Как Нино Шаматава создала супербренд Ushatáva и собрала коллекцию-ресерч музейного уровня?

Коллекция-ресерч и мода-терапия

Вы так лихо вывели Ushatáva в федерального фэшн-хэдлайнера и с тех пор годами удерживаете бренд в абсолютных чемпионах, что у меня вопрос: вырастет ли ваша коллекция архивной моды и винтажа в музей моды?

Очень громко сказано — «коллекция». Я совсем недавно начала собирать вещи, которые мне интересны с точки зрения конструкции и дизайна. Это коллекция-ресерч. Например, в ней есть топ Prada 1998 года, он мне важен не из-за бренда или даты, а с точки зрения работы с винилом: результат его переосмысления — некоторые вещи из этого материала в коллекции Ushatáva Paper Street. И да, мне бы очень хотелось, чтобы когда-нибудь люди увидели мои находки и вдохновились. Сейчас их около 40 Думаю давать их супербережным стилистам на съемки. Но до музея пока далеко. Еще я стала собирать современное искусство и винтажные предметы интерьера. Увлеклась хореографией: влюбилась в современный танец и в гагу. Очень долго хотела попасть на выступление труппы «Бат-Шева», их энергия мне очень подходит. Они настолько свободны, это дико будоражит и вдохновляет, потому что, наверное, у меня этого нет. Но глядя на них, я как будто и сама становлюсь внутренне чуточку более свободной.

А как вы думаете, с чем связаны внутренняя свобода и несвобода?

Думаю, на это влияют многие факторы, но в моем случае мне кажется, что это все-таки идет из семьи. У меня довольно традиционная кавказская семья. Большую роль сыграло то, что мы фактически беженцы из зоны грузино- абхазского конфликта. Я родилась в России, в Сибири: родители приехали туда на заработки. Но каждое лето до трех лет я проводила в Абхазии, с бабушками и дедушками. Остальное время жили в Сургуте: родители копили, покупали гарнитуры, технику, и однажды в 1992 году всё собрали, загрузили в контейнеры, отправили на родину и сами должны были лететь следующим утром, но началась война. Мы — те самые мегрелы, которые издавна жили на территории Абхазии: в тот момент таким, как мы, нужно было бежать, чтобы остаться в живых. И мы никуда не полетели, остались на Севере. Всё, что родители нажили, пропало. Мне тогда было три года, и, знаете, я себя не очень уместно чувствовала всю свою жизнь. Меня растили в ожидании, ощущении временности: это не совсем наш дом, наш дом будет вот когда-то совсем скоро. Это наложило отпечаток на мое становление, на мой уровень внутренней свободы и общее ощущение собственной уместности.

Мода — терапия внутренней свободы или наоборот?

Мода всеобъемлюща. Там есть всё. Тебе нужно сделать коллекцию, тебе нужно поставить шоу: придумать идею, драматургию, интерьер, свет, музыку, понять, кто ее будет писать, продумать сценографию. Это занятие тебя внутренне расширяет. Я всегда любила моду. Моя мама прекрасно шьет и вяжет, она возглавляет подразделение Ushatáva Moms, моя бабушка — прекрасный портной, мой прадед обшивал самых важных людей. Смотрю на маму — у нее очень крутой потенциал с точки зрения вкуса и стиля. Она музыкант, всю жизнь проработала преподавателем по классу фортепиано. Мой папа тоже закончил профессиональное училище, он был преподавателем по классу аккордеона. Но в 1990-х в Сургуте он вынужденно занялся бизнесом, бросил музыку. И с тех пор креативные профессии папой для меня не рассматривались. Он четко дал понять, что я должна быть либо юристом, либо экономистом.

Выбор невелик.

А так как мой двоюродный брат работал в «Газпроме», я пошла учиться на экономический, чтобы к нему присоединиться по окончании. И вот этот момент — стыдно: стыдно проявиться, стыдно свое желание показать, стыдно прийти к брату и сказать: «Слушай, я, конечно, благодарю тебя за то, что ты дал мне возможность сразу же устроиться на работу с прекрасным наставником в твоем лице, но это не мое, я вообще этого не хочу». Я ведь не могу идти против воли родных. Сейчас я, конечно, работаю над этим. А в тот момент мой муж мне помог их энергия мне очень решиться: прямо настоял, чтоб я ушла. На удивление, брат нормально к этому отнесся: «Вообще без проблем. Иди в свою жизнь, делай, что хочешь». Без сарказма, без обиды.

И тут-то вы и запустили бренд?

Нет, потом было 5 лет какого-то поиска, может быть, это была депрессия, я не знаю. Были серьезные проблемы со здоровьем — рак щитовидной железы. Профессионально заниматься пробовала разным: плела браслеты, возила вещи из аутлетов Милана, объездила их все. Знала все спаччи — секретные магазины при фабриках. И однажда я купила в одном из них потрясающие туфли Prada без лейбла, потому что их фабрика продавала, а не бренд: дикой красоты и высоты, баклажанового оттенка. Ни разу их не надевала и потом продала, но не забыла. И тут я захожу в Москве в комиссионный магазин и вижу опять эти туфли уже в другом оттенке и с надписью Prada: такой флешбэк. И я купила их снова. Дело в том, что в них невозможно ходить. В них даже сидеть невозможно, но парадокс в том, что Миучча в них бегает по всем делам и даже порой отплясывает.

