В издательстве «АСТ: Редакция Елены Шубиной» вышла книга Анны Матвеевой «Картинные девушки» – о натурщицах и музах художников от Рафаэля до Пикассо. «Собака.ru» публикует отрывок из нее про Амедео Модильяни – как ему позировали Анна Ахматова и Жанна Эбютерн.
Жизнь по Моди
Жанна Эбютерн / Модильяни
Художники нуждаются в натурщицах, натурщицы — в художниках, а некоторые совмещают в себе сразу две ипостаси. Юная парижанка Жанна Эбютерн поступила учиться в парижскую академию Коларосси «на художницу», но вскоре стала любимой натурщицей Амедео Модильяни. И приняла свою новую роль как единственную и главную в жизни. Правда, жить ей оставалось всего два года.
Без абсента
В 2013–2014 годах по европейским музеям возили выставку работ из коллекции Йонаса Неттера «Модильяни, Сутин и легенда Монпарнаса». В числе прочих там были представлены работы Жанны Эбютерн. Они оказались не так эффектны, как портреты кисти Амедео, но отличались безусловным своеобразием и оригинальностью. Автор картин кротко смотрела с фотографий, о которых позаботились кураторы выставки: какая необычная, шептались зрители.
В ней и вправду было что-то особенное, притягивающее взгляды. Банальное имя Жанна звучало контрастом смуглой коже, покатым плечам, затейливым косам. И еще эта бесконечная шея — кажется, вот-вот надломится, как стебель пышного цветка.
Лебяжьи шеи женщин с портретов Модильяни всегда выглядели преувеличением: казалось, что художник погорячился, вписывая живую натурщицу в искаженные координаты своего зрения. Существует мнение, что вытянутыми лицами, нарушенными пропорциями и незрячими глазами портреты кисти Моди (так в близком кругу называли Амедео) обязаны абсенту, который невоздержанный художник пил практически как лимонад (впрочем, кое-кто и про Эль Греко говорил, что он страдал косоглазием и астигматизмом). Что поделать, толкователи искусства часто ищут опору в понятном и знакомом. Но достаточно посмотреть на фотографию Жанны Эбютерн в возрасте девятнадцати лет — как раз тогда она познакомилась с Дэдо (ещё одно имя-прозвище художника), — чтобы убедиться в том, что длинная шея, хрупкость, характерный наклон головы и отстраненный, «невидящий» взгляд существовали в реальной жизни и, возможно, помогли Моди отыскать свою манеру. «Она явилась и зажгла…» Жаль, что огонь прогорел так быстро.
Итальянец в Париже
Амедео Модильяни родился в Ливорно, в семье разорившегося дельца Фламинио и его жены Евгении, получившей хорошее образование и обожавшей своего четвертого сына Дэдо (кстати, Амедео в переводе — «любимый Богом»). В четырнадцать лет юный Модильяни учебу в лицее и, по словам матери, знать ничего не хотел кроме искусства живописи. Учился вначале у ливорнского художника Гульельмо Микели, затем поступил в Школу обнаженной натуры во Флоренции, посещал занятия в Институте изящных искусств Венеции… Но в те времена все пути вели художников в Париж, вот и молодой Амедео в 1906 году обустраивает мастерскую на Монмартре. Правда, он мечтал быть не живописцем, а скульптором, и эта несбывшаяся мечта пустила трещины во всю его жизнь, как не подготовленное для обработки дерево. В самом деле, кто теперь помнит скульптуры Модильяни — разве что искусствоведы, да и те через одного. Но в живописных портретах кисти Моди всегда есть некая скульптурная неподвижность, монументальность, объём, даже если речь идет о невесомых образах юной Жанны Эбютерн, а также менее известных «лолотт» и «адриан». Он любил африканскую скульптуру, ценил творчество Константина Бранкузи и наслаждался работой с камнем, предпочитая её возне с красками. Увы, до нашего времени дожили лишь пара десятков скульптурных работ Модильяни; тому есть сразу несколько причин. Во-первых, Моди страдал от недостатка признания: однажды, ещё в Италии, с гордостью показав сделанные им «головы» (тоже длинношеие и длиннолицые), он был так жестоко осмеян друзьями, что тут же утопил все скульптуры в ближайшем канале. Во-вторых, ремесло скульптора — это пыльная, грязная, вредная для здоровья работа, а у Моди с детства был туберкулез. Ну и, наконец, в-третьих, быть скульптором оказалось слишком дорогим занятием для небогатого юноши из почти разорившейся еврейской семьи… Поэтому он в конце концов забросил скульптуру, став живописцем. Точнее, портретистом, так как к натюрмортам и пейзажам, самым востребованным у покупателя жанрам, Модильяни был равнодушен (существует всего пять его пейзажей).
