Крах Казани (часть третья)

Архитектор в отставке и IT-бизнесмен Михаил Каплан анализирует, что произошло со столицей Татарстана за последние годы - и что она потеряла. Сегодня он говорит о микрорайонах и о том, как торговые центры стали новыми бульварами.

Мне тревожно в Казани.
Когда я октябрьским вечером выхожу
из подъезда в свой двор на Мусина,
я тревожусь: не прилетело бы чего
по темени из тени. Ни зги же не видно…
Скорее бы снег.
Когда, припарковав машину возле
Пражского Клуба, я иду через двор
в дом на Черноморской, я тревожусь:
не поцарапали бы в тесноте…
Днем на Кул Гали просто
столпотворение какое-то:
машины, люди. Движуха!
Но где же все вечером?

Я оттягивал этот момент как мог. Потому что страшно – заклюют длинными клювами узкие специалисты. Да и разговор дальше пойдет не простой. Как бы тоже очень уж узкоспециальный. Да вот только тема-то эта всеобщеобременительна. То есть напрягает всех. Но большинство о ней и не знает… Рискну.

Итак, как нам строят? То есть как нам строят не квартиры (их мы можем как-то переделать), и не дома (их можно выбирать), а города, в которых мы живем. Казалось бы, а зачем нам это знать? Городской ландшафт – настолько глобальное явление, что избежать его или поправить обычному человеку не дано так же, как не дано подвинуть Фудзияму. Да, обычному человеку - не поправить. В одиночку – не изменить, но как сообщество горожан, мы вправе ставить задачу градостроителям. И тогда нам нужно прояснить для себя некоторые базовые вопросы.

Лучезарный город

Для начала чуть-чуть истории. Застройка городов – давнишнее занятие человечества. Археологи раскопали крупные регулярные города IV тысячелетия до нашей с вами эры. В самом общем виде, за исключением пафосных общественных ансамблей, вся рядовая жилая застройка традиционно формируется периметрами вокруг дворов вдоль улиц, образуя кварталы. Так называемая квартальная застройка. Так застраивались Древний Рим и Самарканд, старая Москва и средневековый Париж.

В таких пространственно-планировочных городских условиях люди жили тысячелетиями и дожили до кошмарного состояния XIX века, когда изменившиеся запросы горожан, их потребности и мечты вошли в жестокое противоречие с реальными условиями тогдашней городской жизни. Гигантские трущобы промышленных городов, антисанитария, скученность, эпидемии, насилие привели к деградации городской жизни. Именно тогда созрели самые грандиозные социальные революции. Именно тогда родились самые знаменитые утопические проекты Сен-Симона и Фурье.

Лучшие умы эпохи индустриализации и урбанизации – философы, политики, врачи, социологи, предприниматели пробовали разные способы гармонизации городской жизни. В начале ХХ века вперед вырвались архитекторы. Итальянец Сант Элиа, французы Тони Гарнье и Огюст Перре, русский Иван Леонидов и многие другие разогнали грандиозную волну нового градостроительства.

Оседлал её великий французский архитектор и градостроитель Ле Корбюзье. Кроме действительно замечательного архитектурного творчества, он еще прекрасно конструировал идеологемы новой архитектуры. Он сказал: «Дом – это машина для жилья». Его пять принципов современной архитектуры:

1. Здание на свободно стоящих опорах.
2. Cвободная композиция фасада.
3. Ленточные окна.
4. Плоская крыша с террасой-садом.
5. Свободная внутренняя планировка.

- вполне могли бы остаться личным творческим кредо частного архитектора. Но под мощным напором личности Ле Корбюзье они сделались фундаментом современной архитектуры.

В 1933 году Ассоциация прогрессивных архитекторов (CJAM), в которую входили ведущие европейские и советские архитекторы, провозгласила в Афинах архитектурную хартию. В ней было дано определение города как жилого и производственного комплекса, связанного с окружающим районом и зависящего от политических, культурных, социальных и экономических факторов.

Были сформулированы и четыре основные функции города: жилье, производство, отдых, транспорт (объединяющий первые три функции).

Ле Корбюзье создал несколько утопических градостроительных проектов, предусматривавших:
организацию городской жизни в нескольких вертикальных ярусах, регулярный план города с делением на разнофункциональные зоны, строго упорядоченную посредством архитектуры и, таким образом, уподобленную работе машины деятельность людей.

В конце концов, он добился своего: построил «идеальный город» - столицу индийского штата Пенджаб – Чандигарх. Планировка построенного в 1951-1965гг. города в целом - образец синтеза творческого метода и идеологии. Здесь полностью реализовался утопический символизм.

