книгу, то играли с Вадимом в игру «плохой редактор — хороший редактор». Вадим, когда авторы возмущались, спорили с моими деликатно высказанными предложениями, разводил руками и говорил: «Слушай, мне все нравится. Ты так классно написал — ни убавить, ни прибавить. Но ничего не могу поделать со Светланой, она все-таки была моим преподавателем на филфаке в Университете. Подумай еще раз». Надо сказать, что со всеми авторами работа была принципиально разной. Одной из лучших была статья Александра Терехова о Солженицыне. Когда он ее нам прислал, то на три дня уехал на дачу и выключил телефон: был полностью уверен, что текст не понравится, потому что он абсолютно не в формате школьного учебника, это эссе — авторский взгляд на Солженицына. Но я попросила у него разрешения только кое-где расставить точки с запятой, чтобы разгрузить синтаксическую структуру предложения, и написать к тексту комментарии — их в итоге несколько десятков, и они занимают двенадцать страниц. Во всех остальных случаях мы старались ни в коем случае не грузить наших молодых читателей сносками, но здесь внести объяснения в текст было невозможно, иначе вся магия разрушилась бы. Однако и показать читателю, почему Терехов называет писателя то Солж, то Морж, нужно было обязательно.

Список героев и авторов формировался сложно?

Светлана: С героями первых двух выпусков все было просто: мы взяли тот набор классиков, который входит в школьную программу. Что же касается тех, кто о них писал, то каждый из нас предлагал свои кандидатуры, мы их обсуждали.

Вадим: Мы думали, кого было бы интересно пригласить написать об Островском, а кого — о Блоке.

Светлана: И так уж получилось, что поначалу случались замены. Так, полностью раскрывшая тему статья Наталии Курчатовой о Куприне, вошедшая в сборник, — это работа уже третьего по счету автора, тексты двух предыдущих нам не подошли.

Павел: Кто соглашался на работу первым, за тем и оставался приоритет. Постепенно классиков разбирали по рукам, круг их становился все уже, поэтому те, кто подключался в финале, имели ограниченный выбор.

Вадим: В «Советской Атлантиде» и во «Внеклассном чтении» был уже принципиально другой выбор героев, потому что никакой утвержденной школьной программы нет. Мы звонили автору, которого хотели привлечь, и спрашивали, о ком бы он хотел написать. Люди брались размышлять о тех, кто им дорог и люб. Когда мы готовили первые два тома, никто еще не понимал, что такое «Литматрица», а после успеха этих книг не осталось никого в литературной среде, кто бы не слышал про этот проект.

Павел: Те, кто отказывался от участия в первых двух томах, не пони мая, что из этого получится, с радостью брались за работу в последующих двух. Особенно учитывая, что каждый автор «Советской Атлантиды» мог предложить своего героя:того, кого он считает несправедливо забываемым, уходящим в темные воды Леты. «Внеклассное чтение» — книга о том, что за бортом школьной про граммы осталось большое количество совершенно блестящих писателей, про которых язык не поворачивается сказать «писатели второго ряда». Конечно, это несогласие было отправным пунктом создания последнего тома «Литматрицы».

По вашим оценкам, кто ваш читатель? Это действительно школьники?

Павел: Студенты-филологи проявляют очень большой интерес, педагоги-словесники. Например, представители Педагогического университет имени Герцена очень активно себя вели на презентациях каждого тома — выступали с советами, вопросами, пожеланиями. Ока зались очень заинтересованными читателями. Были школы, которые закупали книги на целый класс в качестве факультативных пособий.

Светлана: Это такие школы, в которых есть хорошие учителя. На пример, словесники предлагают ребятам прочитать статью Сергея Шаргунова о Грибоедове из нашего первого сборника и сопоставить его точку зрения с мнением Петра Вайля и Александра Гениса в их «Родной речи».

Наверняка, были статьи, которые лично вас поразили авторской трактовкой.

Светлана: Меня совершенно восхитила статья Майи Кучерской о Некрасове. Она показала поэта так, как его не представлял никто и никогда, — как певца смерти, а вовсе не народного горя. Как человека, сделавшего такой маркетинговый ход — воспевать страдания обездоленных, потому что это было востребовано читающей публикой. И именно потому, что такой Некрасов показался бы однобоко поданным, нам пришлось заказать вторую статью о поэте другому автору — Александру Мелихову, который к нему относится совершенно иначе.

Вадим: А я относился к Солженицыну с некоторым опасением, и как раз Александру Терехову удалось убедить меня в том, что он был на много лучше, чем я думал о нем раньше.

Павел: То же самое я мог бы сказать о статье Максима Кантора о Петре Чаадаеве, который традиционно воспринимался как флаг либеральной российской мысли. Кантор же воспевает его с другой стороны, как серьезного религиозного философа, основываясь не только на известном первом «Философическом письме», но и на семи последующих, развивающих его мысли. Не то что у школьников, у взрослых людей нет времени пройти этим путем от письма к письму. А Кантор это сделал и сместил ракурс взгляда на писателя.

Многие статьи «Литматрицы» написаны так, что возникает желание скорее бежать и перечитывать классиков. Какова читательская реакция?

Вадим: Я слышал много положительных отзывов, в том числе и схожих с вашим. Но были и не самые восторженные отклики — например, от литературоведа Игоря Николаевича Сухих.

Светлана: Игорь Николаевич, помимо того что он замечательный литературовед, еще и автор очень хорошего учебника по русской литературе для десятого и одиннадцатого классов. В статье в журнале «Звезда» он первым сказал, что со времен выхода «Прогулок с Пушкиным» Андрея Синявского не было такого громкого и обсуждаемого события, как появление «Литературной матрицы». Мы устроили с ним дискуссию в книжном магазине «Порядок слов», которая получилась очень жаркой и пылкой, слушатели чуть окна не повыносили, при том что мы с Игорем Николаевичем коллеги по филологическому факультету и вообще дружим,то есть это была такая игра. Во время дискуссии он настаивал на том, что собранные нами книги ни в коем случае не учебник.

Павел: Но ни мы, ни авторы, ни издатели на этом статусе и не настаивали.

Вадим: Это была игра в учебник. С первыми двумя томами все давно понятно: их мы допечатывали дважды, хотя возможности издательства «Лимбус Пресс» далеко не так велики, как у гигантов вроде АСТ и «Эксмо». Тем не менее удалось сделать эти книги бестселлерами.

Павел: Они были лидерами продаж в нескольких магазинах Москвы и Петербурга, и мы бы с радостью сделали очередной тираж, но за те пять лет, которые прошли с момента старта проекта, у нас закончились права на многие статьи. И сейчас нам нужно возобновить этот процесс, а заключать договоры с десятками авторов — это серьезная история.

Текст: Виталий Котов
Фото: Петр Титаренко
Стиль: Вадим Ксенодохов
Визаж: Ася Кабакчи
На Вадиме Левентале: все Paul Smith (Bosco Family), на Павле Крусанове: сорочка и пиджак Brunello Cucinelli (Brunello Cucinelli), на Светлане Друговейко-Должанской: пальто Agnona («Кашемир и шелк»), сорочка и брюки Max Mara (Max Mara).
Благодарим за помощь в организации съемки пресс-службу ФГУП «Почта России» и лично Дмитрия Макаренко