Вадим Тишин — художник сказочного, волшебного и сакрального (от надмирного до корневого), неутомимый исследователь понёв и защитник горгон, придумывает совместные проекты с Домом Радио, устраивает перформансы в Эрмитаже и премьеры спектаклей на Дягилевском фестивале. Распознать Вадима в арт-толпе можно по волшебным свойствам: способен гореть от созерцания, открывает невидимые миры через мистические символы и носит в сердце незабудку.
Портрет художника в юности: расскажи про свое рязанское детство.
Мое детство было довольно необычным и прошло между рязанским кремлем и «танцующим лесом» в небольшом поселке Тырново. В этих местах для меня раскрылось два полярных мира: я познавал себя и окружающее на контрасте радикального света и радикальной тьмы. Думаю, этот опыт оставил особый след — ты понимаешь, что жизнь устроена сложно и в ней существует множество невидимых, непостижимых граней.
А еще я с детства рисовал. Моя бабушка, изобретательница кассовых аппаратов, фея экономической системы, как я ее называю, до сих пор хранит все мои рисунки. Но вырос я с прабабушкой — она настоящий ангел. Мы очень похожи, многие черты лица, свой образ я унаследовал именно от нее. Можно сказать, что она встретила меня и познакомила с миром, а я проводил ее и продолжаю хранить о ней память. В 20 лет я поехал в Иваново на гобеленовое производство, чтобы ткать крылья серафимов как посвящение прабабушке — получилось десятиметровое платье Софии из крыльев.
Что в тебе от прабабушки, кроме лица и десятиметрового платья?
Талант видеть лучшее и еще не проявленное. Я легко нащупываю сюжеты и смыслы, которые потом находят широкий отклик. Однажды Рустам Хамдамов сказал, что моя энергия схожа с энергией Сергея Параджанова — одного из самых важных для меня режиссеров и художников. Параджанов умел из хаоса создать гармонию. Именно в этом я вижу свою задачу. Гармония — это умение дойти до самой сути, схватить ту самую «нить», о которой писал Пастернак. И я все время стараюсь ее искать — отсюда возникают идеи и смыслы.
Параджанов говорил, что самое страшное — прозревать прекрасное. Или ты не из боязливых?
Как художник, я всегда нахожусь в созерцании, наблюдении за миром. В этом состоянии очень важно позволить себе немного уйти в сторону, приподняться, воспарить. Возвращаясь к Параджанову, в книге «Гранат любви» была такая строчка о Сергее Иосифовиче: ему было свойственно «устремляться куда-то значительно выше обыденности, к подсвеченным облакам». В этом и кроется ключ к прекрасному. Когда воспаряешь над действительностью, над стандартными рамками, появляется зазор, в котором можно разглядеть всю красоту, полноту и любовь мира. Я сейчас снимаю фильм про особое состояние — горение от созерцания. Съемки проходили в березовой роще, похожей на живописную рощу Куинджи, и вот это самовоспламенение от красоты мира, момента и места ни с чем не сравнимо.
Как ты остро переживаешь березовую рощу. А ведь до того, как стать художником, ты был фэшн-иллюстратором!
Я окончил Рязанское художественное училище, а потом поступил на отделение моды в Институте бизнеса и дизайна в Москве. Мне было около 20. Но настоящие волшебники образа — это художники. А опыт работы в фэшн-иллюстрации, как и в других областях, помогает мне использовать разные медиумы для создания центра смыслов и образов. Я сочетаю множество направлений, переходя от одного к другому — снимаю, рисую, танцую, шью. Сейчас пробую себя в текстах и делаю графический роман про алмазные крылья. Весь последний год занимаюсь тотальным художественным проектом «Небывальщина».
«Небывальщина» — это то, чего не было, или то, что было, но в это сложно поверить?
Было все, но в это сложно поверить! «Небывальщина» — тотальная база образов. Она уже разрослась семью темами — от «Незабудки» до «Зова», которые постепенно развиваются и наполняются: фильмами, костюмами, музыкой, фото- и видеоартом, графикой и живописью, керамикой. Сейчас в Москве в фонде культуры «Екатерина» на Кузнецком Мосту проходит моя большая выставка «Связь миров».
Первый фильм проекта был посвящен рассечению человеческого естества. В его основе лежит рукопись XVIII века «Слово о рассечении человеческого естества, како сечется в раз-ичныя вещи», где небо — не небо, а человек — не человек; и образ Елены Гуро (художница и поэтесса, входила в круг кубофутуристов, «будетлян». — Прим. ред.), матери русского авангарда. Вместе с тем этот фильм — и мой автопортрет, в котором запечатлены 27 лет жизни и два места силы, Рязань и Санкт-Петербург. Премьера была в Париже и в Петербурге — в Театральном музее.
Помнишь портрет Елены Гуро авторства ее мужа Михаила Матюшина, где она полуангел-полугриб и отчетливо светится розовым? Сейчас как будто многие бродят тропами Гуро — вот и писатель Антон Секисов в книге про кладбища «Зоны отдыха» едет на маршрутном такси искать ее разоренную могилу в Полянах.
