Чиновники и стилисты. Федор Бондарчук.

«Мосфильм». Офис компании Федора Бондарчука «Арт Пикчерз». На кабинете Федора Сергеевича табличка: «Здесь с 1960 по 1964 год работал Бондарчук Сергей Федорович». Уютная приемная, вид на Мосфильмовскую улицу. Просторный кабинет. На стенах — дипломы, грамоты: «Секс-символ по выбору канала СТС…», «За создание образа российских металлургов…», «Рекламный проект…», «Дебют года “Обитаемый остров”». На полках — золотые статуэтки, на стене по центру — огромных размеров фотография: Федор Бондарчук и Владимир Путин. Хозяин кабинета откладывает в сторону несколько раскаленных от звонков мобильных телефонов: «Все, я ваш!»

Прежде всего, поздравляю вас с отличной ролью в фильме Дуни Смирновой «Два дня». Ваш герой, чиновник, вышел литературно-героическим, человечным, но все-таки вступающим в конфликт с интеллигенцией. Отношения власти и интеллигенции всегда походили на бой матадоров с русалками. Однако сейчас, накануне выборов в Госдуму и президентских, есть ощущение, что общество окончательно раскололось на два лагеря: на чиновников и стилистов. Одни решают, а другие украшают. Образ Федора Бондарчука где-то между. Вы с кем? 

Спасибо за комплимент по поводу «Двух дней». Я не отношусь ни к чиновникам, ни к стилистам. Я режиссер. Но если вы предлагаете только две категории, то я, безусловно, стилист. Чиновника во мне нет, но я хорошо знаю этих людей, много с ними общаюсь и даже их классифицирую. Поэтому, я надеюсь, в образе Петра Дроздова из «Двух дней» есть реальные черты московских чиновников. Мне кажется, это довольно веселая и интересная формация. Они отчасти либералы, но скорее либералы на кухнях.

Я отлично вижу их московское детство. Они мечтали поступить в университеты типа Патриса Лумумбы или в МГИМО. Что ими двигало?

Желание уехать из СССР! Попасть на работу при посольстве. Лучше, конечно, в «Совэкспортфильм» или какой-нибудь «Тяжмашнефтегазэкспорт», в идеале подальше от КГБ. Но если уж с комитетом, то и бог с ним, потому что по-любому
хотелось жить не в Совке!

Вы таких людей знаете?

Знаю! В основном они из дипломатических семей, в детстве повидали заграницу, прекрасно владели иностранными языками, были свободны, знали, что такое другая жизнь, и жить по-старому совсем не хотели. Многие успели поработать еще до распада СССР. Большинство моих одноклассников, блистательно окончивших школу и институты, просто уезжали на постоянку.

Они вернулись?

Кто-то вернулся, кто-то опять собирает чемоданы. Одна из причин, мне кажется, — ностальгия по временам перемен, московским кухням, по спорам о судьбах. Получается чиновничья интеллигенция с элементами, как вы говорите, стилистов. У них есть тяга к духу ельцинских реформ, политической ро- мантике, переменам. Мне кажется, Михаил Абызов (бизнесмен из списка «Форбс», работавший с Анатолием Чубайсом в РАО «ЕЭС», чья политическая карьера ракетой рванула в 2011 году с подачи президента Дмитрия Медведева. — Прим. ред.) — из таких. Это люди современные, мыслящие масштабно, а главное, свободно. 

А на другой чаше весов — коррупция и застой?

На другой чаше — отжим. Там какой-то параллельный мне мир. По большому счету, сегодня отжим — главный тренд. Об этом даже президент говорил: «Я не понимаю, мне принесли исследование, и выяснилось, что большая часть молодежи хочет стать чиновниками. Это что? Хорошая интересная профессия? Нет! Тогда мотивация какая?» А мотивация простая: пи…дить. Сесть на какое нибудь сладкое место, напи…дить, а потом гори оно все синим пламенем.

