«Nazdorovie!»: Мэган Виртанен о том, как западные дизайнеры путают Россию

Читая заголовок «Русская коллекция Dolce&Gabbana», сразу ожидаешь очередного натягивания совы на глобус. Примерно такого же, как с коллекцией 2012-2013 годов того же модного дома, когда российские девушки радостно восклицали: «Ах, павловопосадские узоры!», хотя на самом деле это были мотивы берлинской вышивки. Или же как произошло с коллекцией Кристиана Лакруа в 2009 году — там, где весь мир видел образы католических Мадонн, некоторым очень хотелось «узнать» кокошники.

При ближайшем рассмотрении новая коллекция действительно оказывается «русской», но только в том смысле, что создана специально для российского рынка. Ситчики в розочках трудно считать отечественным изобретением, а фасон облегающего платья-комбинации с кружевами традиционен для бренда. Образы утрированной сексуальности от Dolce&Gabbana неизменно популярны у российских покупательниц вот уже 25 лет, это многое говорит о современном русском вкусе, но ровно ничего — о традиционном русском стиле. С другой стороны, павловопосадские шали тоже не имеют никакого отношения к русскому традиционному костюму, да и прочно вошли в народный быт только в начале 20 века, что не мешает им сейчас считаться истинно русскими.

Впрочем, лучше уж так, чем видеть многие якобы вдохновлённые Россией коллекции западных дизайнеров. Такую Россию показывали в голливудских фильмах 1930-60-х годов: купола собора Василия Блаженного, снег, лисьи меха, медведи на выгуле и казаки в папахах, танцующие вприсядку. Иногда к этому коктейлю добавляются императорские платья из коллекции Эрмитажа и творения Фаберже. Оскар де ла Рента в коллекции для Balmain 2002 года демонстрировал не столько русский стиль, сколько образ Марлен Дитрих в «Алой императрице», хотя и несколько компенсировал это своей «Русской сказкой» в 2011 году. Глядя на коллекцию Chanel «Париж-Москва» 2009 года, местами представляющую собой помесь из перестроечных творений Кати Филипповой (художник и дизайнер, известная поп-арт работами в современной интерпретации византийского стиля — Прим.ред.) и воспалённого воображения сценариста-антисоветчика, хочется воскликнуть «Nazdorovie!» и дать моделям в руки балалайку.

Тем ценнее случаи, когда западному дизайнеру удаётся продраться через дебри лубочных образов и увидеть истинно национальные элементы — так, как в пусть и не образцовой с этой точки зрения, но хотя бы избавленной от расхожих клише коллекции Джона Гальяно 2009 года. Одним из эталонов остаётся русская коллекция Поля Пуаре «Казань», во многом благодаря влиянию знакомства с Надеждой Ламановой. Не менее значимой считается коллекция Ива Сен-Лорана 1976 года, хотя к некоторым моделям хочется приложить описание, некогда данное Бердяевым славянофилу Алексею Хомякову, столь сильно желавшему возвращения допетровских порядков, что он «и одевался соответственно... и был похож скорее на перса, чем на русского». Учитывая, что источником вдохновения Сен-Лорана была не Россия, а в первую очередь «Русские сезоны» Дягилева, появление восточной ноты понятно и уместно.

Увы, настоящее прикосновение к традиции бывает столь редко, что русскую коллекцию Dolce&Gabbana всё же можно считать если не попаданием в «традицию», то успехом — по крайней мере, именно в таком «штапеле в розочках» появлялись жизнерадостные работницы на обложках журнала «Огонёк».