Во всем мире журнал Vogue считают библией стиля. Для России же он вдобавок стал букварем и путеводителем по новой глянцевой жизни. То, что появлялось на его страницах, воспринимали как несбыточную мечту и не заметили, как она стала реальностью. Главный редактор русского Vogue Алена Долецкая празднует десятилетие издания выпуском альбома Best of Vogue и рассказывает о самых важных моментах в истории журнала.
Вы уже десять лет возглавляете журнал, который является олицетворением высокого стиля жизни. Почему гламур в общественном сознании стал синонимом пустоты и дурновкусия?
Сразу сменим глагол: не стал, а всегда был таким. Проблема в том, что в России на журналы накладывался стереотип, созданный людьми, глянец не читавшими и не знающими толком, что это такое. Плюс пережиток советского бытия, пропагандировавшего, что деньги – это плохо, быть нарядным – омерзительно. Народ считал, что это мещанство и стремиться к подобному может только поверхностный человек. Откуда здесь взяться пониманию и приятию? Но все меняется. Глянец все-таки наложил отпечаток на сознание людей, до многих дошло, что хорошо выглядеть – приятно. Главная проблема – все равно невежество, с которым возможно бороться лишь по принципу «развлекая, просвещай», что глянец с легкостью и делает.
Многое поменялось за те десять лет, что вы возглавляете журнал?
Все. Между 1998 и 2008 годами колоссальная пропасть. Поменялись люди, поменялся их достаток, главное – появился выбор.
Мы постоянно делаем что-то с оглядкой на Запад, глянец в этом смысле очень показателен. Как думаете, у нас есть какие-то строго российские тенденции и, соответственно, трендсеттеры?
Русский глянец еще очень молод. О чем-либо самобытном пока трудно говорить. Ведь все, что звалось здесь глянцем раньше, по сути своей было технической литературой: последние выкройки, новые фасоны – и все. Что касается трендсеттеров, то это нечто гораздо более глубокое, чем пропаганда определенного стиля одежды. Эти люди в первую очередь создают стиль жизни, образ, идеологию. Их мало, крайне мало, но они есть. В какой-то момент таким человеком была Рената Литвинова. Земфира, пожалуй, тоже. Для меня трендсеттер – это прежде всего сильная, содержательная личность со своим стилем.
Назовите самые яркие моменты в истории русского Vogue.
Выход первого и юбилейного номеров русского Vogue (сентябрь 1998-го и сентябрь 2008-го). Фотосессии с Марио Тестино, Питером Линдбергом, Стивеном Майзелом и Хельмутом Ньютоном. Обложки и cover story с Аллой Пугачевой, Наоми Кэмпбелл, Ренатой Литвиновой, Ингеборгой Дапкунайте, Синди Кроуфорд и Клаудией Шиффер. Номер с приглашенной звездой Наталией Водяновой (март 2008-го). Футуристическая фотосессия со звездами русского кино «Кинотавр 2015» (октябрь 2007-го). Фотопроект с Никитой Михалковым «12 разгневанных мужчин». Фотопроект с русскими топ-моделями «10 лет спустя» (сентябрь 2008-го). Публикация на страницах журнала остроумных признаний в любви к нему и слов восхищения от отечественных и зарубежных звезд моды и кино (сентябрь 2008-го). Открытие одного из самых модных ресторанов в Москве с именем нашего журнала на фасаде.
Какие проекты любимы лично вами?
Все, что перечислила ранее, а также мое интервью с Томом Фордом, мое интервью с Миуччей Прадой, интервью и съемка неуловимого Виктора Пелевина и тридцать тысяч страниц, сделанных за десять лет.
Французский Vogue довольно романтичен, американский – практичен, итальянцы экспериментируют с модной фотографией. Скажите, в чем специфика русского Vogue?
Мы просто русские, точка.
Ваш личный стиль как-то повлиял на журнал?
Несомненно. Однако стиль журнала – это не только я лично, но и те люди, которых я взяла в команду.
Много разочарований?
Да, много, и это нормально. Но есть и приятное. Вы наверняка знаете, что многие из моих бывших подопечных сейчас руководят глянцевыми журналами первого ряда. Кто-то сделал блестящую карьеру – это не может не радовать.
Что вы думаете о книге бывшего литературного редактора Vogue Алексея Беляева «Шарманщик», в которой описаны будни редакции?
Я бы написала лучше.
Вы из семьи врачей, мама – онколог, папа – знаменитый детский хирург, серьезные люди. Родители сильно на вас повлияли?
Папа, помимо того, что был хирургом, был еще и замечательным писателем. Кроме медицинской литературы он знаменит блестящей публицистикой. Его книга «Ребенку предстоит операция» переиздавалась множество раз и была одним из главных бестселлеров тех лет. Поэтому в доме бывали писатели, режиссеры, – например, он дружил с Израилем Меттером («Ко мне, Мухтар!»), с Владимиром Зоткиным, с Александром Миттой, с Владимиром Высоцким. Так что врачей я знала меньше, чем людей творческих. Конечно, такие люди не могли не оставить следа в сознании. Что касается стиля, то и здесь, разумеется, тоже все идет из семьи. Несколько раз в год к нам приезжала портниха, со всех снимались мерки, потом появлялись наряды, которых больше ни у кого не было. Мама и сама умела шить, делала потрясающие вещи. Именно отсюда у меня нелюбовь к ширпотребу. Мне не нравится быть одинаково одетой с кем бы то ни было.
Индивидуальный пошив – это здорово, но ведь и среди дизайнеров у вас есть какие-то предпочтения.
Все, что мне нравится, я вижу за полгода до того, как эти вещи появятся в магазинах, к моменту продажи я уже раз сорок посмотрю на них: на съемках в журнале, пересматривая фотоотчеты с показов. Так что об остромодных вещах речь не идет, и я не стану звонить Тому Форду, задыхаясь от восторга, и требовать себе его новое творение. Я люблю, чтобы одежда была максимально «про меня». Даже если это известный дизайнер, всегда есть возможность обговорить какие-то моменты, чтобы в этой вещи сохранялся его почерк, но при этом она была бы близка и мне.
Кого из русских фотографов, работавших с Vogue, вы могли бы выделить особо и почему?
Владимира Фридкеса – за талант, профессионализм и верность. Владимира Васильчикова – за драйв, остроумие и нестереотипный взгляд на мир. А также наших постоянных фотографов: Ольгу Лавренкову, Алексея Киселева, Павла Самохвалова, Петра Тимофеева.
Вы знаете о русской моде абсолютно все. Существует ли у нас полноценная модная индустрия или это очередной миф?
Сегодня полноценной индустрии нет. Формировать ее, конечно, трудно, и за рубежом делать вид, что она есть, очень непросто. Я всегда стараюсь поддерживать наших, прихожу на их шоу и привожу с собой важных людей, таких как редактора моды International Herald Tribune Сьюзи Менкес , модного критика Сару Мауэр, историка костюма Колина Макдауэла. Но на создание развитой индустрии нужно время.
На ММКФ есть специальная премия журнала Vogue «За лучшее стилевое решение фильма». Какая картина кажется вам безупречной?
Таких картин в моей фильмотеке не меньше пятисот, но назову «Прет-а-порте» Роберта Олтмана. Этот фильм о моде и людях, которые ее создают.
Что вы будете делать, если уйдете из Vogue?
Я люблю дело, которым занимаюсь, и не планирую прекращать свою деятельность. Но в том, что жизнь после Vogue есть, я не сомневаюсь.
Комментарии (0)