Планктон мутирует! Офис, каким мы его знали без малого двадцать лет, умер. «Тебе повезло, ты не такой, как все, ты работаешь в офисе» -– слова Сергея Шнурова теперь навсегда вычеркнуты из актуальных. В России новые веяния первым, как всегда, уловил Олег Тиньков. Бизнесмен призвал корпоративных рабов не быть фаршем, а первопроходцы, вышедшие из бизнес-центров, рассказали, на что они променяли душный кубикл.
«…Меня контролировать невозможно. Есть большие акулы, а я – маленькая, но ... меня догонишь и укусишь».
Олег Тиньков. «Я такой, как все»
«Ему в деревне лучше. У него же нет вечерних платьев». Место и время интервью с человеком-брендом выглядят оптимистично: Форте-деи-Марми, в пять часов у пирса. Плавясь от жары, но на всякий случай прибыв в пункт встречи за полчаса, экспортная бригада «Собака.ru» оказывается в компании местных афроитальянцев, которые тоже пытаются найти тень под безжалостным курортным солнцем. Они заняты делом: настойчиво заглядывают в глаза и предлагают поддельные сумки «Прада» – «Гуччи», ожерелья под «Шанель» и кошельки «Луи Вюиттон». «Вот он, фриланс-бизнес!» – мечтательно думает редактор Гощицкая, пытаясь собрать в голове факты из проглоченных в дороге автобиографий – Олега Тинькова с предисловием Ричарда Брэнсона и Ричарда Брэнсона с предисловием Олега Тинькова. Задание редакции – узнать, почему наступил конец офиса, – кажется далеким и странным: о чем они, когда в пяти метрах плещется бирюзовое Лигурийское море? Тем временем дружелюбные продавцы контрафакта уже успели надеть на фотографа Иванова ряды разноцветных бус, а Ксения понимает, что вертит в руках ключницу сомнительного происхождения. От полной дружбы народов их спасает соткавшийся из воздуха Олег в ослепительно белых рубашке и брюках. Торговцев моментально сдувает, хотя нет даже намека на ветер. Здесь его держат за местного, чего с русскими гражданами, которые в изобилии водятся в этом городке, практически не случается. Владелец рыбного ресторана, одного из лучших на берегу, предлагает нам графин воды и передает привет супруге и детям Олега. Эксперт по местной недвижимости, любезно уступившая нам свой офис для беседы, восхищенно шепчет: «Из самого Петербурга приехали для интервью? Он потрясающий, но слишком много думает. Он очень непростой!» Гощицкая в курсе: предприняв ряд разведывательных акций в духе Анны Чапман, она была предупреждена и вооружена.
Главное – не задавать банальных вопросов, как только Олегу Юрьевичу станет неинтересно, он свернет разговор и уйдет. Пока все идет неплохо: Тиньков в восторге рассекает на велосипеде, позируя фотографу, и приговаривает: «Вот это и есть местный стиль!» Вопрос о том, как такого человека занесло в сферу банковского кредитования, занимает Гощицкую больше всего.
Долгое время вы воплощали образ прекрасного эскаписта – путеводной звезды всех белых воротничков: клипы с белоснежными яхтами, фанки-бизнес. И вдруг открываете самое консервативное после министерства учреждение – банк.
Если бы вы побывали в нашем банке, то изменили бы свое представление. У моих коллег из крупных банков обычно челюсть отвисает, они не понимают, куда попали. Во-первых, он не выглядит как банк: все сидят в опен-спейсе, как в лофтах или творческих объединениях, во-вторых, у нас нет дресс-кода, а в-третьих, со мной все общаются напрямую, без бюрократических проволочек.
Один банкир сделал мне лучший комплимент, сказав: «Какая у вас хорошая, веселая обстановка».
Однажды вы произнесли такую фразу: «Как только я понимаю, что из своих сотрудников знаю по именам ровно треть, пора продавать бизнес». Можете ли вы перечислить треть служащих своего банка?
