Чтение: как смерть Толстого подтолкнула его дочь уйти на войну

Александра Толстая дала точное объяснение причины своего решения участвовать в войне: «Годы после смерти отца и до объявления войны были самыми тяжелыми в моей жизни. При нем — у меня не было своей жизни, интересов. Все серьезное, настоящее было связано с ним. И когда он ушел — осталась зияющая пустота, пустота, заполнить которую я не умела». Затем перечислила сделанное ею во исполнение завещания отца и отметила противоречие: казалось, что «все это должно было заполнить» ее жизнь — на самом деле сложилось иначе. Не менее важным для нее оказался семейный вопрос. «Нарушились мои отношения с семьей, — спустя годы писала она. — Мои любимые старшие брат и сестра, Сергей и Татьяна, самые близкие, особенно Таня, к отцу, моя мать и братья, не получившие авторских прав, — все были обижены. Это было тяжко».

Первая мировая война в жизни Александры Толстой сыграла очень важную роль. Возможно, решающую. Она стала участницей беспрецедентного исторического катаклизма, столкнулась с фактами шокирующей бесчеловечности, оказалась свидетельницей страшных картин людских страданий. Значительно расширился круг ее знакомых, и существенно изменился статус в нем: первоначально в восприятии окружающих людей графиня Александра Львовна Толстая была исключительно дочерью великого писателя. Однако по ходу ее участия в военной жизни страны такое отношение постепенно изменилось, и молодую женщину стали оценивать по стойкости и мужеству, проявленным ею в тяжелейших ситуациях. Менялся сам характер ее поведения: если ранее Александра Толстая не могла не видеть себя глазами окружающих, не могла — как дочь Льва Толстого — не чувствовать некую свою избранность, особенность, то теперь она перестала быть тенью великого человека. Молодая женщина преодолела ощущение наступившей пустоты и развернулась к полноте и многообразию жизни. В ходе Первой мировой войны проявился ее недюжинный организаторский талант. Впервые заявил о себе и масштаб ее личности. Пройдя тяжелые военные испытания, она вступила в пору зрелости. Александра Толстая поняла служение делу отца как необходимость неустанной помощи страдающим людям, и этому пониманию была верна до конца своей долгой и чрезвычайно богатой событиями жизни.

Впервые отдаленная от Софьи Андреевны, любимой сестры Татьяны и братьев расстояниями, впервые переживая глубокие потрясения военной жизни, Александра Львовна ощутила силу привязанности и любви к своей семье, прежде всего к матери.

18 июня 1914 года А. Л. Толстой исполнилось тридцать лет. 19 июля (1 августа по новому стилю) началась Первая мировая война. 27 июля Толстая приняла решение идти на фронт сестрой милосердия. Она приехала в Ясную Поляну проститься с матерью.

«— Зачем ты едешь на войну? — сказала мне мать. — Ни к чему это. Отец был против войны, а ты хочешь в ней участвовать.

— Я не думаю, чтобы он был против того, чтобы я помогала больным и раненым.

Но мать была недовольна. Чертков и толстовцы тоже меня осудили, но меня это не трогало. Я не могла оставаться дома».

По пути из Ясной Поляны в Москву Александра Толстая в разговоре с мужиками уловила чувство «полного единения» в «общем горе», возвысившем людей над сословным и материальным расслоением российского общества. 31 июля Александра написала сестре Т. Л. Сухотиной о захватившей ее «общей волне» единения. Брат Михаил и племянник Михаил (сын брата Ильи) ушли в действующую армию, на войну рвался и другой ее девятнадцатилетний племянник Андрей (Ильич). Пасынки Татьяны Львовны, Сергей и Федор Сухотины, тоже отправились сражаться. Дм. Кузминский поспешил на войну; узнав о добровольном решении последнего, Софья Андреевна Толстая записала: «Непонятный гипнотизм!»  

