Группа «Аигел»: «Мы не были рады, что тема тюрьмы вообще у нас возникла»

Дуэт поэтессы Айгель Гайсиной и электронного музыканта Ильи Барамии создал ни на что не похожий исповедальный хип-хоп.

Я правильно понимаю, что все это могло быть просто саунд-поэзией для аудитории в пятьдесят человек в литературном клубе, но что-то пошло не так?

Айгель Гайсина: Да, примерно это и предполагалось.

Илья Барамия: Айгель так и сказала — давай пьесу сделаем, аудиоспектакль.

Айгель: Есть три этапа: текст придумывается, прочитывается, получает фидбэк. Если он застревает на первых двух стадиях, то начинается разрушение личности. Мне нужно было озвучить тексты, я не задумывалась почему, сам материал меня вел.

Илья: С поэтами мы уже работали, у «Елочных игрушек» был проект с Андреем Родионовым. Айгель знала о нем, но, конечно, не ожидала, куда я ее затащу. Я думал, как эти стихи можно реализовать в музыке, но не хотел концентрироваться на конкретной книге. Я говорил: «Вот это сработает, а вот это нет». Попробовали, поискали и нашли. Это не хвастовство, но у меня есть такой талант, я могу слышать другого человека. Я не пою, не сочиняю тексты, но я умею подсветить их таким образом, что они прозвучат.

Страшно было впервые выйти на сцену и петь такие вещи?

Айгель: Да, у нас первый концерт был в маленьком московском клубе «Археология». Я в столице забирала тираж книги, Илья был там же с группой «СБПЧ». Мы встретились впервые лично и в тот же день, 30 октября 2016 года, отыграли программу для сорока-пятидесяти друзей. Когда нет знакомых в зале, сцена для меня — лучшее место для диалога с собой. А тут пришли приятели, одноклассники: «Ну что, какие новости?» И я такая: «Давайте я вам прочитаю: съездила на свиданку, половину веса там зарубили» и так далее. Это странно, ты как будто голый встаешь перед теми, кто тебя видел только одетым. А на больших концертах не страшно, там ты наедине со вселенной, выходишь и просто фигачишь. Люди в зале дают подпитку, ты от них работаешь.

Первый альбом погрузил слушателей в то, чем живет зона и как работает машина правосудия. Этот контекст большинству, слава богу, не так уж известен. Какого рода интерес влечет к вам слушателей? Тяга к необычному? Эмоциональный накал?

Айгель: До выхода клипа «Татарин» у нас был очень вдумчивый слушатель. Люди много писали в личку, пытались разгадать строчки. Когда «Татарин» хайпанул, появилась куча подписчиков, которые вообще не врубаются в то, что мы делаем — просто увидели прикольный клип, герой идет, всех мочит. А сейчас, думаю, очень расплывчатая стала аудитория, второй альбом полегче, чем первый.

Илья: Да не знаю, Айгель, может, это тебе теперь полегче.

Айгель: «Музыка» — это состояние после истерики, после выхода за пределы себя. Это похоже на возвращение домой и осознание того, насколько ты и твой дом безвозвратно изменились за время твоего отсутствия. В «1190» было отрицание, в «Музыке» — принятие. Когда вышел первый альбом, многие писали: «Проект загнется, как только ее мужик выйдет из тюрьмы». Но сейчас появились слушатели, которые вообще не в курсе нашего жесткого бэкграунда, им нравится, что музыка качественная, тексты не тупые.

На новом альбоме есть песня «Шота», которая может придавить человека со стороны. Судя по тексту, это не ваша история. Откуда вы взяли материал?

Айгель: Когда ждешь свиданку, встречаешь много всяких девчонок, узнаешь их истории. Там была беременная девушка, которая приехала с Кавказа со всеми документами, чтобы сразу ехать в роддом, если вдруг начнет рожать. И дома еще двое или трое детей остались. Ее муж сидел за ДТП, прокатная машина была неисправная, погиб пешеход. Ему дали два года колонии-поселения, а после того, как они подали на апелляцию, присудили шесть лет строгого режима. И эта маленькая женщина с большим животом рассказывала, как они теперь с этим живут. «Шота has been shot» — это просто потому, что того парня звали Шота — его на самом деле не застрелили, а задавили.

С возвращением Тимура проект не «загнулся», а совсем наоборот. Вы играете большие концерты, которые напоминают скорее трэп-вечеринки, чем сеансы группового исцеления боли. Как вы составляете программу своих шоу, ведь песен вышло уже довольно много и они разные?

Айгель: Неироничные песни из первого периода я сейчас петь не могу, например «1190», «Это я». Не знаю, смогу ли потом, они должны стать просто песнями для меня, должно пройти время. Мои тексты — это дневники жизни, которая сначала была одной, потом стала другой. Мы не были рады, что тема тюрьмы вообще у нас возникла, но так получилось, что именно она дала старт нашему проекту. Сейчас группа меняется.

Впервые за долгое время есть ощущение, что в России появились группы, которые надо прямо сейчас увидеть, услышать и пережить это. За творческим процессом «Аигел» интересно наблюдать снаружи, а как он выглядит изнутри?

Илья: Мы не знаем, что нас ждет через месяц, потому что нет прецедентов. Ты не можешь сказать — вот есть аналог, я иду по этому же пути, значит, следующий шаг может быть таким. Тут что угодно может произойти, но это круто. Это как раз то, что мне всегда было интересно в музыке.

Айгель: Мне нравится, что у нас нет зависимости от слушателя. Диалог с аудиторией, типа «вам на прошлом концерте вот это понравилось, давайте я вам еще такого сочиню» мы не ведем. Илья свою линию гнет, у меня тоже нет желания кому-то угодить. Мне кажется, в группе «Аигел» присутствует элемент насилия над слушателем (Смеется). Мы не идем на компромисс, и людям, чтобы врубиться, часто приходится перестраивать себя, но зато это очень чистосердечная музыка, для нас это важно, я уверена, что не только для нас.

«Собака.ru» благодарит за поддержку партнеров премии «ТОП50 Самые знаменитые люди Петербурга 2018»:

главный универмаг Петербурга ДЛТ,

Испанский Ювелирный Дом TOUS,

Nespresso