Этот лондонский модельер превращает кофейные столики в шерстяные юбки, шифоновые платья прячет в полях шляпки, сарафаны подсвечивает изнутри, а из показа всегда устраивает спектакль. Коллекция сезона осень-зима 2009, которую дизайнер представил на Elle Fashion Days в Петербурге, обошлась без эффектных трансформаций, но была названа критиками самой зрелой работой дизайнера.
Ваша последняя коллекция называется Earthbound – «Земной». Значит ли это, что вы, дизайнер, официально провоз глашенный футуристом, отказались от попыток предсказать будущее?
Будущее очень субъективно. Его приближает каждая секунда. Про мои работы говорили, что они провидческие, космические, изобретательные. Я не против таких слов, но считаю, что «футурист» – это просто универсальное определение, которое люди дают тогда, когда не могут описать то новое, что видят. Несмотря на название, коллекция осень-зима – не история регресса. После технических приемов прошлых лет она кажется обманчиво простой по подаче, но на самом деле материалы, из которых она выполнена, практически произведения искусства: ацетатная пена всех оттенков серого, похожего на цвет лондонских улиц, застыла в виде платьев, пальто и пиджаков.
От визуальных приемов, таких как меняющие на глазах форму икрой платья, выполнить которые вам помогла команда техников-аниматоров фильма «Гарри Поттер и узник Азкабана», вы пришли к классическому дефиле. Наигрались?
Жизнь тем и прекрасна, что наше восприятие постоянно меняется. Я потратил массу времени на то, чтобы развить свой язык и научиться говорить на нем с разными типами женщин. Раньше я действительно конструировал вещи, исходил из идеи и формы. Теперь меня увлекает тело, движение, личность. Проще говоря, я всегда думал о том, как приготовить еду, а теперь думаю о том, как ее сервировать.
Героиню Hussein Chalayan не назовешь милой: широкие плечи, кожаные ботфорты, платья-доспехи – максимальный power dressing.Женственность ассоциируется у вас с агрессией?
Если воспринимать агрессию как элемент силы, то в ней нет ничего плохого. Она опасна, если несет в себе деструктивный заряд. Я думаю, что агрессивность сочетается с женственностью, она еще больше подчеркивает беззащитность и хрупкость.
Этот новый этап связан с вашей персональной ретроспективной выставкой в лондонском Музее дизайна?
Да, и это нормально. Многие думают, что ретроспективой ты подводишь черту. На самом деле я под другим углом взглянул на собственные работы и поднялся еще на одну ступень, не более того. Когда имеешь четкое представление о прошлом, гораздо проще двигаться в будущее.
Почему вас так волнует тема трансформации? Ваша бабушка на досуге любила превращать варенье в стул? Как при взгляде на предметы вы даете им иную интерпретацию?
Мой нестандартный образ мысли сформировался в детстве во время многочисленных путешествий. Моя мама – с острова Кипр, а папа – из Лондона, все свое время я был где-то между и жил в разных мирах: то в английской школе-интернате, то в чувственной культуре Средиземноморья. Идея изменчивости оттуда, я видел себя в совершенно разных контекстах и везде был чужаком, наблюдателем. Я классический пример того, как впечатления детства влияют на мышление. А насчет бабушки вы в чем-то правы. По материнской линии все занимались рукоделием, постоянно что-то мастерили – я вырос среди предметов ручной работы.
У вас есть любимые моменты в фантастических книгах или фильмах?
Парадоксально, но я совершенно не знаком с ними. Художественную литературу не читаю, предпочитаю научные исследования. Что касается кино, то я родом из маленького городка, практически изолированного от остального мира, и поэтому был вынужден создавать свой собственный мир, так и развивал воображение. Мое любопытство в сочетании с желанием новизны простиралось далеко за географические пределы места, где я жил и придумывал свою реальность. Именно потому, что у меня не было возможности смотреть модные или изысканные фильмы, я снимал свои прямо в голове.
Конструирование предполагает холодный рассудок, а мода – максимальную эмоциональность. Как вы сочетаете эти противоположные качества?
Я считаю себя чувственным мыслителем, но очень структурированным. Эмоциональность и рациональность присущи мне в одинаковой степени. Эта уникальная комбинация тоже родом из детства. Я впитал свободный дух маленького приморского поселения и в то же время энергию большого европейского города. Я счастлив, что нашел такой баланс.
Вы выпускаете две коллекции в год плюс молодежную линию, создаете фильмы с фотографом Ником Найтом и певцом Энтони Хегарти, на 51-й Венецианской биеннале представляли Турцию видеоинсталляцией с участием актрисы Тильды Суинтон, получили орден Британской империи. Как вам удается все успевать?
Я умею переключаться и работать над коллекцией, фильмами и инсталляциями параллельно. У меня столько идей, что я не чувствую себя опустошенным. В моде ты являешься частью системы, которую не можешь реформировать. Каждые полгода люди должны покупать мои вещи. Конечно, я иногда мечтаю, что хорошо бы быть музыкантом и записывать альбом раз в три года. Но выбор сделан, поэтому я переключаю себя тем, что работаю с галереями и музеями.
Вы интересуетесь антропологией, наукой, искусством, архитектурой. Почему же выбрали именно моду?
Невозможно быть успешным во всех сферах сразу. Мой основной интерес – это человеческое тело: как оно функционирует, изменяется, из чего состоит. Каждое здание для меня символ тела, у него есть система, центр, дренажная система. Однако здание не может двигаться, а меня увлекает не просто конструкция, но ее движение. К тому же женское тело совершенно, а перфекционизм – это то, к чему я стремлюсь.
