АНДРЕЙС ЖАГАРС
Светский лев, режиссер и директор Латвийской национальной оперы составил ликбез по фестивалям для простых смертных: где слушать Вагнера, кто лучший Отелло и что такое Jurassic park по-зальцбургски.
Главные летние оперные фестивали проходят в Зальцбурге, Байрейте и Экс-ан-Провансе. Мне особенно интересен французский — выбором солистов, оркестров и дирижеров, а также новыми постановками. Зальцбургский отличается обширной программой, не только доминирующей оперной, но также симфонической и камерной. Для приглашения мэтров с ведущими оркестрами есть и бюджет, и залы. Одновременно там проходит фестиваль лучших драматических спектаклей мира. Его организовал бывший директор Зальцбургского фестиваля Жерар Мортье, и об этом почему-то никто не говорит. Байрейт уникален, во-первых, тем, что это фестиваль одного композитора, Вагнера, а во-вторых — звуком. Акустическая ракушка театра построена таким образом, что чувствуешь всю мощь оркестра, который в то же время не подавляет голоса певцов, лучших в мире. Это надо слышать! Публика там ждет билета на спектакль по восемь лет и стареет в очереди. В результате, когда режиссерские решения бывают смелыми, консервативный зал кричит «бу», что меня как зрителя раздражает.
Фестиваль в Глайдборне — частный, статусный, съезжается высшее лондонское общество и туда трудно попасть. Но там всегда антракт полтора часа для пикника, во время которого зрители выпивают и закусывают на траве. Артистам тяжело держать эмоциональное напряжение в течение такого перерыва, а зрителям после выпитой бутылки-другой трудно включиться обратно. В Эдинбурге и Авиньоне прекрасные оперные программы, и еще я хочу отметить Весенний фестиваль в Вене, собирающий авангардные драматические, оперные и танцевальные постановки в зависимости от темы, которая меняется каждый год. В Брегенце — фестиваль для туристов. Да, там яркие режиссерские и сценографические решения, и творчески это может быть любопытно. Но слушать оперу как будто на стадионе, когда крохотные певцы поют в микрофоны где-то вдалеке на фоне Боденского озера, мне лично неинтересно, хотя все сделано на высоком техническом уровне и это, безусловно, развлечение высокого качества.
ДРЕСС-КОД
На премьеры я предпочитаю надевать темный костюм. Для особо торжественных случаев имею два смокинга: классический и более свободного стиля. Дресс-код на каждом летнем фестивале свой. Так, в Эксе превалирует chic casual — спектакли идут в июле, но начинаются в полдесятого, когда жара уже спадает. Там нет black tie, но и мокасины с рубашками поло не приветствуются. Подойдут качественные бренды, из тканей — лен, шелк, легкая шерсть. Для мужчин — темный пиджак, светлые брюки и цветной галстук-бабочка, а дамы демонстрируют украшения и загар. Чувствуется эдакий «порода-стайл». Зрители там — специалисты, а также разбирающаяся в музыке публика, которая владеет виллами и шато на юге Франции: англичане, голландцы, американцы. В Зальцбурге дресс-код весьма мещанский. Мужской black tie выглядит зачастую смешно. Дамы — в вечерних платьях «в пол», но излишне накрашенные, слишком загорелые, с избытком украшений, блестящие как новогодние елочки, — у австрийцев, особенно после пятидесяти, вообще проблемы со вкусом. Я это называю Jurassic park. То же самое можно наблюдать и в Байрейте. В Глайдборне англичанки также в большинстве своем одеваются очень безвкусно, а для мужчин своя униформа: белый пиджак и черные брюки.
Что касается исторических театральных зданий с их коврами и лепкой, таких как Латвийская опера, Мариинский или Большой театр, то они обязывают публику одеваться празднично. Очень мило, что женщины из поколения моей мамы в Риге до сих пор переобуваются в театре в вечернюю обувь, что удивляет иностранцев. Наиболее стильно и смело выглядит публика в Амстердаме. Там могут быть красные туфли, фиолетовые очки, юбка Yamamoto, все это будет изысканно и с большим вкусом. Голландцы как будто радуются жизни и демонстрируют это своим обликом, даже седые волосы никто не станет закрашивать. В Германии все корректно, но без выдумки. У французов цвета в одежде обязательно сочетаются между собой. Если приходит пара, то у мужчины рубашка, подходящая к его брюкам и к платью жены, которое на полтона темнее, чем ее кремовый шарф, а к нему подобрано жемчужное ожерелье такого же оттенка. Страшнее всего одеваются в Америке, даже в Метрополитен-опера. Вообще, культура публики там раздражает так, что хочется закрыть глаза, сразу пройти на свое место и просто слушать оперу. Уровень музыкантов и певцов здесь один из самых высоких в мире, но когда заходишь, видишь усталые лица обслуживающего персонала, потом тебе наливают шампанское за пятнадцать долларов в пластиковый бокал, а гардероба нет, ты садишься и умираешь от жары между двумя тетками, которые решили выгулять свои шубы. Американцы способны пойти в оперу в шортах, бейсболке, грязном пуховике и старых китайских кроссовках. В партере может быть удивительный разброс публики — от людей в black tie до бомжеватых персонажей.