«Тинькофф. Кредитные системы» растет с огромной скоростью: колл-центр, операторы, сейчас около полутора тысяч сотрудников, говорят, до конца года будет три тысячи. Меня это, если честно, сильно пугает. В «Твиттере» одна девушка написала мне: «Олег, я работаю у вас в банке, а есть ли у нас рекламный отдел?» Для меня это п…ц! Пусть этим лучше кто-то другой владеет, Фридман такое любит. Есть анекдот: приходит Фридман, осматривает помещение и говорит: «Хороший зал!» – ему отвечают: «Так это же ваш!»
Считается, что Олег Тиньков ничего не делает зря и первым улавливает формирующиеся тенденции. Каким будет ваш следующий шаг?
Я думаю о новом бизнесе, банк уже нужно продавать. Я вижу маленький офис в Питере или в Москве, где расположится бухгалтерия, а содержание – финансовый сектор онлайн. Платить за услуги можно будет с помощью эсэмэсок, а находиться при этом – где угодно. Я мечтаю вернуться в Питер, тем более что ИТ-специалисты там мощнее, интереснее, креативнее. Как спел Богдан Титомир, «Москва – говно», особенно когда видишь по местному каналу чиновников: все одинаковые, круглые и лысые. У них там фейсконтроль в Думе. Вообще не хочется жить. Питер город непростой, но совсем другого уровня. Это Европа, а Москва – это Азия, я же всегда мечтал жить в Европе.
А что насчет ЧПХ?
Расточительное отношение к своему времени – это ЧПХ: час на задание – вообще невозможно, неделя – нормально, месяц – уже срок. В Москве час – это нормально, день – срок, а неделя – просто за гранью. В Питере люди даже ездят медленнее и всегда готовы отправиться куда угодно и сидеть сколь угодно долго, у москвича же все расписано на неделю, может быть, через день он сумеет выкроить часок.
«Чтобы продать что-нибудь ненужное, нужно сначала купить что-нибудь ненужное. А у нас денег нет».
Народную славу Тиньков снискал после рекламы пива имени себя, это был его третий бизнес. А начинал свою карьеру студент Горного института как многие: торговал техникой по принципу «купил дешево, продал вдвое дороже». Эта нехитрая схема в начале 1990-х работала четко. Так он основал свою первую компанию, «Петросиб», которой принадлежала сеть магазинов «Техношок».
Тут-то все и началось. В отличие от бизнесменов средней руки, спокойно сидящих на своих деньгах, Тиньков развернул бурную деятельность и стал развивать музыкальные магазины «Musicшок», а также звукозаписывающий лейбл «ШокRecords», выпустивший диски таких групп, как «Нож для фрау Мюллер», «Кирпичи» и «Ленинград».