Так эта чаша и перевешивает. Образ чиновника ведь именно
такой: толстый дядя на машине с мигалкой, собирающий то
там, то тут мзду. И пока романтиков, о которых вы говорите, не
видно.

Деятельных романтиков! Они есть, поверьте. Их мало, но они есть. А потом, знаете, самая большая опасность для приличного человека — оказаться в большинстве. В это же время другие дяди с мигалками и платиновыми турбийонами на руке в срочном порядке пытаются измениться, но только внешне. Весь чиновничий аппарат судорожно стремится омодниться, воткнуться в тренды времени. И вот тут-то им и нужна помощь стилистов, которые объяснят, что актуально ходить в кинотеатр «Пионер» на Кар Вая, что следует посещать «Гараж», смотреть спектакли на «Винзаводе», худо-бедно разбираться в современном искусстве, чтобы уметь отличить Шорина от Виноградова с Дубоссарским. Может, на премию Кандинского идти и не нужно, сильно углубляться в японскую поэзию тоже не стоит, но по верхам пройтись надо, потому что, б…дь, надо соответствовать! Стилисты должны указать чиновникам, что в Куршевель ездить не только не модно, но и опасно для карьеры. Что накануне выборов лучше забыть про клуб Soho Rooms, где богатый интерьер и куча девушек, и вообще иметь отношение к этому антуражу как-то неактуально. Зато можно, сняв пиджак, заглянуть в «Солянку». И если уж вы достаете карту для оплаты, то никаких черных «Американ Экспресс», это должна быть простая карта, желательно «ВТБ 24» или «Сбера»!

И носить надо правильную простую одежду?

Конечно! Фирма Zara! А дом обставлять из IKEA!

А зачем чиновнику ходить в «Гараж», одеваться в Zara, отличать Шорина от Дубоссарского? На чем это скажется — на доходах? Не думаю. Выходит, вы предлагаете надеть им маску околоинтеллектуальных овечек, чтобы за них голосовали хипстеры?

А я и говорю о маске, о трансформациях внешних, стилистических. Никаких внутренних изменений с ними не происходит, а мой герой из «Двух дней», повторюсь, скорее исключение. Услышьте, я говорю в первую очередь об исключениях, о новой, пока еще редкой генерации чиновников, которая не просто примерит на себя этот образ, но и будет верить в него и, самое главное, меняться внутренне! А меняться надо, это очевидно. Старый эшелон трансформироваться не может и не хочет, это очевидно. А менять нужно многое, делать мощный апгрейд. Мы ждем перемен, все об этом говорят. Перемен! А ходить в новые места, общаться с новыми людьми, носить Swatch и писать в Twitter — я вас умоляю, это мой юмор и их стилизация якобы новой, на самом же деле — виртуальной жизни.

Twitter — выбор чиновников, а Facebook — стилистов. Первые
публикуют короткие посты о том, как проходят заседания, вторые — как проходят вечеринки. Вот вы полмесяца как в Twitter. Почему именно там?

Нет меня в Twitter! Покажите!

Вот! Тут вы пишете, что перечитываете «Платформу» Уэльбека, а тут — что все будет хорошо и грядут перемены. Не вы? Не я. Это мои клоны. И в Twitter, и в «Одноклассниках», и на Facebook. Меня нигде нет! Пока на это просто нет времени.

Президент Медведев недавно собирал на «Красном Октябре» представителей интеллигенции, читай — стилистов. Вы были среди них и выступили с короткой речью на тему смены настроения в партии «Единая Россия». Что вы имели в виду?

Я состою в «Единой России», и лично мне не нравится, что ее называют партией жуликов и воров. Я не вор и не жулик, но на меня такой пиар распространяется автоматически. Президен- ту я говорил о смене общего имиджа «Единой России».

Если вы не вор и не жулик — выйдите из партии. Зачем вам это вообще надо?