Итак, он жил на Монмартре, одевался как художник — носил алый шарф и чёрную шляпу, учился в академии Коларосси, дружил с Морисом Утрилло и Хаимом Сутиным. Оба эти друга наверняка ужаснули бы матушку Евгению: один беспробудно пил, другой рисовал разложившиеся мясные туши. Но матушка была далеко и, кстати, регулярно отправляла любимому сыну деньги на жизнь и учебу. Модильяни тратил их стремительно: вино, гашиш, цветы для женщин, чаевые для гарсонов — и вот он уже опять вынужден рисовать портреты посетителей в кафе, чтобы кто-нибудь оплатил его счет. Однажды кто-то назвал его цены непомерными, и тогда Модильяни предложил забрать целую стопку работ даром — но не отдал ее из рук в руки, а повесил на гвоздь в уборной. Увы, особым спросом его работы не пользовались (при жизни у Модильяни состоялась лишь одна персональная выставка!), а богемная жизнь забирала у него буквально все силы (и средства).
Амедео был по-настоящему красив, на фото он чем-то напоминает итальянского артиста Марчелло Мастроянни, который, впрочем, родился только в 1924 году. Разумеется, нравился женщинам. Анна Ахматова не только сидела с ним на бесплатных стульях в Люксембургском саду, но и позировала ему для рисунков. И называла его впоследствии «одним художником, с которым у меня абсолютно ничего не было». Знакомство Ахматовой и Модильяни произошло в 1910 году в парижском кафе «Ротонда», оба были еще в самом начале пути, который привел к громкой славе. Ахматова приехала в Париж с мужем — это было свадебное путешествие, но кого волнуют условности, если речь идет о встрече с Модильяни, «не похожем ни на кого на свете»?
По словам Анны Андреевны (а она, между прочим, тоже относилась к тому типу женской красоты, который ценил Модильяни), художник сделал с нее примерно 16 рисунков, но уцелел лишь один, и не самый удачный. Ахматова сожалела о том, что Модильяни в пору их знакомства еще не рисовал обнаженную натуру, — не зря он сказал однажды, что «все хорошо сложенные женщины выглядят неуклюжими в платьях».
Второй важной женщиной в творческой жизни Модильяни тоже была, как ни странно, поэтесса — но теперь уже английская. Беатрис Гастингс (настоящее имя Эмили Элис Хэй) жила в Париже и была пятью годами старше Моди. Познакомились они в июне 1914 года, прожили вместе почти два года, и отношения у них были, мягко выражаясь, бурные. Богема! Иногда, говорят, доходило даже до рукоприкладства. По слухам, как-то раз Амедео вышвырнул Беатрис из окна. «Поле битвы при Гастингс»! Англичанка постоянно позировала Модильяни, и сейчас портреты Беатрис разошлись по музеям и частным коллекциям («Портрет Беатрис Гастингс», 1915, коллекция Риттер, Нью-Йорк; «Женщина с бархатной лентой», 1915, Музей Оранжери, Париж, и пр.). Кроме того, в те годы появились портреты Леона Бакста (1917, Вашингтон), Жана Кокто (1917, частная коллекция), очень необычный портрет художника Диего Риверы (1914, Художественное собрание земли Северный Рейн-Вестфалия, Дюссельдорф). Модильяни начали узнавать как художника именно в «период Беатрис», но в 1916 году её терпение лопнуло и она попросту сбежала от своего возлюбленного. Слишком выматывающим оказался этот богемный роман, к тому же Модильяни стал к тому моменту законченным алкоголиком и наркоманом. Беатрис покончила с собой в 1943 году.