Поиском артистов и консультированием занимался тогдашний завсегдатай клуба «Там-там», а сейчас главный по «Стереолету» Илья Бортнюк. Этот бизнес, понятно, денег не приносил, но отвечал главному требованию Тинькова, которое сформировалось уже тогда: дело, которым занимаешься, должно нравиться. Однако сказать, что затея с музыкой была бесполезной, нельзя: тусовка, связи в шоу-бизнесе и имидж строились именно на ее базе. Так, в гостях у Евгения Финкельштейна, бывшего продюсером клуба «Планетарий», он увидел датскую технику со сверхдизайном Bang & Olufsen, проникся, закупил и прогорел: не учел специфики рынка. На примере «Техношока» стало понятно, что самый ценный капитал Тинькова – интуиция и умение быть на несколько шагов впереди остальных. Он первым в России запустил интегрированную маркетинговую программу, даже не представляя себе, что эта бизнес-технология носит такое название, а также основал в стране «цивилизованный ритейл»: продавцы сети проходили обучение в сети американских магазинов, пугая вчерашних советских граждан сверхобходительным обслуживанием, за что и брали дополнительную наценку. В 1997 году Олег продал свою сеть за семь миллионов долларов и приступил к новому проекту – пельменному бизнесу. В нем он реализовал другое ноу-хау – провокационную рекламу. «Если реклама не рождает отношения – на хрена она нужна? Она не обязательно должна шокировать, но должна вызывать эмоции. И тут пришла гениальная мысль: сделать провокационную сексуальную рекламу. Ничто не продает так, как секс, подумал я и оказался прав. Я просто вспомнил сцену из жизни, когда какой-то мужик взял свою жену за сиськи и сказал: “Вот это пельмешки!” А почему бы не задействовать для рекламы женскую задницу? Мы нашли студентку, синюю, как курица, ведь дело было зимой. Дизайнер Андрей Катцов позвал своего друга-фотографа, и они ночью, прямо у нас на заводе, присыпали жопу мукой и сфотографировали ее. Оставалось только написать “Твои любимые пельмешки!” – и реклама готова! Мы поставили всего пять плакатов в Питере и два – в Москве, где заключили дилерские соглашения с крупными дистрибьюторами. Что тут началось! Прорыв, наш звездный час! Что называется, поперло. Выражение “любимые пельмешки” пошло в народ. Даже в кризис наш огромный завод работал на полную мощность, выпуская не только пельмени, но и вареники», – вспоминает Олег. В 2001 году он продал компанию «Дарья» за двадцать один миллион долларов Роману Абрамовичу. «Меня часто спрашивают: “Зачем Роман купил ваши пельмени?” А я всегда отвечаю: “Наверное, он уже тогда как-то по-особенному относился к имени Дарья”». После этой сделки Тиньков бросает все силы в пивную отрасль. Первый ресторан «Тинькофф» с собственной пивоварней был открыт еще в 1998 году – на Казанской улице в Петербурге. В 2003-м в области был построен огромный завод по производству бутылочного пива «Тинькофф», а в 2005-м появился и второй.
Чем объяснить поворот в вашем позиционировании – от лозунга «Он такой один» в рекламе пивоварен «Тинькофф» к книге с названием «Я такой, как все»?
На самом деле реклама пивоварен была чистой воды провокацией. В русском языке «пиво» среднего рода. Фраза «Оно такое одно» режет слух, поэтому возникла ассоциация с конкретным человеком: компания-то носила мое имя. Все это спроецировали на меня, был даже некий культ, но мне это не доставляло большого удовольствия. Я не парился и не страдал, но мне было не по себе. И книгой я хотел сказать: нет, я такой, как все, каждый может стать бизнесменом, заработать деньги и кататься в горах. Хотя и в этом тоже есть элемент провокации.
Складывается впечатление, что если строишь в России бизнес в стиле фанк, то чаще всего он обречен, как «Евросеть» или «КИТ-Финанс».
Причина краха этих компаний не столько в стиле ведения бизнеса, сколько в том, что владельцы не рассчитали риски. Александр Винокуров брал такие займы, что никакой здравый смысл, не то что банковские нормативные документы, не позволяет. А Евгений Чичваркин не гениальный менеджер, а очень хороший маркетолог. Год назад он мне сказал: «Мне за “Евросеть” предлагают миллиард», – а я ему: «Срочно продавай!» Он стратег, но пытался «оменеджерить» бизнес по схеме day2day. Однако примеры компаний с интересной корпоративной культурой, успешно развивающихся на рынке, все же есть: сеть магазинов «Магнит», многие ИТ-компании, «Смешарики», – Питер всегда был креативным.
В 2005 году Тиньков продает пивоваренный бизнес бельгийскому концерну InBev более чем за двести миллионов долларов. За собой он оставляет федеральную сеть из десяти ресторанов «Тинькофф», которую продаст фонду Mint Capital в 2009-м. «Лето 2005 года я со щенячьей радостью провел в Тоскане – катался на велосипеде и отдыхал. Я испытывал тогда довольно приятное чувство избавления от всего. В тридцать семь лет я стал настоящим мультимиллионером. Интересно было на собственном примере наблюдать эволюцию российского сознания. Когда я продал “Техношок” и “Дарью”, меня все жалели. Ведь раз продал, значит, лузер, бизнес потерял. Когда провел сделку с “Тинькофф”, уже хвалили, то есть в деловой среде очень быстро произошла эволюция: люди поняли, что продавать бизнес – это круто.