Это не мой вариант. Такой выбор не соответствует понятиям, которые заложены в меня воспитанием. По совокупности причин я не могу предать своих друзей, которые делают действительно большие дела, полезные, нужные. У меня и у моих товарищей есть идеи и желание попробовать изменить жизнь в стране к лучшему. Пусть я покажусь идеалистом, но я — практик. Я — строитель. И пока я верю в полезность партии, я в ней. В журнале «Профиль» Дмитрий Быков опубли- ковал замечательную статью о фильме «Два дня». Там есть точная мысль, что для нас единственный путь к изменениям — это путь через разочарование элит.

Разочарование в чем?

В сегодняшней ситуации. В том, как обстоят дела в стране, как они делаются. Время идет, а мы говорим все одно и то же, одно и то же, и ничего в итоге не происходит. О коррупции и год назад, и два, и три рассуждали, махали руками — и что? И ничего! Как она была, так она и есть.

На съезде «Единой России» вы высказывались на эту тему? Ролик с вашей взрывной реакцией собрал больше двухсот тысяч просмотров на YouTube, но за кадром осталось, что именно вас так возмутило.

Я говорил, что везде ложь. Там зачитывали какие-то документы о великих достижениях, прогрессе, улучшении. Люди сами себя хвалили за что-то. По моему мнению, достижения, конечно, есть, но есть и другие стороны. Нельзя же только по басне «Кукушка и петух» жить. И тут мы возвращаемся к пиару. Почему не показывают хоспис, который открыл в Петербурге депутат «ЕР» Паша Крупник? Детские диализные центры, совершенно уникальные, которые как грибы растут по всей стране? Оздоровительные центры у черта на рогах? Ведь есть огромное количество дел, которые сделаныне по коррупционным алгоритмам, а с помощью честных людей, тех же депутатов от «ЕР», тем же Героем России Шойгу, Героем Советского Союза Востротиным. Скажите Аркадию Новикову или Ольге Слуцкер, что они воры и жулики, попробуйте!Я вот надеюсь довести до конца историю со строительством кинотеатров в малых городах.

Так, может, вам и заняться пиаром власти? А то отношение к ней местами накалилось до предела.

Я хочу заниматься кино, а не пиаром. А по поводу накала — да, градус очень высокий, и связан он не только с «ЕР»! Дошло до того, что в Москве, я замечаю, водители не пропускают реанимобили из-за того, что звук мигалки — это власть. Водители слышат мигалку и сразу испытывают раздражение, физически чувствуют, как государство наваливается на них, угрожает, подминает.

В Нью-Йорке я наблюдал, как скорая помощь попала в дикую
пробку, и все машины перед ней съехали на пешеходную часть, а пешеходы дружно отступили. У меня тогда мурашки по коже пошли, я понял, что такого есть в Америке, чего нет у нас.

Для них это акт личного отношения к стране, безусловно. У нас же такое поведение не продвигается, никто не объясняет, что именно так и следует поступать, и никак иначе. У нас каждый сам за себя. И у этого самого-за-себя срабатывает чистая психофизика, реакция на звук мигалки — раздражение. И я не могу осуждать людей за это. Потому что это звук государства. А у народа с ним нет никакой связи.

Возможно, милитари-модель государства изжила себя. И призывы вступать во фронт и побеждать звучат уже несовременно. У общества есть запрос на другие мотивации и другие обертоны.