Ваша последняя коллекция называется Earthbound – «Земной». Значит ли это, что вы, дизайнер, официально провоз глашенный футуристом, отказались от попыток предсказать будущее?
Будущее очень субъективно. Его приближает каждая секунда. Про мои работы говорили, что они провидческие, космические, изобретательные. Я не против таких слов, но считаю, что «футурист» – это просто универсальное определение, которое люди дают тогда, когда не могут описать то новое, что видят. Несмотря на название, коллекция осень-зима – не история регресса. После технических приемов прошлых лет она кажется обманчиво простой по подаче, но на самом деле материалы, из которых она выполнена, практически произведения искусства: ацетатная пена всех оттенков серого, похожего на цвет лондонских улиц, застыла в виде платьев, пальто и пиджаков.
От визуальных приемов, таких как меняющие на глазах форму икрой платья, выполнить которые вам помогла команда техников-аниматоров фильма «Гарри Поттер и узник Азкабана», вы пришли к классическому дефиле. Наигрались?
Жизнь тем и прекрасна, что наше восприятие постоянно меняется. Я потратил массу времени на то, чтобы развить свой язык и научиться говорить на нем с разными типами женщин. Раньше я действительно конструировал вещи, исходил из идеи и формы. Теперь меня увлекает тело, движение, личность. Проще говоря, я всегда думал о том, как приготовить еду, а теперь думаю о том, как ее сервировать.
Героиню Hussein Chalayan не назовешь милой: широкие плечи, кожаные ботфорты, платья-доспехи – максимальный power dressing.Женственность ассоциируется у вас с агрессией?
Если воспринимать агрессию как элемент силы, то в ней нет ничего плохого. Она опасна, если несет в себе деструктивный заряд. Я думаю, что агрессивность сочетается с женственностью, она еще больше подчеркивает беззащитность и хрупкость.
Этот новый этап связан с вашей персональной ретроспективной выставкой в лондонском Музее дизайна?
Да, и это нормально. Многие думают, что ретроспективой ты подводишь черту. На самом деле я под другим углом взглянул на собственные работы и поднялся еще на одну ступень, не более того. Когда имеешь четкое представление о прошлом, гораздо проще двигаться в будущее.
Почему вас так волнует тема трансформации? Ваша бабушка на досуге любила превращать варенье в стул? Как при взгляде на предметы вы даете им иную интерпретацию?
Мой нестандартный образ мысли сформировался в детстве во время многочисленных путешествий. Моя мама – с острова Кипр, а папа – из Лондона, все свое время я был где-то между и жил в разных мирах: то в английской школе-интернате, то в чувственной культуре Средиземноморья. Идея изменчивости оттуда, я видел себя в совершенно разных контекстах и везде был чужаком, наблюдателем. Я классический пример того, как впечатления детства влияют на мышление. А насчет бабушки вы в чем-то правы. По материнской линии все занимались рукоделием, постоянно что-то мастерили – я вырос среди предметов ручной работы.
У вас есть любимые моменты в фантастических книгах или фильмах?
Парадоксально, но я совершенно не знаком с ними. Художественную литературу не читаю, предпочитаю научные исследования. Что касается кино, то я родом из маленького городка, практически изолированного от остального мира, и поэтому был вынужден создавать свой собственный мир, так и развивал воображение. Мое любопытство в сочетании с желанием новизны простиралось далеко за географические пределы места, где я жил и придумывал свою реальность. Именно потому, что у меня не было возможности смотреть модные или изысканные фильмы, я снимал свои прямо в голове.
Конструирование предполагает холодный рассудок, а мода – максимальную эмоциональность. Как вы сочетаете эти противоположные качества?
Я считаю себя чувственным мыслителем, но очень структурированным. Эмоциональность и рациональность присущи мне в одинаковой степени. Эта уникальная комбинация тоже родом из детства. Я впитал свободный дух маленького приморского поселения и в то же время энергию большого европейского города. Я счастлив, что нашел такой баланс.
Вы выпускаете две коллекции в год плюс молодежную линию, создаете фильмы с фотографом Ником Найтом и певцом Энтони Хегарти, на 51-й Венецианской биеннале представляли Турцию видеоинсталляцией с участием актрисы Тильды Суинтон, получили орден Британской империи. Как вам удается все успевать?
Я умею переключаться и работать над коллекцией, фильмами и инсталляциями параллельно. У меня столько идей, что я не чувствую себя опустошенным. В моде ты являешься частью системы, которую не можешь реформировать. Каждые полгода люди должны покупать мои вещи. Конечно, я иногда мечтаю, что хорошо бы быть музыкантом и записывать альбом раз в три года. Но выбор сделан, поэтому я переключаю себя тем, что работаю с галереями и музеями.
Вы интересуетесь антропологией, наукой, искусством, архитектурой. Почему же выбрали именно моду?
Невозможно быть успешным во всех сферах сразу. Мой основной интерес – это человеческое тело: как оно функционирует, изменяется, из чего состоит. Каждое здание для меня символ тела, у него есть система, центр, дренажная система. Однако здание не может двигаться, а меня увлекает не просто конструкция, но ее движение. К тому же женское тело совершенно, а перфекционизм – это то, к чему я стремлюсь.
Комментарии (0)