Онколог Андрей Павленко – о работе во время болезни, нетрадиционном лечении рака и прокрастинации

Сегодня хирург Андрей Павленко провел около пяти часов за операционным столом — делал пациенту лапораскопическую резекцию желудка. Это первая операция врача, который сам борется с онкологическим заболеванием, после перерыва длиною в месяц.

У Андрея Павленко два месяца назад обнаружили третью стадию рака желудка. Форма опухоли достаточно агрессивная и врач знает, что при удачном исходе лечения шансы на пятилетнюю выживаемость - 35-45%. Если опухоль не отреагирует на лечение, то шансы - не более 5%. Эти цифры не деморализовали медика.

Когда он узнал свой диагноз, составил список из своих ключевых задач. Первая задача — приложить максимум усилий, чтобы победить болезнь (Андрей Павленко самостоятельно составил стратегию своего лечения), вторая — сделать все возможное для своей семьи и их финансовой независимости (у онколога жена и трое детей). Третья – создать все условия для того, чтобы центр, которым он руководит, продолжил свою работу при любом развитии событий. Он уже нанял человека, который смог бы заменить его, и продолжает обучение хирургов - во время сложных операций допускает к операционному столу молодых врачей и следит за их работой. Врача поддерживает собственная команда мечты - pavlenkoteam — шесть сотрудников возглавляемого им онкологического центра на базе Клиники им. Пирогова при СПбГУ. Узнать pavlenkoteam в клинике можно по стрижкам - когда их руководитель после химиотерапии побрился наголо, они все решили последовать его примеру. 

Четвертая задача врача — это ведение медиапортала о борьбе с раком. Болезнь Андрея Павленко и его повседневные мысли теперь стали публичными, он хочет открыто говорить о проблеме онкологических заболеваний. За дневником врача следят десятки тысячи человек и только полторы недели на электронную почту пришли более одной тысячи писем.

О медиапроекте и лечении ядом лягушек

Андрей, вы были готовы к резонансу, который вызвал ваш проект?

Не ожидал, честно говоря. Ведь есть много блогов, где описано, как нужно себя вести, допустим, при химиотерапии. Люди рассказывают о своих проблемах, о том, с чем они столкнулись при лечении. Но это взгляд больного. Видимо, не хватало взгляда врача. И не просто врача, а онколога, который сам лечил эти заболевания довольно долго.

Кстати, а вы знали коллег-медиков, лично столкнувшихся с онкологическими заболеваниями?

Конечно, многие мои знакомые врачи боролись с раком или их родственники боролись.

И они демонстрировали такую же выдержку, как и вы?

На самом деле, наверное, они стремились сделать так, чтобы о болезни никто не знал.

Как ваши пациенты реагируют на эту ситуацию? Они в курсе того, что у вас рак?

У меня все контакты бывших пациентов есть в телефоне. И мне пришло огромное количество сообщений из разных уголков страны со словами: «Андрей Николаевич, мы с вами, держитесь». Для меня это на самом деле очень важно – получать такую обратную связь от пациентов, которые наблюдались у меня много лет назад. Это к тому же значит, что они живы, и то, что я делал, это все не зря.

А в самой клинике с пациентами сейчас изменилось общение?

Я сейчас редко консультирую. На прием ко мне в обычном формате не записывают – вдруг я буду себя плохо чувствовать, а пациенты ждут этой встречи. Но те, кого я все же принимаю, конечно относятся абсолютно нормально. По крайней мере, никаких претензий из серии — «доктор, вы же больны раком, как вы можете меня вылечить», я не слышал. Это же глупости. Профессиональные качества мои не изменились.

Вы получили больше тысячи сообщений от незнакомых людей из разных городов и даже стран. Что вам пишут люди?

Письма приходят абсолютно разные. Часто люди просят посмотреть на результаты исследований, посоветовать врача, оценить метод лечения. Кто-то просто хочет выразить поддержку. Но бывают и письма другого типа — например, несколько сотен пришло по поводу возможности лечения рака ядом лягушки, секретом скорпиона, биотерапией и другими альтернативными методиками.