Следующее имя в донжуанском списке Модильяни — Симона Тиру. Скромная рыжеволосая девушка не была ни поэтом, ни знаменитостью. Мечтала стать врачом и приехала в Париж изучать медицину. Амедео она встретила в кафе. Он вначале попытался заплатить за ее завтрак своей картиной, а потом предложил Симоне стать его натурщицей. Очарованная девушка влюбилась в Модильяни и какое-то время жила с ним вместе — выхаживала после пьяных загулов и вообще была готова на всё, лишь бы он любил ее. Но у Моди не было чувств к Симоне Тиру, он, скорее, терпел её рядом с собой, а когда девушка объявила, что беременна, сказал, что ребенок не от него. 15 сентября 1917 года родился внебрачный сын Модильяни и Симоны Тиру — Жерар Тиру-Виллет. Бедняжка Симона умерла в 1921 году от туберкулеза, мальчика усыновили приемные родители. О том, кем был его настоящий отец, Жерар узнал лишь, когда сам стал… святым отцом. Сын Модильяни, священник в маленьком городке на юге Франции, прожил до 87 лет. По словам очевидцев, его внешнее сходство с Модильяни было поразительным.
Время Жанны
«Сегодня, 7 июля 1919 года, я обещаю жениться на мадемуазель Жанне Эбютерн — как только придут документы». Этот пакт о намерениях подписан Модильяни и Жанной, заверен Леопольдом Зборовским и Люнией Чеховской. Польский поэт Зборовский, или просто Збо, был одержим идеей сделать Модильяни успешным художником. Пытался продавать его картины и устраивать выставки. Был чем-то средним между агентом и другом, а ещё — добрым ангелом для Моди и Жанны. Именно он устроил им отдых в Ницце, где были потеряны злополучные документы, без которых оказалось невозможно зарегистрировать брак. Тогда же родилась единственная дочь Моди. Малютку назвали в честь матери, Жанной.
Модильяни и женитьба, Моди — благополучный семьянин, Амедео — верный муж и заботливый отец? Это было что-то новенькое.
Художественные фильмы «Монпарнас, 19» (1958) и «Модильяни» (2004) каждый на свой лад трактуют судьбу Амедео. Сходство не большее, чем у Жерара Филипа и Энди Гарсиа, играющих главные роли. Но кое в чем создатели обоих фильмов оказались единодушны и не стали «домысливать» историю встречи Моди и Жанны. Прежде всего потому, что история эта не нуждалась ни в каких доработках даже на взгляд самого придирчивого сценариста.
Жанна Эбютерн была талантливым начинающим художником, коренной парижанкой и красавицей. Отец и мать — католики строгих правил — конечно, не могли одобрить богемного образа жизни, который неизбежно сопровождал тех, кто «связался с искусством». Зато старший брат Андре поддерживал Жанну в ее стремлениях, поскольку тоже мечтал рисовать (и стал впоследствии художником, правда, не особенно удачливым и успешным). Именно Андре познакомил юную Жанну с богемой Монпарнаса; говорят, она была натурщицей Цугухару Фудзиты, прежде чем скульптор Ханна Орлофф представила ее Модильяни. Это была распространенная и оправданная практика, когда ученики академии Коларосси, где училась Эбютерн, позировали начинающим или уже известным мастерам.
Жанна была хороша собой, хоть и невысока ростом. Застенчивая, спокойная, нежная… Друзья звали ее то «кокосовым орешком» — за бледность, то «красной фасолинкой» — за рыжеватый цвет волос. Собственный стиль художницы был близок идеалам группы «Наби» — она прекрасно чувствовала цвет, тщательно прописывала интерьеры.
