Дмитрий Быков о Мопассане: «Мнение, что его в жизни больше всего интересовал секс, — заблуждение»

Ги де Мопассан

Завещание Мопассана

 Всякий раз, когда мы говорим о Мопассане, непременно возникает чувство какой-то двусмысленности. Для большинства читателей Мопассан ассоциируется с темой любви, с темой чего-то неприличного, запретного. Мопассана старательно прячут от детей. Мое преимущество было в том, что мне его, наоборот, лет с одиннадцати подкладывали, ореола запретности вокруг него для меня не было. Но вот в чем парадокс. Мопассан далеко не исчерпывается комическими новеллами про адюльтер, трагикомически-издевательскими новеллами про нормандских крестьян, философскими размышлениями о путешествиях — травелогами вроде «На воде» (1888). О чем бы Мопассан ни говорил, за его прозой стоит нечто гораздо большее, гораздо более значительное. Точно так же как когда Чехов рассказывает нам о неловких и по большей части малосимпатичных интеллигентах своего времени, он хочет сказать нам о чем-то большем. Словно какой-то мощный источник света стоит возле этих жалких и смешных людей, какая-то огромная вертикаль размещена рядом. В этом причина и близости писательской манеры Чехова и  Мопассана, и  некоторого взаимного отталкивания: Мопассан Чехову был бесконечно интересен и при этом активно неприятен по большей части.

Сходство их и родство заключается еще и в том, что истинная тема их творчества от нас всегда полускрыта, больше того, никогда не обозначена. Чехов — певец конца русского мира, за которым должно настать что-то прекрасное, певец ожидания утопии: вот когда-нибудь настанет прекрасная жизнь, которая отменит жалкие страдания чеховских героев. А вот какова главная мопассановская тема, которая не дает ему остаться в  нашем сознании только певцом любовных смешных неприятностей? 

Мопассан начал писать довольно поздно. Вернее, писать он начал рано, но писал очень плохо примерно до тридцати лет. Пока в тридцать один год он не напечатал в альманахе «Меданские вечера» повесть «Пышка», никто его всерьез не принимал. Потом сборник новелл-очерков «Воскресные прогулки парижского буржуа» того же 1880 года заставил о нем заговорить. Но из раннего Мопассана до нас почти ничего не дошло, кроме отдельных упоминаний в  письмах, трех десятков стихов, довольно посредственных, и повести «Доктор Ираклий Глосс», многословной, неостроумной и  несколько хамской. Посвящена она проблеме переселения душ, которая с самого начала Мопассана очень интересовала, так что, пожалуй, религиозная тема у  Мопассана есть. Но мне еще не удавалось найти писателя, который бы искренне не принимал Бога, который бы дурно относился к  Христу. Даже Ницше про него хорошо сказал. И  Пастернак думал, что борется с Христом, а всего лишь подходил к нему с другой стороны и не дошел совсем чуть-чуть.

И темы греховности любви я у Мопассана не вижу; наоборот, любовь у него — грех простительный, уж если на то пошло. У  Мопассана, как у  Алексея Балабанова: один роман для публики, один для себя. Для публики написан «Милый друг» (1885), для себя — «Пьер и Жан» (1888). Для себя написана «Сильна как смерть» (1889), а для публики — «Наше сердце» (1890). Если в романе «Сильна как смерть» доказывается, что любовь есть одна из приятных разновидностей смерти, то в «Нашем сердце» доказывается всего лишь, что любить надо двух женщин: когда у одной плохое настроение, с другой можно утешиться. Я  же думаю, Мопассан понимал любовь как единственный способ приблизиться как-то к  Богу. Василий Васильевич Розанов говорил, что человек во время любви или животное, или Бог. Так вот, мнение, что Мопассана в  жизни больше всего интересовал секс,  — это заблуждение очень распространенное и очень от истины далекое. 

С темой безумия тоже сложно. Само безумие Мопассана началось в 1891 году, до этого у него были произведения, только навеянные страхом безумия, как, например, рассказ «Рука» (1883), или «Волосы» (1884), или «Ночь» (1887), когда герой бродит по Парижу и понимает, что город вымер, или рассказ «Кто знает?» (1890). Но это, скорее, из области обычных кошмаров впечатлительного человека.

Рискну сказать, что главная тема Мопассана  — это конец истории, конец человека и  второе пришествие Христа. В  новелле «Орля» (1887) Мопассан говорит нам, что человек вообще не главное существо на Земле. 260 Иностранная литература: тайны и демоны В первой редакции новеллы после рассказа своего пациента врач заключает: «Не знаю, безумец ли этот человек, или безумцы мы оба… или… или и  впрямь явился на землю наш преемник». Человек  — промежуточный этап эволюции, на смену ему пришло неведомое существо — и это сквозная и наиболее мучительная тема Мопассана. Мыслью о  несовершенстве проекта человека, эсхатологическими настроениями человечества проникнуто все творчество Мопассана. 

В основе мопассановского мировоззрения лежит катастрофа 1870–1871 годов  — поражение Франции во Франко-прусской войне. Мы склонны обычно недооценивать масштаб этой катастрофы: подумаешь, проиграли бошам; зато была Парижская коммуна, потом построили церковь Сакре-Кер (Святого Сердца, то есть Сердца Христова) во искупление своих грехов; зато Франция конца XIX – начала XX века — это родина потрясающего культурного взрыва, родина декаданса, родина импрессионизма и  так далее. Очень немногие догадываются о непреодолимом характере этой катастрофы. Недаром роман Эмиля Золя о 1871 годе называется «Разгром», а самый эсхатологический поэт Франции, поэт, который острее всего почувствовал этот конец мира, Артюр Рембо, после 1873 года замолчал. И молчание Рембо гораздо красноречивее, чем мог бы он написать. Гораздо красноречивее, чем все, что написали Верлен, Малларме, Тристан Корбьер и другие.

Для Мопассана, ушедшего на Франко-прусскую войну добровольцем (он участвовал даже в боях), это было концом французской истории. И  все, что написал Мопассан в очень короткий период своего творчества, — за десять лет он выпустил тридцать книг и сжег себя этой безумной работой, — это хроника упадка и распада, это хроника конца человечества.

Согласно библейскому учению, концу света предшествует второе пришествие Христа. В ожидании его и заключается причина безумия многих интеллектуалов. «Распятый»  — подписывал последние свои письма Ницше и обрел адекватный отклик только в другом безумце: ему всерьез отвечал Август Стриндберг, тоже сумасшедший. Вот удивительное понимание безумцев, которые уважают безумие друг друга. Третий завет, или второе пришествие Христа, и есть главная тема литературы конца XIX века, то, о чем всю жизнь пытался написать Мопассан.

К началу ХХ века только очень оптимистичные либо очень душевно глухие люди полагали, что наступает век социального прогресса, наступает век техники и  новых социальных форм жизни. Так полагали многие мыслители России, потому что нация русских достаточно молодая и  для нее думать о  смерти противоестественно. А вот старая Европа думает именно о том, что подступают испытания библейского характера и библейского масштаба. Человечество не может больше справляться с демонами, которых разбудило. Человечество не в  состоянии больше управлять собой.