Лев Львович Толстой, вспоминая о начале войны, отметил появившееся у него в то время новое чувство: «...во мне внезапно проснулся новый человек, которого я сам еще хорошо не знал в себе, — проснулся русский». После отъезда его семьи в Швецию Лев Львович добровольно поступил в отряд Российского Красного Креста и 6 августа 1914 года вместе с главой этого отряда А. И. Гучковым и членом Думы В. М. Пуришкевичем уехал в Варшаву. Там Лев Львович в качестве уполномоченного «принимал поезда с ранеными, устраивал госпитали, ездил с поручениями в другие польские города и крепости, посещал раненых немцев, австрийцев и венгерцев в варшавской цитадели». Потрясенный увиденным, он воззвал к россиянам: «Жертвуйте, посылайте сюда халаты, туфли, вату, одеяла, деньги. Все нужно для ухода за ранеными». Военным корреспондентом на Балканском фронте был Илья Львович Толстой.

Старая графиня иначе восприняла начало войны, в день ее объявления записав: «Эта ужасная война приведет к большим бедствиям в России. Все в унынии; те, которых отрывают от земли и семьи, говорят о забастовке: „Не пойдем на войну!“ У меня увезли приказчика, семь лошадей, при них кучер и два работника! А в России голод. Что-то будет!»

Предчувствия Татьяны Львовны Сухотиной носили отчетливый апокалипсический характер: «Пишут и рассказывают о патриотических манифестациях в городах. А у нас в деревне с лихорадочным ожиданием ждут „забастовки“ или, иными словами, земельного бунта. Страшный суд наступает, и жутко, что будем привлечены к ответу». Мысль об этом не покидала ее, в конце сентября она записала: «Народ по окончании войны ждет земли. Это слышится отовсюду. Баба пришла к Анне Ивановне, с радостью объявляя о том, что она родила двойню — двух мальчиков. „Теперь как будут землю на мужские души делить, так на двух мальчиков две доли достанутся“. Петр Григорьевич слышал, как толпа призванных, расходясь после речи Д. Свербеева (председатель управы и предводитель дворянства), обещавшего заботиться об оставшихся семьях, гудела: „Дай-то Бог, дай-то Бог. А вернемся — у царя землицы попросим“. Кроме этих случаев, многие мне говорили, что мужики после войны будут требовать земли». Татьяне Львовне было понятно, что нынешнее состояние общенационального единения не будет продолжительным и впереди землевладельцев ожидает возмездие.

Однако это были предчувствия и предположения, а в настоящий момент Софья Андреевна провожала своих детей на войну и переживала за них: «Очень тоскую о Мише. Спаси его Бог! Страшно и за Леву, и за Сашу, хотя они при мирном деле Красного Креста».

В начале августа Александра Львовна вместе с Варварой Феокритовой пошла на трехнедельные медицинские курсы, по окончании которых работала хирургической сестрой в подмосковном Звенигородском госпитале под руководством Д. В. Никитина. В прошлом он был личным врачом Л. Н. Толстого. В то время юная Александра, увлеченная медициной, изучала анатомию и физиологию. Позднее она вспоминала о поре яснополянского сотрудничества с врачом и о значимости знаний и умений, полученных под его руководством в мирное и в военное время: «Мы организовали амбулаторию в деревне и принимали больных крестьян не только из Ясной Поляны, но и со всей округи. Доктор Никитин многому меня научил. Исследуя больных, он читал мне целые лекции о той или иной болезни, учил меня делать перевязки, приготавливать мази, делать уколы. Краткие курсы сестер милосердия и практическая работа в Звенигородском госпитале, где главным врачом был доктор Никитин, помогли мне легко выдержать экзамен на сестру милосердия военного времени».

9 сентября 1914 года Александра Толстая написала сестре Татьяне Сухотиной из Воскресенска Московской губернии, что в госпитале пока еще только сто раненых, но скоро будет раза в два больше, что работает она по четырнадцать часов в сутки начиная с шести утра. Сообщала, что уже перестала бояться операций и по этому ее прикомандировали к перевязочной и операционной. Однако работа в тылу Александру Толстую не удовлетворяла. «Я решила просить перевода на фронт. Мне хотелось забыться, хотелось подвигов, геройских поступков...» В письме к О. К. Толстой от 27 сентября она поделилась своим заветным желанием попасть как можно ближе к передовым позициям: «Это мне нужно».