Художник по костюмам большинства фильмов режиссера Алексея Балабанова, в том числе нашумевшей премьеры по повести Михаила Булгакова «Морфий», лауреат кинематографической премии «Ника», находит вещи для картин на блошиных рынках, в антикварных лавках или создает из фактурных материалов.
В детстве я сидела с тетрадкой в клеточку и в каждой клеточке что-нибудь рисовала. Так и заполняла тетрадку целиком. С тех пор мой принцип: деталей должно быть много, и они должны быть тщательно продуманы и прорисованы. Если в историческом фильме чулки не из той эпохи, то разрушается пространство картинки.
Начинать работу надо со сбора материала, снов и эскизов. Эскизы в кино обязательны, они выражают твое восприятие, твои идеи, а это самое главное. Фильмы, действие которых происходит примерно в одно и то же время, могут иметь разное стилистическое решение. Это зависит от желания режиссера и твоего видения. В картине о Петербурге начала XX века «Про уродов и людей» нужно было передать целлулоидность персонажей, вырезанных из старых фотографий и существующих на плоскости. А в «Морфии» – ленте по мотивам одноименной повести Михаила Булгакова о враче, приехавшем в феврале 1917-го из Москвы в земскую больницу под Угличем, – хотелось добавить немного архаики, но при этом чтобы она была исторически справедливой и жизненной. Мы совмещали антикварное пространство Углича, стиль местного населения и наши достройки и дошивки. Важна слаженная работа всей команды, как в оркестре: если один музыкант сфальшивит, то весь концерт пропадет.
Я стараюсь использовать старые вещи. Для картины «Груз 200» побиралась по соседям на даче. Все то, что употреблялось как половые тряпки да коврики для вытирания ног, постирала и надела на актеров. Живенько получилось.
Самые сложные костюмы были для фильма Алексея Балабанова «Река», о колонии прокаженных в глухой якутской тайге. Мы варили в чанах масло с салом, окунали туда мех, потом сверху мазали яйцами и овсянкой – получалась чудесная фактура.
Создание образов – это сладостный сон, постепенно переходящий в реальный кошмар.
Минус моей работы заключается в том, что нет интересных сценариев и талантливых режиссеров. Пяти, шести человек на всю Россию маловато.
С самыми крутыми режиссерами работать проще всего, так как получаешь огромный энергетический посыл. Они не позволят тебе опозориться, потому что не бывает хорошего кино при плохих костюмах.
Для меня главное – понять, чего хочет режиссер. Не могу работать в так называемом продюсерском кино. У меня старая школа, я через корифеев прошла и большое спасибо говорю им все время. Режиссеры Виктор Титов, Семен Аранович, Владимир Бортко многое мне дали в профессиональном плане, каждый по-своему. Титов научил меня раскрепощаться, не бояться зрителя и делать все так, как чувствую я. Семену Давидовичу благодарна за то, что привил мне любовь к деталям, которыми можно подчеркивать характер человека, а Бортко показал мне, как надо работать с серьезными, требовательными артистами, добиваться взаимного уважения.
Моя последняя работа – над кинокартиной «Я» режиссера Игоря Волошина. Отличный парень, яркая работа. «Я» – биографическая вещь об умерших друзьях, которых погубили наркотики.
В детстве я сидела с тетрадкой в клеточку и в каждой клеточке что-нибудь рисовала. Так и заполняла тетрадку целиком. С тех пор мой принцип: деталей должно быть много, и они должны быть тщательно продуманы и прорисованы. Если в историческом фильме чулки не из той эпохи, то разрушается пространство картинки.
Начинать работу надо со сбора материала, снов и эскизов. Эскизы в кино обязательны, они выражают твое восприятие, твои идеи, а это самое главное. Фильмы, действие которых происходит примерно в одно и то же время, могут иметь разное стилистическое решение. Это зависит от желания режиссера и твоего видения. В картине о Петербурге начала XX века «Про уродов и людей» нужно было передать целлулоидность персонажей, вырезанных из старых фотографий и существующих на плоскости. А в «Морфии» – ленте по мотивам одноименной повести Михаила Булгакова о враче, приехавшем в феврале 1917-го из Москвы в земскую больницу под Угличем, – хотелось добавить немного архаики, но при этом чтобы она была исторически справедливой и жизненной. Мы совмещали антикварное пространство Углича, стиль местного населения и наши достройки и дошивки. Важна слаженная работа всей команды, как в оркестре: если один музыкант сфальшивит, то весь концерт пропадет.
Я стараюсь использовать старые вещи. Для картины «Груз 200» побиралась по соседям на даче. Все то, что употреблялось как половые тряпки да коврики для вытирания ног, постирала и надела на актеров. Живенько получилось.
Самые сложные костюмы были для фильма Алексея Балабанова «Река», о колонии прокаженных в глухой якутской тайге. Мы варили в чанах масло с салом, окунали туда мех, потом сверху мазали яйцами и овсянкой – получалась чудесная фактура.
Создание образов – это сладостный сон, постепенно переходящий в реальный кошмар.
Минус моей работы заключается в том, что нет интересных сценариев и талантливых режиссеров. Пяти, шести человек на всю Россию маловато.
С самыми крутыми режиссерами работать проще всего, так как получаешь огромный энергетический посыл. Они не позволят тебе опозориться, потому что не бывает хорошего кино при плохих костюмах.
Для меня главное – понять, чего хочет режиссер. Не могу работать в так называемом продюсерском кино. У меня старая школа, я через корифеев прошла и большое спасибо говорю им все время. Режиссеры Виктор Титов, Семен Аранович, Владимир Бортко многое мне дали в профессиональном плане, каждый по-своему. Титов научил меня раскрепощаться, не бояться зрителя и делать все так, как чувствую я. Семену Давидовичу благодарна за то, что привил мне любовь к деталям, которыми можно подчеркивать характер человека, а Бортко показал мне, как надо работать с серьезными, требовательными артистами, добиваться взаимного уважения.
Моя последняя работа – над кинокартиной «Я» режиссера Игоря Волошина. Отличный парень, яркая работа. «Я» – биографическая вещь об умерших друзьях, которых погубили наркотики.
Комментарии (0)