То есть это врачу-онкологу предлагают так лечиться?

Да, именно. А еще, судя по письмам, сейчас человек сорок с онкологическими заболеваниями чистят лимфу, двадцать пять — кровь, а еще пятнадцать — энергетику. И рекомендуют мне обратить внимание на эти методы. Я отвечаю в таких случаях примерно следующее: «Я понимаю что вы хотите помочь, но я принял для себя решение лечиться в соответствии с мировыми стандартами. На своем врачебном пути я не встретил ни одного пациента, который бы вылечился с помощью нетрадиционных методов медицины». Некоторые реагируют на это даже агрессивно. Мол, я вам, Андрей, предлагаю хороший метод, зря отказываетесь — решили умирать?

О раке в молодом возрасте и необходимости скрининга в России

Сколько прошло времени между моментом, когда вы заметили первые симптомы — желудочный дискомфорт — постановкой диагноза?

Прошло всего полгода.

С чем вы связывали неприятные ощущения, почему не задумались провериться еще раньше?

- Вы поймите, в 39 лет никто еще не думает о раке. Это достаточно молодой возраст для этого заболевания. Я вел очень активный образ жизни: операции, лекции, конференции, командировки. Не было даже повода заподозрить что-то подобное. И кроме этих незначительных болей в желудке по ночам и при голоде не было вообще никаких симптомов. Обнаруженная у меня опухоль — очень редкая, она встречается среди больных раком желудка в 3-5% случаев. Это подслизистая форма, она начинает расти в глубоких слоях эпителия и выявить ее на ранних стадиях практически невозможно. Только когда дискомфорт усилился, я сделал гастроскопию. И опухоль была выявлена уже на 3-й стадии. Хорошо, что не 4-й терминальной.

Вы выступаете за введение программ по скринингу для раннего выявления рака. Какие программы это могут быть?

Самый простой скрининг – это молочной железой, шейки матки. То есть это те локализации, которые можно увидеть. У нас нет серьезных программ, которые поддерживаются государством. Только диспансеризация в поликлиниках, которая, на мой взгляд, не особо эффективна. И это большая ошибка. Потому что скрининг позволил бы выявить гораздо больше ранних форм опухолей. А они куда легче поддаются лечению и требуют гораздо меньше финансовых затрат. Мы экономим на профилактике и диагностике и тратим колоссальные суммы на лечение больных с 3-4 стадиями.

Об апатии пациентов и осознанном отказе от лечения

Вы вернулись на работу через неделю после второго курса химиотерапии. Как вы себя сейчас чувствуете?

Сейчас я чувствую себя практически здоровым человеком. Нет ни слабости, никаких признаков того, что у меня была химиотерапия. Хотя после первого курса осложнения начались сразу же. Схема лечения у меня очень агрессивная, поэтому я не то чтобы был удивлен. Удивлен был, что с первого раза так меня накрыло – обычно последствия наступают с задержкой. Но я врач, а у врачей все не как у людей (смеется). Сейчас я готовлюсь к началу третьего курса – оно запланировано на ближайшие дни.

Как вы относитесь к пациентам, которые осознанно отказывается от лечения и решают провести оставшееся время иначе? Просто побыть с семьей, поехать в путешествие.

Это право пациента. Если человек адекватный и владеет всей информацией о методах лечения, о прогнозах врачей, например, не самых утешительных, то он имеет право ничего не делать. Каждый сам выбирает свой путь. У меня были такие пациенты, которые просто решили, что не готовы к агрессивному лечению. Мы не имеем право в таком случае настаивать на обратном и принуждать его к той же самой химиотерапии.

Но как я понимаю, вы для себя четко решили идти до конца?

Да, я буду идти до конца. Мне хочется доказать, что мой вариант лечения возможен и я надеюсь, что он принесет мне удачу. Я мечтаю показать своим проектом, что есть возможность помочь и при моей не самой простой форме рака.

А сталкивались ли вы с пациентам, которые просто сразу же опускали руки и мысленно себя хоронили?

