Гендиректор Nexign (одной из крупнейших IT-компаний России!) Игорь Горьков — о будущем, 5G, беспилотных автомобилях и отъезде программистов

Как 30 лет делать успешный бизнес в IT (и в России!)

Наша компания Nexign 30 лет делает биллинговые системы. Что это такое? Если совсем просто, то они ведут балансы клиентов мобильных операторов, рассылают счета за услуги, определяют цену звонков, трафика и так далее. Операторам всегда нужны новые сервисы и продукты, и мы помогаем IT-системам их реализовывать. В 1992 году мы назывались «Петер-Сервис» и разработали первую в России биллинговую систему для первого в стране оператора сотовой связи «Дельта Телеком». В 2022-м Nexign ведет дела в 14 странах, у нас 9 офисов от Латинской Америки до Дальнего Востока, 1800 сотрудников и 120 проектов в портфолио: на наших решениях работают (и говорят!) в Казахстане и Узбекистане, на Кипре и в Доминикане. Биллинговые системы сложные, их строят сотни человек на десятилетия, так что 120 кейсов за 30 лет — отличная статистика.

Как 30 лет успешно делать бизнес в такой турбулентной области, как IT? Сам задаюсь этим вопросом. Не хочется приписывать это случаю, так что верю — во многом дело в том, что мы концентрируемся на одной сфере. Поэтому профессионалы, те, кто искренне ею увлечен, работают именно у нас, и происходит эдакая возгонка людей, их талантов и умов. Это создает коллектив и настроение, которое его цементирует. А чтобы этот груз не тянул назад, нужно все время меняться. Такой вот парадокс: залог успеха — постоянство и перемены. Между ними нужен здоровый баланс, а это только путь проб и ошибок.

Едва ли можно прописать план, как компании просуществовать лет 30 или 100. Я проработал в Nexign 20 лет, но не подряд, а суммарно, потому как несколько раз уходил, — это к вопросу о долговечности планов. Почему вернулся? Потому что Nexign умеет мотивировать. У дизайнера Артемия Лебедева есть плакат: «Как себя мотивировать что-то делать? Да никак, оставайтесь (на дне)». (Смеется.) Если организация не стремится быть привлекательной, к ней никто не придет.

Как развивается рынок программистов

Конкурировать на нашем рынке было сложно всегда. В 2019 году Nexign наняла 1 000 специалистов, и, помнится, я говорил: если придется строить для них бассейны на крыше — не вопрос. Не пришлось, но своя видовая терраса у нас в бизнес-центре «Смоленский» есть. Крутой офис — давно маст-хэв, в ковид мы доплачивали за оборудование рабочего места дома. Компенсационный пакет дает сотруднику возможность потратить деньги на то, что компания считает правильным. Но на самом деле многие предпочли бы его получать деньгами. У нас есть «кафетерий» — сумма, которой можно оплатить бассейн, фитнес или отпуск. Но не айфон: считаю, его покупка не то, в чем нужна помощь работодателя. Раз в квартал у нас проходит all hands, сбор подразделений. Я говорю о стратегических вещах, потом команда управления, затем отвечаем на вопросы. Угадайте, что спрашивают чаще всего? Когда же можно будет потратить «кафетерий» на айфон! (Смеется.)

Кадров на IT-рынке недостаточно, и в ближайшее время это не изменится. Особенно в России, потому что подготовка здесь не как, скажем, в Индии, где университеты выпускают программистов миллионами. На дефицит у нас работает и то, что спрос в последние годы рос гораздо быстрее предложения, так как в сторону диджитализации бизнеса пошел реальный сектор экономики — финансы, торговля, все, для кого IT является обслуживающей отраслью.

Если говорить про тренды, то рынок очень изменился с удаленкой. Компании осознали, что им все равно, где находится сотрудник, и стали нанимать глобально, по крайней мере в рамках страны. Как результат, выровнялись зарплаты: профи из Москвы может уехать в Саратов, в глушь, и получать сравнимые деньги.

Что происходит с IT-индустрией сейчас

Если смотреть на новейшую историю, то происходит перераспределение программистов как таковое. Кто-то уезжает: много компаний в России работали на западных подрядчиков, и часть из них просит, чтобы людей физически переместили из региона, который им кажется неправильным. Уезжают и сами по идеологическим причинам, но это не носит массового характера, масштаб бегства умов преувеличен: по моей оценке, речь идет о незначительных цифрах в 1%. Важно, что глобально фокус с IT будет немного сползать. Все-таки это вишенка на торте индустрий экономики, а если на планете не будет хватать пшеницы, то ее будет просто некуда класть. Это, безусловно, в апокалиптическом сценарии, но, к сожалению, такого исключать нельзя.