КАК ЭТО УСТРОЕНО
Тема разговора зависит от того, кто ваш собеседник. Если он впервые посещает оперу, то следует не смущать его своей эрудицией, а увлечь, рассказать об исполнителях, заинтересовать их творчеством и достижениями. Если же вы беседуете с профессионалом или человеком искушенным в жанре, темой разговора может стать сравнение данной интерпретации оперы с другими работами конкретных авторов. Если спектакль идет на сцене Латвийской национальной оперы, для меня важно в разговоре не критиковать свою труппу, но за границей могу высказываться более критично. Все обсуждают исполнителей, ведь главное в опере — это не что ты увидишь, а кого услышишь. Я говорю о латвийских певцах не только из патриотизма, но и потому, что они действительно стали мировыми звездами. Это прежде всего сопрано номер один на сегодня Элина Гаранча и тенор Александр Антоненко, лучший Отелло и Герман в мире, которого называют новым Доминго, выросший у нас в театре. В нашем же хоре начиналась карьера восходящей мировой звезды Кристине Ополайс, которая блестяще дебютировала в прошлом году в Мюнхене и Лондоне, а теперь у нее контракты на семь лет в Ковент-Гарден и Метрополитен-опера. Она прежде всего личность, и в ее успехе сыграли роль не только голос, но и сценическое обаяние, потрясающие внешние данные, мировоззрение, темперамент. Кристине — это такой stage animal, одержимая актриса, для которой чем сложнее задача, тем лучше: «Дайте сыграть!» Я думаю, в ближайшее время она заменит Рене Флеминг, потому что Америка ждет рождения сверхновой звезды.
Анна Нетребко — выдающаяся певица, но мне, честно говоря, ее творческий период до рождения ребенка нравился больше. Она обладает харизмой, актерским талантом и музыкальностью. Благодаря сочетанию этих качеств зритель иногда не замечает вокальных ошибок. Впрочем, неидеальная форма бывает у всех, даже у самых великих, включая Марию Каллас и Пласидо Доминго, — они же живые люди. Из басов я бы отметил солиста Берлинской оперы Рене Папе и Дмитрия Белосельского из Большого театра. Лучший бас-баритон — валлиец Брин Терфель. Чудесное меццо-сопрано у живущей в Милане грузинки Нино Сургуладзе. Нельзя не упомянуть сопрано Натали Дессей, а из живых легенд я люблю Джесси Норман, которая уже не поет в операх, а только дает концерты. Многих певцов превозносят медиа, но меня лично их феномен не трогает. Как Анджела Георгиу пела Лизу из «Пиковой дамы» прошлой осенью в Большом театре — надо было видеть! Один из ведущих театров мира открывается после реконструкции, ее пригласили заранее, а она выходит на сцену, как школьница, с нотами, и весь зал делает «шшшш» от недоумения. По лицу Георгиу видно, что она не понимает, о чем эта музыка, она даже не перевела текст и, стараясь правильно произносить русские слова, с улыбкой поет арию «Слезы». И все это за большие деньги. Кто она после этого? Не очень умная женщина с божественной красоты голосом. Равнодушным оставляет меня и Рене Флеминг, несмотря на ее изысканный вокал. В фильме «Мосты Петербурга» с Дмитрием Хворостовским она была так искренне восхищена красотой города, что меня убедило все, что она говорила. А на сцене она безэмоциональна, пытается все держать под контролем, хочет казаться моложе, но body language выдает ее возраст.
Если говорить о лучших современных оперных режиссерах, то первым в списке будет Каликсто Биейто — испанец, в спектаклях которого больше всего крови, секса, насилия и голых тел. В этом году у меня была возможность познакомиться с ним, обаять и, при его занятости на ближайшие пять лет, уговорить найти время для нашего театра в 2014-м. На YouTube множество фрагментов его хулиганских спектаклей, а в жизни он оказался одуванчиком, семейным человеком, отцом троих детей, подверженным фобиям. Биейто делает на сцене то, чего не позволяет себе в жизни. У Михаэля Тальхаймера все минималистское, никакого давления на зрителя. Кажется, что ты через щель наблюдаешь за его собственным миром. Недавно он сделал «Катю Кабанову» в Венской опере и «Силу судьбы» в Антверпене. Из корифеев я бы отметил Ханса Нойенфельса. Советую посмотреть его уже легендарную версию «Летучей мыши» 2001 года в Зальц бурге — он сделал из оперетты портрет Германии конца 1930-х годов, причем без всяких свастик или нацистских флагов. И Кристофа Марталера. Это просто бог! Его герои — странные маленькие люди, мимо которых мы проходим не замечая. Недавно я смотрел на Авиньонском фестивале написанные им самим музыкальные сцены, разыгранные с одним пианистом. Его работы насыщены такой позитивной энергетикой, что трогают до слез. Как говорит один мой знакомый оперный педагог: «Неудача этого режиссера мне гораздо интереснее удачи других». К группе таких постановщиков относится и Дмитрий Черняков. Из России он, может быть, единственный, за чьим творчеством стоит наблюдать.
Комментарии (1)