К счастью, я осознал это лет на десять раньше многих.
Потому что нет ничего лучше, чем продажа, только она оценивает в деньгах твой бизнес, твои затраты, твои таланты. И продажа дает возможность сделать новый проект, ведь появляются не только деньги, но и время на него», – говорит Олег.
«Я ничей, я сам по себе мальчик, свой собственный».
Как получилось, что вы, человек, выросший при советском режиме, стали мыслить внесистемно?
Наверное, я уже родился нонконформистом. Я всегда чуть-чуть выделялся: в классе, в спорте, где, как известно, второго места не бывает и надо всегда быть первым. Вероятно, амбиции оттуда. Что касается системы, я ее никогда не любил, даже ненавидел, это мне отец привил. Помню, когда по телевизору транслировали ХХV съезд партии, он выдергивал шнур и сердито бросал: «Болтовня!» Я теперь тоже шнур выдергиваю, когда программа «Время» идет. Я вырос на песнях протеста – «Наутилусе Помпилиусе», «Кино», Гарике Сукачеве, а у вашего поколения в айподе Scissors Sisters. Виктор Цой был для моего поколения путеводной звездой, мы равнялись на него, фраза «Перемен требуют наши сердца» была девизом. Мы цитировали: «Разденься! Выйди на улицу голой!» Мне было около двадцати лет, когда я переехал в Петербург, и сразу – митьки, панки, рок-н-ролл! Считалось правильным быть нонконформистом, игнорировать систему. В Сибири я этого не видел, но потом попал в нужное место и время. Это сформировало меня, и поэтому в мои сорок два, когда мне вроде пора успокаиваться, я продолжаю оставаться авантюристом в хорошем смысле этого слова – постареть я всегда успею. Я смотрю на молодых, и мне их жаль: все какие-то квелые, аморфные. А когда делать революцию, если не в двадцать лет? В сорок, когда у тебя трое детей, вилла в Форте-деи-Марми, квартиры в Петербурге и Париже?
Казалось бы, мне это точно не нужно, но я пытаюсь!
Молодежь не выходит на улицы и не идет вместе со мной, не идет против корпораций, власти. Нет никакой свободы ни на телевидении, ни на радио, и это считается нормальным. Если бы кто-то просил, требовал, возмущался, то и ситуация поменялась бы. Мы просто постепенно вернулись в Советский Союз.
Все, за что мы боролись, молодое поколение проиграло.
Как пел Цой:
«Я не люблю, когда мне врут,
Но от правды я тоже устал.
Я пытался найти приют,
Говорят, чтоплохо искал.
И я не знаю, каков процент
Сумасшедших на данный час,
Но если верить глазам и ушам –
Больше в несколько раз».
Я вижу серые лица, скучное телевидение, ничего не происходит. Мне могут возразить, что я застрял. Зачем делать революцию, если уже давно все хорошо? Но я считаю, молодой человек должен что-то делать! Я и то остался шкодным: могу уколоть, хоть и вяло, но протестую против режима. А молодежь? Вышла бы, сказала: «Не вижу героя!» – так все слушают Scissors Sisters, и у всех все хорошо…
Может, из-за кризиса некоторые задумались над тем, чем, собственно, они в жизни заняты и, главное, что им это дает?
Кризис этому точно способствовал. Сначала было увлечение дауншифтингом, все бросились задавать себе вопросы бытия. Ушла вера в офисы, произошел крах карьерной мечты. Социум перестал быть жизненно важным, мне на него вообще насрать по большому счету.
