Они - герои нашего детства, с которыми связано только самое лучшее и светлое. Кажется, что мы не верим уже никому, но им мы верим. Журнал "СОБАКА.RU" спросил пятнадцать классиков о главном и получил один ответ: "Жить!"
Что определяет жизненный выбор?
Он двадцать лет возглавлял Союз художников СССР, после был избран вице-президентом Российской академии художеств. Работы Салахова хранятся в частных собраниях во всех уголках планеты, а кутюрье Пьер Карден уверен: его друг Таир – гений. Сегодня, с высоты прожитых лет, я смотрю в прошлое и вижу, что моя жизнь была предопределена с самого начала. Я рос в многодетной семье – нас было у родителей пятеро. Помню, когда отец приходил домой с работы усталый, мы очень мешали ему. И он придумал гениальный ход: клал рубль под серебряную чернильницу, которая стояла на столе, и говорил: «Кто сегодня лучше всех нарисует Чапаева, получит этот приз». В доме наступала тишина, часа два-три мы были при деле – рисовали, подглядывая друг другу в листочки, и очень старались, а отец спокойно отдыхал. Не думаю, что он сознательно хотел вырастить из нас художников, но так вышло.
Потом записался в библиотеку. Библиотекарша, выдавая мне книгу, сказала: «Прочитай и нарисуй иллюстрации. Я буду ждать». Прочитал-то я быстро, а вот над рисунками мучился месяца два. Можно было просто вернуть книгу, но мне казалось, что она ждет именно моих рисунков, и я не мог ее подвести. Потом оказалось, что она всем это говорила.
Отца посадили и затем расстреляли в 1937 году, когда мне было девять лет. Справку о его полной реабилитации нам выдали только в 1956 году. Все эти без малого двадцать лет к нам в дом никто не приходил – боялись. И когда я после художественного училища поехал в Ленинград поступать в Академию художеств, меня не приняли, хотя экзамены я сдал хорошо. Тогда я подал документы в училище имени Мухиной (ныне – Художественно-промышленная академия имени А. Л. Штиглица. – Прим. ред.), но перед экзаменом пошел к ректору. Показал ему свои бумаги, рассказал, как хорошо сдал экзамены в академию, и спросил: «Для вас имеет значение, что я сын репрессированного?» Он подумал немного и ответил: «Сдавайте экзамены спокойно, для меня это значения не имеет». Так я оказался одним из двух счастливчиков, которых зачислили, а ведь претендентов было сорок человек. Много лет спустя, когда этому человеку исполнилось семьдесят лет, я отправил ему поздравительную телеграмму за своей подписью первого секретаря Союза художников СССР. Наверное, эти три человека в разные годы и определили мой жизненный выбор.
Он двадцать лет возглавлял Союз художников СССР, после был избран вице-президентом Российской академии художеств. Работы Салахова хранятся в частных собраниях во всех уголках планеты, а кутюрье Пьер Карден уверен: его друг Таир – гений. Сегодня, с высоты прожитых лет, я смотрю в прошлое и вижу, что моя жизнь была предопределена с самого начала. Я рос в многодетной семье – нас было у родителей пятеро. Помню, когда отец приходил домой с работы усталый, мы очень мешали ему. И он придумал гениальный ход: клал рубль под серебряную чернильницу, которая стояла на столе, и говорил: «Кто сегодня лучше всех нарисует Чапаева, получит этот приз». В доме наступала тишина, часа два-три мы были при деле – рисовали, подглядывая друг другу в листочки, и очень старались, а отец спокойно отдыхал. Не думаю, что он сознательно хотел вырастить из нас художников, но так вышло.
Потом записался в библиотеку. Библиотекарша, выдавая мне книгу, сказала: «Прочитай и нарисуй иллюстрации. Я буду ждать». Прочитал-то я быстро, а вот над рисунками мучился месяца два. Можно было просто вернуть книгу, но мне казалось, что она ждет именно моих рисунков, и я не мог ее подвести. Потом оказалось, что она всем это говорила.
Отца посадили и затем расстреляли в 1937 году, когда мне было девять лет. Справку о его полной реабилитации нам выдали только в 1956 году. Все эти без малого двадцать лет к нам в дом никто не приходил – боялись. И когда я после художественного училища поехал в Ленинград поступать в Академию художеств, меня не приняли, хотя экзамены я сдал хорошо. Тогда я подал документы в училище имени Мухиной (ныне – Художественно-промышленная академия имени А. Л. Штиглица. – Прим. ред.), но перед экзаменом пошел к ректору. Показал ему свои бумаги, рассказал, как хорошо сдал экзамены в академию, и спросил: «Для вас имеет значение, что я сын репрессированного?» Он подумал немного и ответил: «Сдавайте экзамены спокойно, для меня это значения не имеет». Так я оказался одним из двух счастливчиков, которых зачислили, а ведь претендентов было сорок человек. Много лет спустя, когда этому человеку исполнилось семьдесят лет, я отправил ему поздравительную телеграмму за своей подписью первого секретаря Союза художников СССР. Наверное, эти три человека в разные годы и определили мой жизненный выбор.
Комментарии (0)