Да! Я вчера как раз собирался искать мартышкинский камень на Финском заливе — любимый камень Елены Гуро. Вообще, одна из основных идей в моей жизни, ключ к тому прекрасному, о котором мы говорили, — это открытие нового дня, его распознавание. День, когда я поехал на Финский залив, был полон мистических знаков, неожиданных случайностей и обстоятельств: я вышел не на той станции и попал в совершенно иной мир — загадочный. Сначала мне встретилась черная птица, ушастый баклан, который смотрел необыкновенно внимательно. Потом я заметил необычную композицию из перьев и белых лепестков, а чуть позже нашел потерянный кем-то очечник. Резко изменилась погода, и я вышел к дому, на двери которого была нарисована белая птица, что тоже оказалось довольно символичным: словно путешествие от черного к белому миру, от тьмы к свету. В конце я все же нашел волшебный мартышкинский камень, вокруг которого гуляли черные кошки. Они встречали и провожали взглядом, как будто оберегали, охраняли камень Гуро.
Баюны? Ты художник-сказитель! Тебя можно слушать бесконечно, готова на гуслях подыгрывать.
Сказка тоже важный мотив в моем творчестве. Мне кажется, что художник вбирает в себя множество смысловых пластов и чувствует образ более остро, концентрированно. В истории остается не сам талант, а те образы, которые создает художник. Я использую разные методы исследования мира и взаимодействия с ним — изучение, наблюдение, выход за стандартные рамки, интуиция.
Красивая формула, а теперь нужен вектор. В каких еще смысловых и сюжетных направлениях движется проект «Небывальщина»?
Еще одна тема «Небывальщины» — «Квартира номер 50», в которой висит шестиметровое платье Маргариты, собранное из фрагментов квартиры Булгакова. Другая история — «Незабудка», повествующая о воскрешении молодого человека, который отправился за любимой. Я посвятил ее своим прабабушкам, которые потеряли свою первую любовь.
Это дань памяти истинному чувству, которое они пронесли сквозь жизнь. Как часто бывает, первая любовь — скоротечная, но страстная, как искра, оставляющая отпечаток и эту незабудку в сердце. Платья из этой серии собраны из русской свадебной атрибутики. Следующая тема — «Зов». В ней я сделал платья для Софий, которые состоят из отсканированных понёв разных губерний. «Небывальщина» — это образы, которые мы конструируем из различных материй, несущих определенный смысл. Но когда они переплетаются, рождается новый нарратив.
С понёвами-оберегами ты придумал целый спектакль, в котором самолично играл в восьмиметровом платье с волшебным пером!
Да, на основе «Зова» случился спектакль «Поэма Горы» на Дягилевском фестивале совместно с Домом Радио и вокальным ансамблем musicAeterna folk. Режиссером спектакля была Серафима Красникова, а я занимался художественным оформлением и играл одну из ролей — духа, проводника к Горе из поэмы Марины Цветаевой.
В продолжение темы «Небывальщины», еще одним смысловым вектором проекта становятся «Молитва поэта» и «Просветы». «Просветы» — это авторские принты на бархате про девять личностей, несущих любовь и чистое искусство, импульс. Среди героев, например, Сергей Параджанов, о котором мы говорили, и композитор Олег Николаевич Каравайчук.
Где, когда и при каких обстоятельствах нам снова искать тебя в театральных афишах?
В сентябре прошел мини-перфоманс в Главном штабе Эрмитажа в рамках премии «Мастер». Это «сообщение от мировой души», посвящение Николаю Рериху и дням творения мира. На основе этого перформанса я планирую снять фильм. А вообще у меня есть мечта — поставить трагедию про Медузу Горгону в греческом амфитеатре. К этому образу я часто возвращаюсь в последнее время. Как художнику и режиссеру мне хочется выявить чудовищную несправедливость по отношению к ней, ведь Горгона — это жертва обстоятельств, и она была жестоко убита Персеем. В режиссуре мне хочется найти свой путь — ориентироваться на импульс артиста, а не диктовать собственное видение. Если режиссер — художник или поэт, то он чувствует людей и событие на другом уровне, иначе ценит и понимает свободу.
Тебя, художника-поэта, ежеминутно воспаряющего над действительностью, да еще и с внешностью с «Портрета мальчика» Пинтуриккио трудно представить, скажем, с пакетами из «Пятерочки». Как вообще устроен твой быт?
Как там было у теоретиков производственного искусства? «Искусство строит и организует жизнь»! Быт я не отрицаю, но все же стараюсь преодолевать. Скажем, учусь дружить с жизнью.
А она с тобой дружит?
Посмотрим, какой у нее план.
Текст: Юлия Машнич
Фото: Варвара Орлова
Стиль: Карина Крапива
Визаж и волосы: Лия Кибисова
Свет: Даниил Тарасов Skypoint
Комментарии (0)