Финское трио Husky Rescue играет тихий и уютный инди-поп, вплетая туда фильмографию Линча и японскую живопись. В минувшую пятницу они выпустили новый альбом «The Long Lost Friend» и скоро представят его в «Зале Ожидания». «Собака.ru» позвонил группе, которая в данный момент вовсю гастролирует по Европе, и поговорил Марко Найбергом, Ханной Кален и Энтони Бентли: о Бруклине, вреде классического образования и любви к кинематографу. 
Марко в свое время сбежал из Хельсинки ради того, чтобы заниматься творчеством в далекой Лапландии. Я вот сейчас звоню вам в Копенгаген. Что за охота к перемене мест?
Энтони: Ищем вдохновение так. Мы сейчас провели время в Берлине, в Нью-Йорке. Отчасти это было связано с тем, что мы были в туре. Отчасти — из-за того, что города вроде Нью-Йорка, куда мы ехали, это места, которыми сложно не вдохновляться. Мы ведь до того делали песни в тихом деревенском быту в Финляндии — а потом внезапно оказались среди небоскребов.
Марко: Мы же еще выступали в Азии. Там слишком много странных, застенчивых людей. Они после первой песни вообще никак не реагируют, стоят тихо, не хлопают — и ты думаешь, мол все, попал. Но чуть погодя они меняются в лице — и ты успокаиваешься. Вообще, там круто было. И еда там была отличная.
Вы же писали диск в Бруклине. Сейчас это — один из важнейших центров новой музыки.
Энтони: Да, у нас от него остались прекрасные впечатления. Хоть совершенно иные по сравнению с теми местами, откуда мы сами родом. Но вся суть, вся радость — именно в комбинировании разных обстоятельств для того, чтобы они потом повлияли на тебя, на твои песни. Дело не в том, что Бруклин — музыкальная столица мира. Там просто очень многое происходит. Много интересных людей, кафе, мест для завтраков... Ну, в общем, мест.
Ханна: Все наше нынешнее творчество идет как раз от подобного контраста. От финской деревни — к большим городам.
У нас очень распространен термин «сказочные скандинавы» для описания групп вроде Husky Rescue. Вы как относитесь к подобному определению?
Энтони: Сложно сказать. Многим нужны какие-то слова, чтобы закрыть музыку в определенную категорию. Но мы не были в этом никогда заинтересованы. Вообще, когда меня вот просят как-то обозначить нашу музыку, я замыкаюсь в себе и не знаю, что сказать.
Марко: Я всегда говорю, что это такая музыка, которую любит моя мама.
Энтони: Ха, но вообще, если серьезно, то мы, конечно, поем для всех возрастов.
Марко, в любой вашей биографии обязательно указывается, что вы учились в классической музыкальной школе. Это был такой важный, переломный момент для вас?
Марко: Думаю, мы все начали учиться музыке довольно рано, но конкретно мне было три года, когда меня посадили за пианино. При этом для меня музыка была чем-то в духе картины художника-импрессиониста. А в школе давали теорию — но я не очень понимал, как эта теория относится к непосредственно музыке. И классическое образование в итоге стало тем, против чего я все время боролся.
Почему?
Марко: Как я уже говорил — потому что для меня музыка была чем-то вроде картин. Даже не так, не картин — а внутреннего мира. Думаю, классическое образование дает определенные навыки для понимания построения музыки, но это совершенно не важно. Мне с детства было интересно понять, как музыка становится эмоциональной.
Энтони: У меня та же история. Весь этот набор правил, которые были в классической музыке, накладывал слишком большие ограничения. А ты ведь можешь настраивать инструменты и играть на них не по правилам, сочинять не в нотной тетради. Мы стараемся освободиться от всяческих правил во время сочинения.
Ваши песни часто использовали в кино, даже в сериалах. В них и вправду есть какая-то кинематографичность. Вы сами кино использовали как источник вдохновения?
Марко: Мы были очень рады тому, что люди нашли нашу музыку полезной для кино. Но я не думаю, что все это так сильно взаимосвязано. Большую часть сюжетов для наших песен мы просто берем из жизни. Мы живем во вполне конкретном, определенном мире — и делаем музыку именно про него и для него.
Сложно ли совместить в самих себе разные национальные бэкграунды?
Марко: Да ничего особенного. Мы — как братья и сестры. Важно то, что мы делаем втроем. Вряд ли бы у кого-то получилось делать то же самое, что и у нас.
«Зал ожидания», 17 апреля, 19.00
Интервью: Николай Овчинников
Комментарии (2)