Татьяна Черниговская – всемирно известный ученый и заместитель заведующего кафедрой общего языкознания филфака СПбГУ, изучает человеческий мозг, гордится своими студентами и не представляет, чему могла бы себя посвятить, кроме науки.
– Как бы вы определили род своих занятий?
– Это наука. Конкретнее сказать трудно. Я могу назвать как минимум десяток отраслей науки, которые занимаются проблемами языка и мозга. В том числе и философия. Как работает мозг человека, интересует всех очень давно: и психологов, и биологов, и медиков, и философов. И людей далеких от науки.
– Вы верите, что сможете описать то, как мы мыслим?
– Я агностик. Наука позволяет описать деятельность мозга, но не до конца. Истинного знания мы достигнуть не можем, наш удел – видеть и описывать мир не сам по себе, а таким, как мы его видим. Человек никогда не выйдет за пределы собственных возможностей. Мы можем делать только то, что позволяет нам наш мозг.
– Как вы пришли к нейролингвистике?
– Я получила образование как лингвист на кафедре фонетики нашего университета, изучала восприятие речи. Писала диплом у Людмилы Алексеевны Вербицкой. После учебы осталась ненадолго преподавать. Ненадолго потому, что мне быстро надоело. Я представила, на что потрачу свою единственную жизнь – на объяснение людям, что при образовании глагола третьего лица единственного числа в английском языке нужно прибавлять окончание «-s». Ни за что! При этой мысли захотелось уйти как можно дальше от филологии. Я так и сделала, поступив на работу в Институт эволюционной физиологии и биохимии Академии наук. Там я работала в разных лабораториях, участвовала во множестве экспериментальных проектов. Несмотря на то что я порой довольно весело об этом рассказываю, работа была очень серьезная и строгая.
– Вы изучали язык дельфинов…
– Первое время в институте я действительно работала с дельфинами. Изучение языка дельфинов было тогда в моде, и казалось, что раз уж у них появился «личный» лингвист, то пройдет три месяца и этот язык будет расшифрован. Этого, разумеется, не случилось, и не только в моем случае, но и нигде в мире. Сигналы дельфинов и других видов животных, естественно, записаны на многие километры пленок, много раз расклассифицированы и проанализированы, но до расшифровки языка еще очень долгий путь. Его пока никто не преодолел, и у меня есть уверенность, что никогда и не преодолеет. Нет ключика.
– Затем вы снова вернулись к изучению человеческой речи…
– Я подозреваю, что Господь таким образом надо мной посмеялся. Я перешла в лабораторию, которая занимается мозгом и его функциями. Стала изучать тот же предмет, но на более высоком уровне. И там быстро обнаружилось, что для работы необходима лингвистика. Я и вернулась к лингвистике, но уже с другой стороны.
– После многих лет работы в этом институте вы все же его покинули…
– Меня уговорила Людмила Алексеевна Вербицкая. Я серьезно подумала, согласилась и вернулась в университет. Сегодня я не занимаюсь непосредственно биологическими экспериментами. Зачем, собственно говоря? Можно сколько угодно лет сидеть и изучать, например, pH-фактор в крови, что многие и делают. Но это не мое. Выражаясь профессиональным языком – не мой психофизиологический тип. Заниматься чем-либо одним всю жизнь мне непереносимо скучно. Когнитивные науки, чему я сегодня себя посвящаю, – очень широкое поле. Мы работаем с психиатрами, с физиологами, психологами, проводим совместные эксперименты по изучению функций мозга. Это раньше я могла из филологии убежать в биологию. Сегодня все это очень связано, особенно далеко не убежишь.
– Вы довольны своими студентами?
– Да, нам есть чем гордиться. На нашу кафедру приходят учиться дети такого уровня, что нужно постоянно поддерживать себя в форме. Видимо, играет роль престижность нашего направления – ведущие школы Петербурга направляют к нам своих лучших учеников. Не бывает года, когда наши студенты не едут в рамках различных программ обучения в европейские или американские университеты. Мы доросли до того, что крупные западные научные центры, не стесняясь, ездят к нам рекрутировать аспирантов. И при этом наши студенты не хотят уезжать из России, поучившись в разных странах, возвращаются обратно. Здесь им интереснее.
– Чем бы вы занимались, если бы не посвятили себя науке?
– Я не представляю, чем бы еще могла заниматься. Положим, я могла бы отлично печь пироги. Но есть проблема: у меня абсолютно не получается дрожжевое тесто. Правда, очень хорошо удается торт «Наполеон»...
Комментарии (0)