Да, таких людей, к сожалению, немало и их нужно обязательно вытаскивать из этого состояния. Потому что, на мой взгляд, психоэмоциональный статус больного очень важен для лечения. И когда у человека есть внутри силы и надежда, то ему легче переносить все тяготы и осложнения. Людям, просто опустившим руки, нужна помощь профессионального психолога. Но в российских учреждениях хорошей психологической службы сопровождения онкобольных по-прежнему нет. Мы планируем решить эту проблему в нашем центре самостоятельно и обязательно ввести в штат клинического психолога.

А сами врачи могут общаться с пациентами с онкологическими заболеваниями так, чтобы не навредить?

- К сожалению, не все. Этому ведь никого специально не учили - такого курса в классической ординатуре по онкологии не существует, к сожалению. А на интуитивном уровне далеко не все могут общаться с человеком так, чтобы он все понял.

О знакомых врачах и лечении за рубежом

Если ты столкнулся с онкологическими заболеваниями, насколько важно знать толковых врачей?

Очень важно иметь выход на любых докторов. В Москве и Петербурге с поиском хорошего врача дела обстоят лучше, а если мы выезжаем куда-то подальше, в регионы, то там это настоящая лотерея – попадешь ты к адекватному специалисту или нет. И я вам могу сказать, что даже в рамках одного хирургического отделения тактика лечения пациента с раком может различаться. Сколько хирургов, столько и мнений. Но такого быть не должно.

Еще один важный совет – если вы пришли к доктору с непростой онкологической проблемой, а он не полез в компьютер свериться со стандартами лечения, то стоит насторожиться. И не надо говорить, что доктор не должен чего-то не знать. Очень мало людей, которые знают все стандарты досконально. Я, например, не знаю. И когда ко мне приходит больной с какой-то редкой локализацией опухоли, я всегда использую дополнительную информацию.

Вы лечитесь в России сами, и считаете, что не стоит при онкологическом заболевании сразу ехать за рубеж. Почему?

Ехать лечиться за рубеж есть смысл лишь в некоторых ситуациях. Например, ели обнаружен лейкоз, при котором требуется срочная пересадка костного мозга. Насколько я знаю, у нас с этим проблемы, и подбор доноров проходит проблематично. А основные виды опухолей, того же самого желудка или кишечника, я уверен, что можно лечить в России. Если вы знаете хорошего онколога, хирурга. Все опять же зависит от конкретного специалиста. Если опухоль можно удалить и состояние больного позволяет это сделать, то можно провести операцию в России. Не надо ехать за этим куда-то далеко. Это мой взгляд.

О семье и прокрастинации

С вами связались много журналистов, а стороны чиновников была обратная связь? Комитет по здравоохранению, может быть, даже Минздрав?

Нет. Я не жду от них никаких пока действий активных. Я не организатор здравоохранения, а хирург. И могу повлиять только на хирургическую составляющую. У меня были мысли, например, по созданию учебного центра по онкологии, который работал бы, основываясь на принципиально новых методах обучения. Эта та идея, которую я сейчас вынашиваю. И на это бы я с удовольствием подписался. Но чиновники за советами ко мне не обращались.

Работа – один из ваших приоритетов. Ваши близкие не обижаются на то, что даже сейчас она отнимает так много времени?

На самом деле, я сейчас провожу гораздо больше времени с семьей. У меня ведь нет разъездов, ежедневных операций. После химиотерапии я вынужден был лежать неделю, поэтому постоянно находился с ними. Так что сейчас все сбалансировано и, конечно, никакой обиды у близких нет. Зная меня, они понимали, что я не буду сидеть дома и смотреть в окошко, я не могу сидеть без дела.

Первый видеоблог вы начинаете с рассуждений о прокрастинации, времени на которую не осталось. Это такой посыл другим людям?

Да, можно сказать, что так. Очень много людей тратят время не на те вещи. Особенно это касается молодых ребят, которые не строят никаких планов. Они думают, что у них все впереди. На самом деле, время летит очень быстро, и можно не успеть. Конечно, побыть в ничегонеделании тоже порой нужно, но у меня на это, к сожалению, времени нет. Пока нет.

Фото: Ксения Иванова для ТД