Постперестроечное поколение 1990-х – дети последнего бэби-бума – как раз попало в самую мясорубку.
И куда бежать вчерашним клеркам?
А зачем им куда-то бежать? Смешно, но затертое выражение «все в твоих руках» на самом деле работает. Проблема в том, что все ленятся. Я вот сажусь с утра на велосипед. Думаете, мне охота здесь, в Форте-деи-Марми, ехать двадцать километров по жаре? Рядом бассейн, лежаки стоят, жена еду готовит в короткой юбке, можно сексом заняться, можно с детьми поиграть, а я еду, потому что у меня есть стержень. Я дал себе задание проехать главные перевалы Франции, вот и готовлюсь. Поставил цель. Может возникнуть вопрос, зачем все это. У меня ответа нет. Дисциплина. Так и люди. Что они сидят в офисе? Пусть пойдут и сделают хоть что-то: бизнес, свое дело. Но все боятся: риск! А нужна только работоспособность. Когда в русской семье ребенок начинает что-то делать, мама говорит: «Оставь, я сама». А в еврейской семье мама скажет: «Делай!» Раз-два, и у него уже миллион долларов, а русский лентяй рядом сидит, пьет пиво и рассуждает: «Понятно, откуда деньги, он же еврей!» А то, что этот еврей работал, пахал, все детство на скрипке херачил, его не смущает! Русские талантливы генетически, а армяне, евреи просто пашут. Чистая физика: если долго бить в одну точку, что-нибудь да получится.
Люди сидят в офисах из-за того, что корпорация обеспечивает отсутствие риска. Кто хочет – вырывается из этого круга, кто нет – становится винтиком и фаршем, как в клипе The Wall группы Pink Floyd. Дело добровольное, хочешь быть фаршем – будь им! Знаете, а кому-то это нравится – быть менеджером или офисным работником.
Карьера, галстук для них органичны, естественны. Они хорошие профессионалы, любят что-нибудь построить, проверить. Зачем мыслить штампами? Пусть строят графики и носят папки, если им нравится, главное – «чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы», как писал Островский.
Как вам все-таки удается оставаться человеком вне офиса?
Для этого нужны голова и мобильный телефон. Чудес не бывает. Если кто-то думает, что можно уехать, лежать на песке, а где-то там будут делаться деньги, он ошибается. Я отдыхаю процентов десять времени, остальное – движение. Конечно, совсем без офиса нельзя, если это не интернет-проект, как портал Slon.ru, куда журналисты просто присылают материалы. Если бизнес связан с офлайном – магазин или строительная компания, – у него должен быть конкретный адрес, а владельцы могут уехать куда угодно, хоть в Гоа.
Можно ли продуктивно работать без привязки к корпорации и конкретному месту?
Для этого нужно быть либо собственником бизнеса, либо очень узким специалистом, допустим юристом, журналистом или писателем. Жить на высокогорье, кататься на доске, приезжать, проверять и-мейл и быстро отвечать, а вечером садиться за работу. Вы не поверите, у меня самые продуктивные дни не когда я в офисе, а когда весь день на лыжах. Прихожу, включаю Интернет и с пяти до восьми стучу по клавишам, потому что соскучился по работе, идей много, мыслей. Правильная среда – это когда ты занимаешься тем, что любишь, а необходимую работу выполняешь в промежутках. Что касается виртуальных офисов, первая ласточка – «Банки.ру», посмотрим, как это будет развиваться дальше.
Правда ли, что дауншифтинг могут себе позволить только обеспеченные люди?
А вы хотите, чтобы только начал – и сразу на Бали? Такого не бывает. Пускай человек попотеет, поработает лет пять. Когда получит первый результат, первый миллион, тогда можно думать, куда поехать. А запустил бизнес, ларек открыл, вывеску поднял и уехал на пляж – так не бывает.
«Если бы мы с ума сошли, то не оба сразу. С ума поодиночке сходят. Это только гриппом все вместе болеют».
