Минпросвещения отказалось возвращать букву ё в правила русской орфографии — она остается необязательной для написания. Специально для «Собака.ru» член Орфографической комиссии РАН и старший преподаватель СПбГУ Светлана Друговейко-Должанская объясняет, действительно ли притесняют букву ё и какое значение она имеет для нас.
Происхождение буквы ё, которой не было в первоначальной кириллице, связано со звуковым изменением, происходившим в древнерусском языке на протяжении XIV‑XVI веков. В эту эпоху гласный /е/ изменялся или «переходил» в /о/( например, медъ в мёд) в тех случаях, когда он оказывался: после мягкого согласного, перед твердым согласным, под ударением. Такое изменение происходило только в восточнославянских языках, к которым относится и русский, но его не было в языке церковнославянском, поэтому и сегодня во время богослужения произносят «братья и сестры», а не «сёстры». И пока именно церковнославянское произношение считалось литературным (то есть до конца XVIII века), у русского письма не было необходимости в особой букве, соответствующей звуку /о/ после мягкого согласного: произношение «сёстры», «вёсны», «придёт» полагалось простонародным, и потому закрепление его в письменных текстах многие ученые и писатели считали сугубой ошибкой.
Однако уже в 1731 году в грамматике Василия Адодурова был описан особый диграф (сочетание двух букв для обозначения одного звука) — ı͡о. В русском письме этот диграф так и не был утвержден каким-либо официальным постановлением Академии наук. В 1783 году Екатерина Дашкова предложила собранию Академии утвердить именно букву ı͡о, но это так и не было сделано.
Вскоре у этого почтенного диграфа появился молодой конкурент — буква ё, введенная в русскую типографскую практику в 1797-м. Николаем Карамзиным. Писатель употребил этот знак лишь единожды, в издании второй «книжки» альманаха «Аониды» — в стихотворении «Опытная Соломонова мудрость», в слове слёзы, рифмующемся со словом розы. Помните пушкинское «читатель ждет уж рифмы розы»? Так вот, читатель конца XVIII века никак не мог ожидать «рифмы розы» к слову слезы, поскольку произносить его дóлжно было со звуком /э/ после мягкого эль.
Вот фрагмент стихотворения Карамзина:
Тамъ бѣдный проливаетъ слёзы,
Въ судѣ невинный осужденъ,
Глупецъ уваженъ и почтенъ;
Злодѣй находитъ въ жизни розы,
Для добрыхъ тернїе растетъ;
Для нихъ унылъ, печаленъ свѣтъ.
И сопроводил писатель это новшество примечанием: «Буква е с двумя точками наверху заменяет ı͡о».
Обычно две точки над е рассматривают в контексте западного влияния. Однако некоторые исследователи предполагают, что этот диакритик может быть связан не с западноевропейской, а с церковно-славянской рукописной традицией, в которой нередки такие «просодии» (диакритические знаки), как две точки (или две косые черты, или две запятые) над буквой ї (вариант «и десятеричного») и другими гласными. В средневековых грамматических сочинениях две косые черточки над буквой ( ̋ ) назывались термином «оковавы», восходящим к слову око. Можно предположить, что знающий об этой традиции Карамзин, известный историк и выдающийся палеограф, ставя две точки над е именно в слове слёзы, графически ассоциировал этот знак со слезами, текущими из обоих очей.
Против такого нововведения резко выступал уже современник Карамзина и его антагонист — Александр Шишков, который усматривал в начертании буквы ё «перенос двух точек с иностранных букв на нашу», а сам звук, изображаемый этой буквой, полагал «простонародным» и «безобразным». Тем не менее самая молодая буква русского алфавита довольно быстро получила официальное признание в примечании, которое составил Александр Востоков для учебника русского языка и литературы «Краткое руководство к Российской словесности» Ивана Борна. Однако в алфавит буква ё не входила вплоть до середины ХХ века, считаясь вариантом буквы е.
Впрочем, с той поры ё и по сей день используется непоследовательно. Иногда это приводит к недоразумениям. Так, Льву Толстому, например, из-за нежелания типографии возиться с изготовлением литеры ё не удалось сохранить правильное написание (и, как следствие, произношение) фамилии одного из главных героев романа «Анна Каренина». Толстой нарёк его Лёвиным, а типография вместо этого набрала совсем другую фамилию — Левин. Да и имя самого автора следовало бы писать с буквой ё — Лёв, как собственно его и звали близкие люди.
До сих пор эта буква занимает в русской азбуке положение сиротки-приёмыша. Объясняется это тем, что: во-первых, буква ё относительно новая и традиция ее обязательного употребления ко времени кодификации не успела сложиться; во-вторых, долгое время (на протяжении XVIII – первой половины XIX веков) в книжном произношении существовала вариативность одних и тех же форм с переходом и «непереходом» /е/ в /о/ (сестры — сёстры), а также вариативность в произношении однокоренных слов (свёрла — сверлит). Впрочем, сама эта вариативность подпитывается необязательностью употребления ё. Уже в принятом «Постановлении совещания Академии наук по вопросу об упрощении русского правописания», которое легло в основу орфографической реформы 1917–1918 годов, предлагалось признать употребление буквы ё необязательным, хотя и желательным (в случаях нёс, вёл, всё и так далее).