Самая активная и яркая сегодняшняя аудитория — в Сети. Она модная, она живет в городах-миллионниках. Петербург невероятно активен, Екатеринбург, Новосибирск. Аудитория эта растет, она отличается новизной коммуникации, чувствует время, чувствует себя свободной. Для этих людей неприемлемы те символы и принципы, которые должны соответствовать большому государству, как напоминание о том, что мы постоянно живем в борьбе и сжигаем города перед нашествием французской армии. У них другая реальность. Книжка Funky Business в свое время взорвала умы во всем мире. Так вот надо написать книжку Funky Policy и дать ее как инструкцию нашим политикам. Времена меняются слишком быстро. Вот я, Федор Бондарчук, мне не так много лет, но я прекрасно помню, как еще совсем недавно, а на самом деле больше тридцати лет тому назад, я жил в центре и показывал свидетельство о рождении, чтобы пройти домой, потому что хоронили Брежнева и центр был оцеплен КГБ. И помню, как я смотрел на заграничный паспорт, как сейчас в Сети смотрят на iPhon 4S, то есть не какой он на самом деле, а какой анонсировался — с виртуальной клавиатурой, выплывающим в воздух экраном. Фантастика! Вот так же я смотрел на паспорт, где стояла французская виза. И это было совсем не так давно.

К российской индустрии кино понятие «рывок» применимо?

Да, применимо. В 2004 году индустрии кино не было вообще, в России не существовало таких понятий, как дистрибуция фильмов, роспись сеансов, эффективность работы на копию. Этого просто не было! Прошло восемь лет, мы имеем строчку российского кино в пятьдесят два доллара. Это с одной стороны. С другой — в последние два года рынок кино сильно «просел», но в этом я вижу лишь болезни извращенного роста, который мы стремительно переживаем. Есть Фонд поддержки кино. Да, вокруг него было много критики. Почему дают деньги тем, а не этим и так далее. Идей по улучшению работы фонда много, но кинокомпании, у которых есть репутация, библиотеки, трезвых продюсеров, которые реально работают, по пальцам пересчитать можно. Их всего двенадцать-пятнадцать, они и составляют почти весь рынок российского кино. Так давайте увеличим и количество компаний, и объем финансирования. Франция, например, тратит почти миллиард в год на поддержку национального кино! Мы — в десятки раз меньше. В результате Фонд кино — одна из немногих территорий в государстве, которая является абсолютно некоррупционной. Каждый из нас может все свои финансовые отчеты и сметы выложить в Интернет!

То есть честным в России быть можно и вы готовы своим примером это подтвердить.

Иначе никак. Если нельзя быть честным, то надо валить.

Вы слышали песню «Прованс» певицы Елки? «Завтра в семь двадцать две я буду в Борисполе…»

«… сидеть в самолете и думать о пилоте». Да, да, мне нравится.

Она точно отражает наше время и общество, которое живет постоянной мечтой о поездке за границу. Сейчас мы здесь поработаем, но завтра полетим. Выходит, и для тех, и для других Россия — просто офис.

Сто процентов! Абсолютно! Здесь большинствотолько работают, а живут там.

Каким образом можно изменить этот шаблон?

У вас есть идея, как это сделать?

Мы вот делаем журнал о новой нормальной России, о людях, которые в ней делают дело, а не ноют. Думаю, это наш вклад. У нас есть такой рупор, через который мы транслируем ролевые модели. Ваш рупор — кинематограф, вы через него транслируйте!

Я, насколько могу, кричу. Я не хотел бы издавать никаких манифестов, я не умею. Чтобы пред- ставить свои предложения о практических изменениях, надо все бросить, изучить опыт. Вывести модели. Кто авторитетен, кого слушают, почему? Вот вы говорите, стилисты — это художники, певцы, артисты. В СССР было звание народного артиста. Это была величина. Это были небожители. В Великобритании актерам дают титул, во Франции — орден Почетного легиона, в Японии есть актеры, которых называют национальным достоянием. Народный артист в СССР — это был тот же масштаб личности. А что сегодня? Посмотрите, это девальвация, деградация, вот об этом я хочу кричать!

Если вам сейчас дадут звание, откажетесь?

При том, как обстоят дела сейчас, откажусь! Может, тогда обратят внимание на эту проблему. Я хочу понимать, кто эти звания присуждает, почему, за что. Давать звания должен не чиновник, а общественный совет, в который будут входить наши национальные достояния. У нас есть Сокуров и Герман, Плисецкая и Григорович, Гергиев и Андрей Смирнов. Но им ничего не дают. А звание народного артиста приватизировано шоу-бизнесом.