IT-cервисов из России уходит больше, чем программистов, но тут опять же к вопросу о глобализации: международный сервис нужен тогда, когда есть свобода перемещений. Локальные сервисы на замену какого-нибудь Аirbnb появятся быстро — их сделать не так сложно. Может, как раз текущая ситуация и подстегнет их развитие. Сыр в стране ведь научились делать: да, сейчас только мягкие, но однажды получится и выдержанный пармезан — время же идет. (Смеется.) Если пока не сами сыры, то индустрия до них дозреет.

Наши отношения с зарубежными заказчиками стали сложнее, но не по политическим причинам, а из-за трудностей с платежами. И новые контракты получить будет непросто, но, к счастью, текущие клиенты довольны. Если продукты внедряли и сопровождали в течение 10 лет, вряд ли сегодняшние изменения заставят от них отказаться. К тому же наш целевой рынок — это Ближний Восток, Африка, СНГ; там мы не наблюдаем культуры отмены. С подрядчиками из Америки и Европы есть проблемы, многие разрывают контракты — значит, будем выкручиваться. Я не думаю, что впереди катастрофа. Предпочитаю думать позитивно, что дальше будет только лучше — хотя и нескоро. Жизнь в принципе с каждым годом проще не становится. Перед Новым годом на тех самых сборах all hands я люблю говорить сотрудникам: вот, каждый год думаешь — этот был ну такой тяжелый, следующий точно будет легче. И через год все повторяется. Но раз коллапс случился, значит, что-то другое станет проще. Только так, по-моему, к этому и можно относиться.

Как предсказывать будущее

Биллинговые системы, как я уже говорил, очень большие и тяжелые, их создают надолго, над ними работают сотни людей, еще сотни поддерживают. И магия (и значит успех на рынке!) состоит в том, чтобы сделать их гибкими для тарифных планов, предложений и продуктов, которые когда-нибудь еще только появятся у сотовых операторов. Условно, вы внедряете биллинг, когда абоненты максимум что передают друг другу — рингтон и картинку из скобочек, а через 10 лет между ними будут летать гигабайты мемов. И твоя ­система должна предвидеть это заранее! Для этого, во-первых, нужно закладывать сами механизмы гибкости, во-вторых, искать, что нового происходит на рынке, думать, что еще произойдет. Как сказал фантаст Уильям Гибсон, будущее уже наступило, просто оно распределено неравномерно. Нужно найти, где будущее проступило на поверхность, понять, оно ли это, и заложить в свои решения.

Нужен конкретный пример? Пожалуйста. В 1992 году мы первыми сделали биллинг между оператором и абонентом. А уже в 1997-м стали пионерами интерконнект-биллинга, системы для взаиморасчетов между сетями: она нужна, например, когда звонок с мобильного идет на городскую телефонную сеть. Система стала стандартом на рынке СНГ и используется практически всеми операторами. В 1999 году подумали, что будет бурно расти роуминг, и первыми придумали отдельную систему и для него. Ее даже не пришлось рекламировать: сотрудник поехал на телекомовскую конференцию в Европе, поделился опытом — и через три месяца мы уже внедряли ее в Румынии. Теперь такие системы норма. Предсказывать будущее возможно: все-таки прогностичность — это не талант, а насмотренность. Плюс дело случая — в том смысле, чтобы что-то найти, надо что-то искать. Три продукта взлетело, а сколько ведь нет! Надо все время пробовать новое, пусть бесперспективные разработки и придется отрезать. С разработками, как с ремонтом: их нельзя доделать, можно просто прекратить.

Что будет дальше

Сейчас я вижу будущее в том, что связано с 5G. Это не только быстрый интернет для абонента: от того, что он сумеет быстрее закачивать фильмы, в целом ничего не изменится. 5G скорее про low latency, то есть про более быстрое соединение. Например, беспилотному автомобилю на дороге важно не сколько гигабайт можно скачать, а чтобы посланный сигнал дошел не за 2 секунды, а за доли, даже за единицы микросекунд. Вот 5G это и обеспечивает. И тут открывается спектр возможностей, которые пока никто еще не понимает. Беспилотники, дроны, которые доставляют посылки, — все это может войти в жизнь с развитием 5G.