Англичанин Ричард Брэнсон, глава корпорации Virgin, – спиритуальный гуру Олега. Еще в 1990-х, влюбившись в идеи и принципы компании Брэнсона, Тиньков зара зился идеей открыть Virgin Megastore в России. Он даже добрался до офиса, но во франшизе ему отказали, сославшись на огромный рынок пиратской продукции. С тех пор Олег стал еще внимательнее следить за новостями Virgin и анализировать ее успех. В 2005 году он вывез своих менеджеров на принадлежащий Брэнсону остров Некер: «Я, конечно, сделал все возможное, чтобы жить в его комнате и спать в его кровати». А добравшись до ложа Брэнсона в поместье Улюсаба в Южной Африке, Тиньков вполне в духе древнегреческого эпоса делит его со своей женой Риной, о чем позднее пишет: «Я сказал ей, что нам обязательно нужно совершить половой акт в честь Ричарда, что мы с успехом и сделали».
Познакомиться с кумиром удалось только в 2008-м, на деловом форуме, там и задружились. Однако Олег говорит: «Меня раздражают российские СМИ, сравнивающие меня с Брэнсоном. И поэтому меня ломает, как какого-нибудь героя Достоевского. С одной стороны, это сравнение мне приятно, а с другой – нет. Я не хочу быть Ричардом Брэнсоном, я хочу быть Олегом Тиньковым. Мы близки по духу, я разделяю многие его ценности, но не уверен, что он разделяет мои. Я такой, какой есть. Я не хочу быть ничьей копией, я сам по себе. И никогда, видит Бог, не пытался копировать Ричарда. Просто так получилось, что я тоже, например, занимался музыкой. У меня была звукозаписывающая компания, я покупаю и продаю бизнесы. Но в общем у нас разные подходы: он эксплуатирует бренд, а я – идеи. Я его уважаю, но у нас много различий».
Чему вы научились у Ричарда Брэнсона, пропагандиста теории «делай то, что тебе нравится»?
Я ему завидую: его вере, позитиву. Он любит людей, он любит жизнь и во всем находит фан, всегда счастлив. Это даже не черта отдельного человека, так устроено сознание англичан. Ведь русские и англичане – разные планеты. Они выросли в других условиях и никогда не сталкивались с тем, что пережили мы: не знают, что такое перестройка, Советский Союз, бандиты. Поэтому они максимально добродушны, улыбчивы и все время в кайфе и трансе. Трудно воспроизвести такое поведение или научиться ему. Смех у них национальная черта, а у нас – «смех без причины – признак дурачины», улыбаться – неправильно исторически. Что касается бизнеса, у Ричарда красивый бренд, но мне больше нравятся его человеческие черты, однако скопировать их не представляется возможным.
Свою биографическую книгу «Я такой, как все» вы написали под влиянием брэнсоновской автобиографии «Теряя невинность»?
Я и не думал в сорок лет писать мемуары, но именно Ричард сказал: «Пиши!» Это такая же работа, как и все остальное, – вспоминать какие-то вещи, компоновать их. По-хорошему, книга могла быть еще интереснее, многие эпизоды не вошли, это я так – широкими мазками.
Брэнсон дает в книге много советов. Дайте совет перерождающемуся планктону!
Во-первых, бизнес должен приносить деньги, желательно очень большие. Во-вторых, бизнес должен нравиться. В-третьих, бизнес должен быть максимально честным, насколько это возможно в России. Ничего противозаконного, вроде торговли оружием или наркотиками. В-четвертых, бизнес должен быть лояльным и максимально полезным для работников. В-пятых, бизнес должен приносить что-то новое, дать потребителю добавленную стоимость, если это бизнес ради бизнеса.
Сидеть взаперти ради зарплаты – грустное дело. Все мы живем короткую жизнь, и хочется ею наслаждаться.
Нужно придумать что-то такое, чего не делают другие. 
Комментарии (0)