На одной из закрытых вечеринок в рамках Петербургского экономического форума выступил Брайан Ферри. Некогда — глэм-икона, ныне — образец высокого стиля, певец, который вскоре разменяет восьмой десяток, рассматривает подобные шоу как эксперимент — и обещает 3 декабря сыграть уже полноценный концерт в БКЗ «Октябрьский».
Ваша программа строится на последнем альбоме «The Jazz Age»?
Ну, сегодняшняя программа — не образец того тура, что начнется в октябре. Мы сейчас играем ограниченным составом. А с октября прозвучат разные вещи. Парочку из «The Jazz Age», инструменталы, потом я выйду, спою 2-3 песни, потом мы превратимся в рок-группу, далее к нам присоединятся духовые. Такие разные ипостаси Ферри.
В «The Jazz Age» я же не пою, а выступаю в качестве аранжировщика, продюсера и директора. Здесь я отбирал треки, решал, как мы работаем над ними.
Хотя альбом состоит из старых ваших песен, сыгранных в стиле джаза 20-х, у вас не такие уж пожилые музыканты.
Да уж, не такие старые, как я. Басисту вот 21, гитаристу 22-23. Но они все джазмены, играли в разных командах. А я должен был объединить людей разных возрастов в одной комнате. Фантастика просто — как разные музыкальные краски смешиваются: саксофон, тромбон, гитары, клавишные. Мне было интересно работать с разными текстурами в течение одного шоу.
Быстро работали? И вы им прямо говорили при записи — играйте, как у Дюка Эллингтона?
Довольно спонтанно. Ну, иногда я так и говорил. Обсуждали с аранжировщиком, скажем, что это лучше прозвучит в духе армстронговского Hot Five или Hot Seven. Медленные треки у нас получились более электронными, сложными. Интересно, что Эллингтон играл совершенно непохоже на Армстронга, более изощренно.
А почему вы переиздали все пластинки Roxy Music?
Мы должны были это сделать. 40 лет произошло с того момента, как мы создали группу. И решили сделать симпатичный бокс-сет. И на виниле все переиздаем, людям нравится такой формат. Но вы не думайте, что я впал в сплошную ностальгию: я уже работаю над новым альбомом, последние два месяца. Каверов будет мало, в основном — мои новые песни. Джонни Марр, гитарист The Smiths, помогал мне с некоторыми партиями.
Вы играли и Дилана, и джаз попробовали. Какие еще есть эпохи, герои? Барокко, свинг?
Мне все нравится. Но я вряд ли бы сделал блюзовый альбом. Поработал бы с биг-бэндом, оркестры мне интересны. В Лондоне в сентябре я буду играть в Гайд-парке с BBC Concert Orchestra, всего один вечер, может, это приведет к чему-то большему.
Мой журнал много пишет про моду. И у нас был номер про денди. А вы — символ дендизма.
Мне приятно. Но по сравнению с некоторыми моими друзьями я выгляжу, как оборванец. Конечно, я слежу за тем, что надеть. Но это не религия. У меня есть приятели, которые уделяют этому гораздо больше времени.
Вы в Петербурге были уже несколько раз. У вас есть тут любимые место?
Сегодня никуда не ходил. А обычно я иду в Эрмитаж, поднимаюсь наверх, на третий этаж, где Матисс и Пикассо. У меня, кстати, есть друг, у него дворец, и он там проводит выставку картин, которые его семья продала Екатерине Второй. А сейчас им Эрмитаж отдал на показ примерно 25 работ (речь идет о предках первого премьера Британии Роберта Уолпола, – ред.). Еще обычно я брожу по Невскому, захожу в новые рестораны.
Мне нравится Мариинский. Там новая сцена, кажется, открылась? Говорят, что мне она не очень понравится.
Очень современная, начиненная разнообразной механикой
Здорово. А я 3 декабря буду играть в БКЗ.
Это тоже сидячий зал.
Жаль, я очень люблю, когда на моих концертах танцуют.
Интервью: Радиф Кашапов
Комментарии (1)