Интересно следить за блокчейном — это что-то вроде распределенной по всем пользователям анонимной сети данных. Благодаря блокчейну существует рынок криптовалюты, а вот придет ли он к каждому порогу, будет зависеть от того, придумают ли кейс, интересный для всех. Пока не все ежедневно переводят туда-сюда биткоины, время блокчейна не пришло. Но как потребность появится, оно наступит. Тем более, что блокчейн обеспечивает ­анонимность персональных данных, а это очень чувствительная тема. Глобально конфликт между приватностью и удобством, мне кажется, будет долгим. Никому не хочется, чтобы информация о том, что он ел на ужин, появилась в Сети. Но здорово же, когда ты приходишь в парикмахерскую, а барбер уже знает, как тебя подстричь. Однако должен ли любой парикмахер знать, как тебя подстричь, или только конкретный? Наверное, если конкретный — это хорошо, если все — не очень. А если не все, но 10 будут знать — это хорошо или плохо? Грань зыбкая. Компромисс можно искать вечно: каждый определяет эту границу по-своему. Может, кого-то так шикарно подстригли, что он захочет своему парикмахеру, как зодчему собора Василия Блаженного, выколоть глаза — чтобы тот не смог повторить этот шедевр. (Смеется.)

Почему книги определяют сознание

С точки зрения предсказаний гениальный автор — Николай Носов. Книга «Незнайка в Солнечном городе» вышла в 1958 году, и там уже были пылесосы, которые сами ползали по комнате, плоские телевизоры на стенах, машины без водителя. Если говорить про фантастику в целом, то я люблю Стругацких, Клиффорда Саймака, Роберта Шекли, из сказочного фэнтези — Макса Фрая. Фантастика дает возможность автору придумать контекст, в котором он сможет разыграть психологическую или сюжетную драму лучше всего. Трудно поставить людей перед сложным выбором, когда они идут на работу от метро «Василеостровская» — не то что по волшебному городу. Это блестяще реализовано у Стругацких: у них мир не сильно отличался от того, что был за окном в их время, но, изменив несколько переменных, они создавали вселенные, которые позволяли рассказать истории, злобо­дневные тогда и сейчас.

Не фантастикой единой: в книгах я все­яден — читаю литературу историческую, научную. Иду в магазин, открываю любое издание: если, прочитав полстраницы, хочется продолжить — беру. Могу зайти в «Академкнигу» на Литейном и купить книжку на совершенно мне непонятном языке. ­Смотришь выходные данные, а у нее тираж 200 экземпляров. Меня завораживает сам факт того, что люди старались, набирали — ведь это даже не типографский шрифт, печатали, переплетали — и все ради 200 штук!? Как ее после этого можно не купить? Да, я тот человек, у которого две проблемы: нечего почитать и некуда ставить книги, дома у меня коридор из восьми шкафов.

Книгопечатание кажется совершенно гениальным изобретением: оно все расставляет по местам. У меня есть английский учебник по физике 1860-х годов, он прекрасно сохранился. Наше поколение кажется нам впереди планеты всей, а открываешь этот учебник и видишь там то, чему тебя учили на первом курсе института в XXI веке. Те же законы и интегралы: это заставляет по-другому взглянуть на время. В первоисточниках находишь вещи, которые иначе не проявляются. Как-то я держал в руках путеводитель по Петербургу 1901 года. Там был график движения поездов между Москвой и Петербургом: представляете, они ходили те же самые 7 часов, что и сегодня! Или разглядываешь первое издание «Войны и мира», а там половина на французском: надо же, действительно наши соотечественники говорили на нем свободно пару веков назад. Мы сейчас воспринимаем информацию через линзу интернета, а ведь факт, написанный в «Википедии», — это на самом деле только чье-то мнение о нем. А в книжных первоисточниках видишь информацию в ее первозданном виде. Мне приятно держать старые, оригинальные издания, но и к репринту я отношусь прекрасно. В книгах мне скорее важен текст. Возможно, потому что программисты тоже пишут тексты, просто на другом языке. Он странный, более структурированный, но это все равно про текст.

Что общего у Эльбруса и айкидо

Книги — не единственный мой краш: больше 30 лет я занимаюсь айкидо, минимум 2 раза в неделю хожу на тренировки. Для меня это про путь, преодоление: то, что ты знал вчера, сегодня тебе покажется другим, завтра — третьим, такое вечное развитие. Важно находиться в гармонии со вселенной, тогда она не сможет тебе навредить. За единением и преодолением еще классно ездить в горы — мое новое увлечение. Года три назад я увидел фотографии Непала, и мне безумно захотелось туда попасть. Собрал друзей, выехали, и оказалось, что горы даже прекраснее, чем на фото. Наверху мало кислорода, и организм устроен очень мудро. Он отключает от снабжения в первую очередь те органы, которые не сильно важны, поэтому мозг отрубается первым. Это очень прочищает. В горах не хочется думать о компьютерах и интернете, мысли простые — куда поставить ногу, за что ухватиться, можно уже заснуть или нет. Когда спускаешься, происходит полная перезагрузка. Я уже побывал на Килиманджаро, Эльбрусе, в планах Южная Америка. На штурм вершин выходят ночью, и когда поднимаешься, видишь рассвет уже над облаками — великая красота.

Текст: Анастасия Павленкова