Согласно изданным в 1956 году «Правилам русской орфографии и пунктуации» ё обязательна для употребления лишь в следующих случаях: предупредить неверное понимание слова, указать произношение малоизвестно слова, в специальных текстах (учебниках, букварях).
Непоследовательность при использовании этой буквы может служить источником орфоэпических ошибок: нередко можно услышать скабре́зный вместо правильного скабрёзный, афёра вместо правильного афе́ра. Такая ошибка содержалась, например, в первоначальном варианте песни Булата Окуджавы «Прощание с новогодней ёлкой», где звучали строки: «И утонченные, как соловьи, гордые, как гренадеры, что же надежные руки свои прячут твои ухажеры?». И лишь расстановка точек над ё в этом тексте заставила автора изменить последнее слово строфы на кавалеры, ибо существительное гренадер, которое следует произносить с /е/, а не /о/ после /д’/ в последнем слоге, не может рифмоваться с ухажёр.
Возникающие в связи с употреблением буквы ё сложности послужили причиной того, что в новой редакции «Правил русской орфографии и пунктуации» к формулировкам орфографического свода 1956 года было добавлено, что рекомендуется употреблять букву ё для указания правильного произношения слова — либо редкого, недостаточно хорошо известного, либо имеющего распространенное неправильное произношение, например: сёрфинг, в том числе и для указания правильного ударения, например: побасёнка; а также в собственных именах — фамилиях, географических названиях, например: Дежнёв. При этом по желанию автора или редактора любая книга может быть напечатана последовательно с буквой ё. Однако и эти правила нередко игнорируются. И читателю нелегко угадать, что именно имели в виду создатели таких заголовков и названий: «Все на продажу», молоко «Тема».
В издательской практике был один курьёз в квадрате. В завершающих строках напечатанной в журнале «Нева» (2004, № 10) рецензии Анны Кузнецовой на роман Людмилы Улицкой «Искренне Ваш Шурик» написано буквально следующее: «Неожиданность, чудом проникшая в этот идеально защищенный от художественной заразы текст, — это его екающий диалект. Нет-нет да и встретишь на этих страницах ничем не объяснимые, непонятно как образовавшиеся одноплановые опечатки: сколько бы раз не встретилось в тексте упоминание кубинца, он будет охарактеризован как темнокожий. Слезами здесь пишется как слезами. Еще встречаются такие изыски, как все прочие препятствия, легко встать из-за стола, приятную теплоту…». И читатель рецензии не только вряд ли поймет недоумение критика, но и сам останется в недоумении: и что же странного в том, что слезами пишется как слезами, что же «изысканного» могла усмотреть критикесса в темнокожем кубинце или приятной теплоте? Пока не раскроет саму книгу Людмилы Улицкой и не обнаружит, что в этом издании (в отличие от журнала «Нева») последовательно употребляется буква ё и что, по принципу «заставь дурака Богу молиться — он и лоб расшибёт», через ё напечатаны здесь и такие слова, как слёзами, тёмнокожий, лёгко, тёплота. Только и остаётся, что, воспользовавшись подходящей к теме цитатой из книги Людмилы Петрушевской, воскликнуть «Йо мойо!».
Ряды ревнителей последовательного употребления ё всё множатся. Их деятельность подарила нашему языку несколько совершенно новых слов: ёфикатор, ёфикация, ёфицирование. А в последние годы к ёфикаторам начали присоединяться своего рода ёговисты — люди, полагающие букву ё национальной гордостью, а тех, кто ее не употребляет, практически нацпредателями. Так, для секты «Духовно-родовой Державы Русь» буква ё больше, чем просто буквенный символ – это «канал общения с космосом и Вселенной», поскольку «практически все самые эмоциональные русские слова начинаются именно на эту букву». Так, некто Андрей Свиридов в 5 томе (!) своего труда «Современный Русский Ведический Алфавит. Азбука Сияющего Света» заявляет: «Участие родовой звёздной буквы Ё с двумя её Световыми Синтезаторами Света Того СВЕТА… в родовой структуре Небесного Креста РОДА и Лады… позволяет ей укреплять небесные границы Небесного Престола Власти РУССКИХ и земные границы русских людей» (орфография и пунктуация автора цитаты сохранена. — Прим. ред.). По инициативе сектантов в середине 2000-х годов на территории одного из частных предприятий в Челябинской области появился храм буквы ё — «кабинка для связи с Космосом». В центре храма возвышается метровая буква ё из гипсокартона и пластика, а рядом начертаны комбинации букв ЁПРСТ и ЁКЛМН.
Ё, несомненно, остается самой обсуждаемой буквой русского алфавита. Прошло немногим более двухсот лет с тех пор, как ее третировали за иностранное происхождение, а теперь она вдруг объявлена чуть ли не духовной скрепой русского народа.
Комментарии (0)