Лев Лурье: «Сергей Довлатов будет жить, пока учат русский язык»

Стало понятно, что если никто не возьмет на себя задачу отпраздновать 75-летие Сергея Донатовича, то ничего не будет. Мы с группой единомышленников (с моей компанией Дом культуры Льва Лурье) собрали людей, объявили сбор денег и уже можно сказать, что событие все же состоится. Будет фотовыставка, которую мы привезем из Нью-Йорка, круглый стол и вечер воспоминаний, ретроспектива фильмов про Довлатова и по его произведениям и театральный фестиваль.

Центральным станет 4 сентября, хотя сам день рождения 3-го. По ряду причин мы решили, что это должно быть воскресенье. Основные мероприятия пройдут на улице Рубинштейна, где жил Довлатов с 1944 по 1978 год. Есть довольно известный скульптор Вячеслав Бухаев, который все не может получить разрешение властей на согласование памятника Сергею Довлатову. Мы хотим эту скульптуру провезти по улице Рубинштейна, организовать шествие, чтобы играли уличные музыканты. Довлатов, кстати, очень любил джаз. Нас поддержат и многочисленные заведения общепита, расположенные на улице Рубинштейна, где можно будет попробовать Довлатов-меню.

Мы с моей дочкой Софьей готовим путеводитель по местам Довлатова в Петербурге. Его презентация также состоится в рамках празднования «Дня Д». Путеводитель опубликует издательство «БХВ», где выходит большинство моих книг. Это небольшая книжка (примерно 100 страниц) с иллюстрациями. В основном, фотографии самого Довлатова – снимки Ленинграда 1960-70-х годов. Там три маршрута. Первый – улица Рубинштейна с прилегающими кварталами города, второй – Невский проспект и филфак СПбГУ, третий – это разбросанный набор: квартиры друзей, места работы – все, что имело значение для писателя. Как практикующий экскурсовод я знаю, что не бывает такой экскурсии по Довлатову, на которую автобус не был бы заполнен полностью. Поскольку Сергея Донатовича действительно любят, как день рождения Достоевского на наших глазах стал общегородским праздником, также, надеюсь, произойдет и с Довлатовым. 

На репутацию Довлатова в сознании общественности как «праздного гуляки» повлияло то, что он, с одной стороны, исключительно остроумный писатель, рассказывающий о всякого рода казусах, произошедших с ним в том числе на так называемых parties. С другой стороны, причина – его нежелание сосредотачиваться на очень горьких событиях. Неожиданную роль в этом сыграли, кстати, и иллюстрации Александра Флоренского к его собранию сочинений, где он выглядит эдаким первым митьком, каковым в действительности никогда не являлся.

У Довлатова была очень тяжелая жизнь. Он, как справедливо (хотя и не без зависти) написал автор его биографии в серии «Жизнь замечательных людей» Валерий Попов, бежал всегда в конце забега. То есть из всего блестящего поколения, которое Анна Андреевна Ахматова потом назвала «бронзовым веком» русской литературы, он был просто самым молодым физически. Это поколение открывается примерно Виктором Конецким, который родился в 1929 году, и заканчивается как раз Сергеем Довлатовым, родившемся в 1941-м. Все они теоретически могли бы быть детьми одной матери. Туда входили и «ахматовские сироты», то есть Бродский, Найман, Рейн и Бобышев, а также Кушнер, Соснора, Валерий Попов и Яков Гордин. Пожалуй, такого яркого поколения в советской истории в Ленинграде больше и не было.

Судьба Довлатова сложилась так, что будучи готовым к компромиссу человеком (о чем написана его замечательная одноименная повесть), никакой компромисс для него в реальности был невозможен. Может быть, именно это сделало его великим писателем. Довлатов мог бы закончить финское отделение филфака, стать переводчиком «Интуриста», благополучно просуществовать. Но вместо этого он безнадежно влюбился в свою первую жену, Асю Пекуровскую, и ушел охранять лагеря в Коми АССР. 

Когда он вернулся из армии, большинство его сверстников уже печатались и стали членами союза писателей. Литератор мечтал тоже быть официальным участником союза писателей, иметь право печататься, получать за это деньги. Но так сложилось, что к тому моменту, когда его должны были уже принять в союз писателей, ситуация в области цензуры существенно поменялась. То, что было дозволено еще пару лет назад, оказалось совершенно невозможным. 

В декабря 1967 года состоялся знаменитый вечер молодых литераторов, где выступал Бродский, Гордин, Битов, Попов. Довлатов прочитал рассказ про одного полковника и его племянника, которые так напились, что полетели — «летят над Ленинградом и о чем-то разговаривают». В партию после этого поступила жалоба о «грубом антисоветском сионистском шабаше, который прошел в доме союза писателей, и свидетельствует, что в стране распространяется ползучая контрреволюция». Хотя во всем этом не было ничего, что касалось бы политики. В результате Довлатов, как и Бродский, в союз не вступил. Но он не понимал, что с ним произошла такая неприятность и много-много лет каким-то образом пытался пристроить свою прозу. Довлатов, еще раз отмечу, был готов к компромиссу и сам об этом писал. Если бы ему удалось пробиться, написав повесть о молодом рабочем, то в конце концов эти компромиссы могли бы его погубить. По крайней мере, его проза не была бы такой честной и жесткой.

Мы не знаем о качестве сборника рассказов «Пять углов», но то, что Сергей Донатович не напечатал его, оказавшись на Западе, свидетельствует о том, что он был проникнут вынужденной самоцензурой. Эта книга была последней попыткой компромисса. Сам рок как будто препятствовал осуществлению вот этих промежуточных вариантов, при которых Довлатов отказывал себе в том, чтобы писать только правду, чистую правду так, как он хотел – с присущей ему резкостью по отношению ко времени и знакомым, которые нас так радуют в его творчестве.

В конце концов после того, как сборник «Зона» оказался в руках КГБ, Довлатов вынужден был три года перебиваться работой экскурсовода, редакционными заработками и даже охранял баржу на Адмиралтейском заводе. Тогда же он совершил важный роковой шаг: отправил свое произведение на Запад. К тому моменту уже многие его знакомые эмигрировали и звали переехать. Но он до последнего не хотел покидать страну, полагая, что он плоть от плоти ленинградской жизни, что читатель его здесь, в России, и что на Западе он будет, скорее всего, никому не нужен.

Всю жизнь, это важно сказать, Довлатова сопровождала бедность. Никогда не было нормальных жилищных условий, хорошей одежды. Только в самом конце жизни он научился водить машину. Когда Сергей Донатович умер, у семье не было денег даже на то, чтобы его похоронить как следует. Настоящая слава накрыла Довлатова уже в самом конце жизни, а скорее, даже после смерти. Так что это вполне трагическая судьба.

Это история того, как рок не дает человеку сдаться, пойти по пути наименьшего сопротивления и в результате он становится тем, кем становится. Например, судьба Бродского была совершенно другой. Бродский изначально не питал никаких иллюзий о возможности существования в советской системе или почти не питал, так как одно время все-таки пытался быть переводчиком. У Довлатова это было.

В прозе Сергея Донатовича есть очень важный консервант – это юмор. Например, мы так любим Чехова или читаем и знаем, прежде всего, «Недоросль» Фонвизина, а не Сумарокова, мы смотрим Мольера, а не Расина, потому что это такой важнейший консервант. И Довлатов будет жить, пока учат русский язык.

Поддержать проект финансово и следить за его программой можно на официальном сайте празднования.