Конечно же, у них вспыхнул роман. Родители, разумеется, воспротивились, да и брат на сей раз принял их сторону. Девочке было всего девятнадцать, негодяй на четырнадцать лет старше (жениться на тот момент он еще и не думал). К тому же еврей. С точки зрения Ахиллеса Эбютерна, это был очень серьезный недостаток. Моди между тем, знакомясь с новыми людьми, всегда говорил: «Модильяни, еврей». Он не стеснялся своего происхождения, скорее гордился тем, что был в отдаленном родстве с Барухом Спинозой. Спиноза, как и Моди, выходец из сефардов.
Жанна внимательнейшим образом выслушала доводы родителей, после чего переехала к своему возлюбленному. Жил он тогда в комнате, которую выделил ему в своей квартире верный Збо.
С появлением Жанны творчество Моди обрело свою законченность — он стал тем самым Модильяни, работы которого известны на весь мир. Он написал более двадцати портретов мадемуазель Эбютерн, а всего за два года их любви было создано около сотни картин. Появились яркие цвета, которых художник раньше побаивался, и его знаменитые ню.
С появлением Модильяни творчество самой Жанны было отодвинуто в сторону, хотя она продолжала рисовать и даже писала портреты Сутина или Анны Зборовской одновременно с Моди. Но куда чаще ей приходилось позировать. Художница стала натурщицей.
Работа Жанны Эбютерн
В декабре 1917 года преданный Збо организовал ту самую — единственную прижизненную — выставку Модильяни в Париже. Двери распахнула галерея Берты Вайль, но, к сожалению, обывателей шокировали полотна с обнажёнными моделями, и полиция настояла на том, чтобы они были убраны. Ни одной работы продать не удалось, но Жанна была рядом — верный спутник, натурщица, жена… Здоровье Модильяни, и так-то не слишком крепкое, ухудшалось с каждым днем. Образ жизни, наконец, потребовал срочно оплатить счета. Жанна ждала ребенка, и ее смирившиеся родители отправили пару в Ниццу. Там Модильяни не столько лечился, сколько работал — без передышки, без отдыха. Его познакомили с Ренуаром, жившим неподалеку, в Кань-сюр-Мер, но встреча вышла не слишком удачной: вроде бы Моди вел себя слишком надменно и не расположил к себе старого художника.
29 ноября 1918 года родилась Жанна Модильяни, а весной следующего года, когда семья вернулась в Париж, старшая Жанна вновь забеременела.
Дальше время понеслось с бешеной скоростью, будто с цепи сорвалось. Слава начинала поворачиваться лицом к Модильяни — его стали узнавать, покупать, о нём теперь писали в газетах. Увы, всё в жизни должно происходить вовремя. Столько лет искавший признания художник не мог оценить лавры на удобство и прочность — он умирал от туберкулезного менингита, но при этом продолжал пить и работать, работать и пить. Зимой 1920 года Амедео увезли в больницу, где он и скончался 24 января. Последние слова его были о Родине: «Милая Италия!»
Обеих Жанн — большую и маленькую — забрали к себе Эбютерны. Следили за дочерью в оба, но все-таки недоглядели. На следующий день после смерти Моди Жанна выбросилась из окна пятого этажа, забрав с собой на тот свет нерожденное дитя.
Одной из последних работ Модильяни стал портрет Жанны, беременной вторым ребёнком, которому не суждено было появиться на свет (1919, собрание Броуди, Лос-Анджелес). Дверь на заднем плане прочитывается теперь как символ ухода и прощания…
Художника и его любимую натурщицу похоронили в один день, но на разных кладбищах: Жанну — на скромном Банье под Парижем, Моди — на столичном Пер-Лашез. Спустя десять лет Эбютерны все-таки согласятся перезахоронить тело дочери рядом с главным человеком ее жизни. Маленькую Жанну воспитала сестра Амедео. В 1958 году дочь художника написала его биографию «Модильяни: человек и миф». Работы Жанны Эбютерн начали выставляться вместе с полотнами Модильяни сравнительно недавно. Обратный отсчет — путь от натурщицы к художнице — потребовал слишком много времени… Мы можем только гадать о том, каким художником стала бы Жанна, не повстречай она Амедео, но нет никаких сомнений: без Жанны Эбютерн мир никогда не узнал бы настоящего Модильяни.
Комментарии (0)