Вы сильно увлечены Интернетом?

Да. Это свободная территория, развивается своим порядком, со своими законами. Там реальное гражданское общество.

Но оно не выходит в офлайн.

Выходит. И все быстрее. Если раньше на территорию Интернета не обращали внимания, то сейчас ситуация стремительно меняется. На стенах домов в Египте не рисовали голубя мира, а писали: Facebook! Еще недавно Twitter считали банальным и пустым увлечением «от праздности». Теперь в крупных корпорациях уже слышны выражения типа «Наша твиттерная стратегия на этот год…». Только важно понимать, что одной болтовней в Интернете ничего не изменишь. Тратить на Сеть все драгоценное время, отведенное тебе Господом,
просто бессмысленно.

Сейчас большая часть вашего времени занята съемками фильма «Сталинград» в 3D. Как идет работа?

Мы уже отсняли часть материла под Петербургом, сейчас монтирую.

Почему 3D? Это дань моде?

Мы изначально очень сомневались по поводу 3D. Два года назад я случайно встретился с Дэвидом Линчем, он привез в Москву свою фотовыставку, меня представили ему как режиссера и сына Сергея Бондарчука. Мой отец и Линч были хо- рошо знакомы, они оба работали с одним и тем же продюсером, Дино Де Лаурентисом. Линч заканчивал свой фильм и был полностью погло- щен новыми технологиями. Он рассказывал мне о каких-то цифровых камерах, о потрясающих фокусах с цветокоррекцией и о своем желании перевести «Дюну» в 3D, а я слушал его и только отрицательно качал головой. Такими чуждыми казались мне все эти технологические навороты. Мои продюсеры тоже не были до конца уверены, нужно ли 3D в военной драме. Я согласился попробовать, сделали тесты, к нам приехали одни из лучших специалистов Америки. И когда я уви- дел, как это получается, то испытал настоящий экстаз. Это совсем другое измерение, невероятное, потрясающее.

Процесс съемок сложнее?

Если в 2D вы можете позволить себе не до конца прорабатывать детали, будь то декорация, инте- рьер или костюмы, что-то увести в расфокус, то для 3D важен каждый мелкий элемент в кадре. Нет ничего незначительного. Видно все. И тут, конечно, трудозатраты возрастают во сто крат. Надо менять принципы монтажа, надо не только по-другому относиться к цвету и свету, общаясь с оператором, но и придумывать драматургию глубины кадра со стереографом, а это уже совсем новая и неведомая профессия в кино! Это непро- сто, но очень интересно!

Музыку к «Сталинграду» пишет Анджело Бадаламенти, автор музыки к фильмам Линча. Кого еще из звезд мирового кино вы привлекли к работе?

Пока всех секретов раскрывать не могу и не хочу. У нас интернациональная команда, но подробно я обо всем расскажу в следующем году. Мне очень жаль, что прекрасный немецкий актер Тиль Швайгер не смог сниматься в «Сталинграде». Он принципиально отказался играть нациста. Для него это было основным требованием, но переписывать сценарий под него мы не стали. Зато будут другие удивительные актерские работы.

В вашем кино будут ролевые модели для нового поколения России?

Я надеюсь. Вообще, с ролевыми моделями дела у нас в кино сейчас обстоят совсем плохо.

Вашему сыну девятнадцать лет. Для него в российском кино какие ориентиры? Кто авторитет из экранных героев?

Ему нравятся все фильмы Балабанова. Я считаю, что после появления Данилы Багрова российский кинематограф не предложил другого, пусть и противоречивого, высокого образа. «Брат», так сказать, пока последний герой.

При любви к Балабанову ваш сын кем хочет быть? Чиновником или стилистом?

Я бы хотел, чтобы он, не обращая внимания на комфортную жизнь одних и красивую других, выбрал бы что-то свое, третье.

Интервью: Андрей Савельев (Савва)