Ну вы и выбрали себе ролевую модель: Миучча все-таки вандервумен и немного терминатор, ее же прислали из будущего сжечь все фэшн-стереотипы дотла.

Почему Миучча может в этих туфлях ходить, а я не могу? Мы просто смеемся с моей подругой Мишей из дуэта стилистов Миши и Китти, у которой тоже есть такие: у нас от одного их вида уже сводит ногу и наступает паралич. Думаю: ладно, пусть просто стоят, раз такие красивые.

С них началась коллекция? Просто потому, что вы не смогли в них выйти из комнаты?

Я 80% вещей не могу надеть на себя. Конечно, все мы планируем похудеть на 100 килограмм к лету и на Новый год. Но пока мне удается только набирать, поэтому я уже не надеюсь, что когда-то смогу это носить. Первыми в коллекции появились вещи Vetеments периода Демны — все эти платья из нескольких платьев. Потом пошли бельгийцы и прежде всего Martin Margiela, которого я, признаюсь, обожествляю. Туфли Martin Margiela, которые как с вечеринки (знаете, такие немножко видавшие виды, с виньеткой оторвавшейся от каблука кожи) — музейную вещь — я купила на «Авито», где все еще случаются чудеса, которые невозможны на более рафинированных фэшн-ресейлах. Еще чудеса случаются в петербургском «Пиф Паф Supershop» —оттуда у меня меховая накидка и туфли со вздернутым носом того же Маржелы. Затем уже в Антверпене, где лучшие винтажки, я находила Prada, Raf Simons, Dries Van Noten. Мой любимый магазин — Labels Inc., там одиозная хозяйка, которая заказывает оформление витрин студентам Royal Academy of Fine Arts Antwerp. Но сначала они должны победить в ее конкурсе! Там я купила браслет-бублик Martin Margiela из моей любимой коллекции 2008 года и невесомую юбку Prada из органзы. Я ее показывала ребятам в ателье Ushatáva, мы разбирали, как добиться такой легкости.

Вы рассказывали, что бросили носить сумки, а теперь оказывается, еще и разбираете законы невесомости по Prada — похоже на процесс. Ищете облегченья?

У меня такой период в жизни — хочется все облегчать: и дизайн, и силуэты, и все-все-все. Когда ты работаешь с прозрачными тканями, легкость и невесомость — неотъемлемая часть замысла, потому что любой неверный шаг утяжеляет изделие, и оно начинает смотреться грузно.

Вещи-экспонаты и вещи-сентименты

Давайте разберем ваше собрание по типажам. Абсолютный хедлайнер коллекции?

Туфли Франки Соццани (бывшая главный редактор итальянского Vogue — самого арт + фэшн из семьи журналов издательства. — Прим. ред.): босоножки Manolo Blahnik с тоненькими перемычками, которые я приобрела на онлайн-распродаже ее гардероба, устроенной сыном Франки. Я поставила 74 будильника, зарядила всех своих знакомых, подруг и друзей, потому что я понимала, что одни руки — хорошо, а несколько — лучше. Но разобрали все архибыстро, и мне удалось ухватить лишь босоножки и клатч Jimmy Choo из перфорированной кожи — считаю, большой подарок судьбы. Ведь Франка — женщина, которая меня очень сильно вдохновила. Как оммажей в Ushatáva я сделала туфли, где на ремешке на обратной стороне написано: «Франка». Они так и называются.

Вещь с максимальной сентиментальной ценностью?

Тут нет сомнений: оранжевая куртка Marc Jacobs, в которой был Дачи (Дачи Зухбая — контент-директор Ushatáva и друг Нино, умерший в 2021 году. — Прим. ред.), когда мы с ним познакомились. Это было много лет назад. Мы встретились в Екатеринбурге, а потом оказалось, что мы происходим из одного села Укум в Абхазии и он тоже мегрел. Мы много шутили по поводу этой куртки, она была чем-то вроде нашего личного мема. Я попросила ее у родителей Дачи: единственная вещь, которую я забрала после его смерти на память.

Вещь, сильнее остальных повлиявшая на вас как на дизайнера?

Одна из них — подиумная футболка Margiela 2001 года. Ткань заминали, а потом все эти складки заутюжили и засторчили. Отсюда пошли наши фирменные техники запекания, которые мы используем в Ushatáva.

Вещь, за которой вы охотитесь?

Мечтаю о топе из перчаток и пиджаке-манекене Margiela. Пиджак появился в продаже недавно в одной европейской винтажке, но пока я пыталась это осмыслить, он исчез. Я даже не успела запросить цену. А через несколько дней такой же обнаружился на Бьянке Цензори, девушке Канье Уэста.

Вещь, которая не перестает вас удивлять?

Платье с лифом напоказ Джонатана Андерсона для Loewe. Смотря шоу, я была поражена, как в нем сочетается несочетаемое, сколько иронии может источать платье. И через несколько лет нашла его в аутлете ЦУМа, совершенно новое. Оно еще оказалось конструктивно выдающимся: чашечки не пришиты, а вмонтированы. Моему счастью не было предела.

