Дауншифтеры — обычно жители столиц или хотя бы мегаполисов, решившие все бросить и умчать в деревню, к тетке, в глушь, в Саратов. Отчего же тебя периодически тянет покинуть совсем нешумный Новороссийск?
Ничего себе не шумный! Новороссийск — достаточно энергичный город, где теперь очень дружно уживаются разные субкультуры. Присутствует, конечно, конфронтация между поколениями тех, кто город никогда не покидал, и теми, кто регулярно путешествует, но в общих чертах он самый живой из всех, где я жил. Кроме Петербурга, разумеется. Прошло много времени, и к прочим пагубным
привычкам прикрепилась склонность к регулярным переездам. Но скажу так: как только мой воображаемый рюкзак порвется от тяжести впечатлений, я обязательно вернусь в родной Новороссийск.
Почему в этот раз ты выбрал Вьетнам?
Зимы, которые видел я, любить было не за что, а ненавидеть бессмысленно. Поэтому в прошлом октябре я твердо решил зимовать в шортах. Вьетнам для русского туриста с прожиточным минимумом ниже среднего — самый оптимальный вариант.
Доступное жилье, приятные цены, свободный визовый режим, а самое главное — беспощадное солнце, освежающее море и разнообразная природа. Здесь очень много русских, много украинцев, достаточно европейцев, и все находятся в постоянной эйфории. А еще отсутствует агрессия и стирается потребность чему-то соответствовать.
Это писательское — быть в некотором роде эскапистом?
Когда ты создаешь определенный художественный мир, рано или поздно принимаешь его за реальный. Одни психологи утверждают, что эскапизм может привести к шизофрении — и это справедливо, а другие находят в этом хороший способ избавиться от стресса, отвлечься от обязанностей, что сомнительно. Я склонен верить первым. Между увлечением и полным подчинением разума какой-нибудь мысли очень тонкая грань.
Когда ты начал писать и как это случилось?
В школе. За буйное поведение на уроках меня отправили к психологу, который заставлял вести записи в специальном дневнике: как я спал, что мне снилось, за что ненавижу своих одноклассников, какие
хорошие поступки совершал и прочее. Мне это нравилось, ведь в тексте я мог сочинить все, что угодно, и это не всегда было правдой. Ты, как правило, предпочитаешь небольшие литературные фор Игорь Елфимов окончил факультет журналистики в Санкт-Петербургском университете сервиса и экономики. В детстве мечтал работать на заводе, как дед, нокогда тому станком отрезало два пальца, решил, что в космосе будет безопасней, и увлекся астронавтикой. Признается, что без ума от американской литературы ХХ века, особенно выделяя Стейнбека, Хемингуэя, Фолкнера, Сэлинджера и Миллера. Коллекционирует фляги с ручной росписью и тумблеры для горячих напитков.
Ты, как правило, предпочитаешь небольшие литературные формы — очерки, заметки, рассказы. Это такая дань информационной моде — мол, большие тексты все равно никто не читает — или сложившийся творческий выбор?
Сначала это был надменный протест против коммерческого текста. Взял свой самовар и пошел туда, где меня не ждали, — в «Инстаграм». Коммерциализация этой сети исключила все худжественные формы повествования. Поэтому, чтобы не потерять свою литературную святость, приходится подстраиваться под моду. Если год назад я растягивал рассказ на несколько комментариев, то сейчас разбиваю его на короткие очерки и публикую каждый как продолжение к предыдущему. На самом деле так удобнее и писать, и читать.
Где ты находишь вдохновение для своих рассказов?
А что такое вдохновение? Мне кажется, это больше оправдание, чем ориентир. Я раньше проводил параллель между вдохновением и мотивацией, но со временем понял, что это слишком романтизированный процесс, который ничего общего с результатом не имеет. Есть желание — пишешь, нет — не пишешь. Если в неделе дней, когда ты не пишешь, больше, чем проведенных за клавиатурой, так забрось это занятие к чертовой матери.
В отличие от многих современных писателей-блогеров ты не злоупотребляешь сарказмом и иронией, редко пишешь на хайповые темы и не морализируешь. Как так?
Попробуй во всем этом разобраться — ума лишишься. Сегодня хайп одно, завтра другое. Меня не интересуют импульсивные явления и пустые истерики. Я люблю события, определяющие
красоту и добро, — то, что вечно. Об этом приятно писать. Мне кажется, это важно.
В слепом следовании за трендами ты тоже не был замечен — особенно в отношении нарочитого медийного ЗОЖ. Это идеалистское «все такие, а я нет» или все сложнее?
Когда я писал эссе на тему ЗОЖ, позволил себе такую шутку: все, после чего человек удовлетворенно выдохнет и скажет: «Как же
было здорово», и есть здоровый образ жизни. Тогда мне знатно прилетело от моралистов, и долгое время общение с ними сопровождалось обидами. Мне чужды проповеднические наставления,
скучно. Когда писал про гендерный конфликт — обозвали сексистом. Закончим это интервью — обласкают снобом. Поэтому, если от меня не требуется разобраться в каком-то вопросе, то сам
я предпочту остаться в тени.
Тексты выдают в тебе борца за романтику. По-твоему, она еще
жива сегодня?
Конечно! За нее не надо бороться, она повсюду: в деталях, в движении, в поступках. Важно ее заметить, сдуть пыль и показать остальным.
Что может вскружить тебе голову?
Успех. И страшно представить, и с нетерпением ждешь. Но в любом случае это тревожно, потому что не совсем понятно, как жить дальше, когда поймешь, что получил все, о чем мечтал.
Комментарии (0)