Вещь, которую вы хотите носить сами?

Бархатное платье Balenciaga, расшитое пайетками, из первой коллекции Демны. Я его часто носила, пока оно мне шло. Оно из линии прет-а-порте, но с задатками кутюра: там с внутренней стороны — целая жизнь: корсет, крючки, резиночки, очень сложно все устроено. Я его комбинировала с грубыми резиновыми сапогами Celine на скрытой платформе, выглядело невероятно.

Вещь, которую вы не хотели бы носить сами?

Тренч Фиби Файло для Celine. У меня много оld Celine, потому что одно время я фанатела от ее дизайна. Тренч купила в TSUM Collect, когда они только открылись. Мне нравятся элементы многослойности в его дизайне, но честно, не могу сказать, что плащ хорошо сидит. То есть я не чувствую себя в нем круто он меня утяжеляет.

Есть вещи-экспонаты, которым место не в шкафу, а на отдельно стоящем манекене желательно в центре зала?

Платье-шар в горох, которое открывало показ первой коллекции Эди Слимана в Celine. Начало неоднозначной новой эпохи для нас, любителей Фиби, но я не могла его не купить, потому что увидела выдающийся дизайн и мастерство исполнения. Было очевидно, что платью нужна публичность, я завела ему манекен, на который оно, кстати, с трудом налезло. 34-й размер —и других, похоже, не было выпущено! К тому же у меня особые отношения с принтом polka dot, мы сами его используем в Ushatáva со старых времен. Сейчас вышла новогодняя капсула Festive Mess, там снова горошины. Главные референсы: фильм «Карнавальная ночь» и отрез винтажного советского крепдешина, который я нашла на «Авито». Розовый в черный горох: по его мотивам мы создали собственный принт, немножечко деконструированный горох, расплывчатый.

Недавняя покупка, обреченная стать коллекционной?

Новое пальто Alaïa. Питера Мюлье люблю еще со времен фильма «Диор и я», когда я первый раз с ним познакомилась. Он со мной — нет, а я с ним — да. Хотя как-то раз мой друг Китти выложил меня в пальто и отметил Питера, и тот прислал сердечки, представляете? Это так мило! У меня два пальто Alaïa. Отдельная история, как их упаковывают, в этом столько любви к вещам. Выходит портная, оценивает размер, советует верный и полностью прокладывает пальто бумагой. У меня есть и винтажное пальто марки времен Аззедина Алайя, и мне очевидно, с каким трепетом и уважением Питер относится к наследию бренда.

Абрамович и я

Мы сейчас сидим в вашей квартире, где из современного — только искусство. Вещи — преимущественно архивные, мебель — винтажная, откуда эта тяга к старине?

У меня есть обсессия: мне кажется, что раньше вещи делали лучше, вкладывали в них больше смысла. Есть такое четкое ощущение. Это связано с мебелью, с одеждой, с машинами. Мой любимый кузов автомобиля — это «мерседес» 1970-х годов и «ягуары» тех лет. А искусство — да, люблю современное. Я его собираю, мечтаю о нем, читаю про него книги. Меня завораживает фигура Марины Абрамович. Такой сложный духовный путь, столько практик... Годы тренировок: те перформансы, которая она делала — это просто невозможно без психологической подготовки, это самоубийство. И меня восхищает ее упорство.

А вы упорная?

Не знаю. Мне ничего никогда легко не дается. Цели, которые я перед собой ставлю, пока не достигнуты, работать и работать: понять, кто я есть на самом деле, достать из себя это и реализовать в Ushatáva.

Какие инструменты для этого нужны — клещи?

Смелость, честность по отношению к себе и психотерапия. Здесь стоит мой портрет художницы Жени Власовой, которую я очень люблю. У нас была такая практика: я ей рассказываю все свои страхи и печали, а она в это время меня пишет. Это было тяжело, но максимально полезно. Мы потом делали такие сессии со всеми желающими в Ushatáva. А недавно я пошла к психотерапевту. Долго искала человека, посмотрим, что из этого выйдет. Мне просто очень нравится проводить с ним время. Это для меня уже много значит. Не то чтобы в моей жизни много людей, с которыми мне нравится проводить время.

Да? А кажется, вы прямо гений коммуникаций. И еще: а куда же тогда носить всю эту баленсиагу — те самые двадцать процентов коллекции, которые вы можете надеть?

Это общее мнение, но это далеко не так. По крайней мере я этого не ощущаю. Я не светский человек: не хочу, не могу ходить куда-то, чтобы разговаривать с очередью — пятьюдесятью людьми друг за другом. А вся баленсиага — для внутренней меня.

Текст ЮЛИЯ МАШНИЧ

Фото ЛЕОНИД СОРОКИН

Визаж и волосы ФАРИЗА РОДРИГЕЗ

Свет ПАВЕЛ ВЕДЕНЬКИН

Продюсер МАРИЯ ЗАЙЦЕВА

Ретушь ЖАННА ГАЛАЙ