Здание Секретариата штата Пенджаб (вид издалека)

Это стало началом конца новой Утопии. Как сказал вскоре один архитектурный критик, Ле Корбюзье построил город для машин в стране, в которой не у всех есть велосипеды. Непредвзятые наблюдатели увидели, что новый город не пригоден для жизни. Его безразмерные пространства на самом деле бесчеловечны. Люди в этом городе разобщены и несчастны. Приемлемый жизненный комфорт недостижим.

Здание Секретариата штата Пенджаб (вид вблизи)

Самые простые личные и общественные потребности не могут быть удовлетворены сопоставимыми затратами. Чтобы вы поняли, что же именно представлял собой этот город, представьте себе огромный микрорайон, дома в котором стоят еще просторнее, чем на Московском проспекте в Набережных Челнах.

Чандигарх - подлинный символ триумфа и трагедии авторитарной архитектуры, в основе которой лежит принцип бесправности "адресата", архитектуры для тех, кто вынужден довольствоваться, тем, что ему дали.

Министерство юстиции штата Пенджаб

И весь мир сделал выводы из провала очередной Утопии. Строительство городов микрорайонами, начавшееся в Европе и в США в 30-е годы постепенно сошло на нет. Мало того, микрорайоны, как неудобные для жизни, дискомфортные и склонные к криминализации жилые образования начали сносить. Первый такой микрорайон Прюит Айгоу в Сент-Луисе, США (33 двухподъездных 11 этажных дома) был снесен в 1972 году.

Снос корпусов жилого массива Прюит Айгоу

Таким образом, была закрыта страница утопического градостроительства. Начатая в XIX веке попытка решить многообразные проблемы растущих индустриальных городов архитектурным наскоком была признана безуспешной. Везде, кроме нашей страны. С нами сыграла злую шутку наша 30-летняя закрытость, отгороженность от остального мира сталинским «железным занавесом». Когда в Америке и Европе взрывали панельные девятиэтажки, мы как раз во всю прыть начали строить домостроительные комбинаты (ДСК) для их массового производства. Мы были не в курсе…

Проклятие микрорайона

Я поступил на архитектурный факультет в 1977 году и выращивался в глубоком уважении к принципам Афинской хартии и «новой» архитектурной эстетике. Лишь на 5 курсе, когда за подготовку мною дипломного проекта взялся тогда совсем свежий кандидат архитектуры Новиков, я от него узнал, что не все так просто, как рассказывается в передовицах журнала «Архитектура СССР». Жизнь оказалась сложнее и интереснее идеальных архитектурных и градостроительных схем. Однако, у молодого Новикова не было полномочий доложить эту голую правду всем. Большинство осталось в неведении. И продолжило проектировать и строить светлое будущее микрорайонами. То есть в соответствии с (к тому времени уже изжитыми) принципами «новой» архитектуры.

По этим принципам городские территории делились на функциональные зоны, а значит, работа была в одной части города, жилье – в другой, магазины в третьей, а кинотеатры в четвертой. Расставлялись на «свободных» пространствах отдельно стоящие призмы одинаково плоскокрыших домов с длинными лентами окон. Свежий ветер перемен к лучшему сдувал с ног одиноких пешеходов в пустырях огромных дворов и наметал сугробы, наткнувшись на препятствия в виде трансформаторных подстанций или пунктов по приему стеклотары.

В организации этого «дивного нового мира» не было чьей-то злой воли. Но была воля к реализации застарелых догм. В основу организации жилых микрорайонов была положена идея полной завершенности жизненных процессов протекающих в их пределах. И тогда из расчетной численности населения выводилось количество мест в детских садах и школах, площадь продуктовых магазинов, кухонь-столовых и банно-прачечных заведений. Расстояния между домами устанавливаются из сколь бессмысленных, столь и неумолимых требований инсоляции, количество свободных территорий (площадь пустырей) рассчитывается в соотношении с количеством жителей, ширина дорог и т.д. и т.п. Правда, здорово?

Но вернитесь к началу предыдущего абзаца: «идея полной завершенности жизненных процессов». Вот где корень микрорайонного проклятия! Проектировщики решили, что они знают полную сущность всех жизненных процессов. Не говоря о том, что узкие специалисты – строители и архитекторы присвоили себе право решать сложнейшие вопросы жизнеустройства за всех остальных, они еще и упустили из виду, что жизненные процессы спонтанно развиваются, непрерывно, непредсказуемо меняются.

Цивилизованный мир еще полвека назад назвал такой подход авторитарной архитектурой. С тех пор при проектировании жилья архитекторы должны выстраивать диалог даже не столько с муниципальными властями, сколько с сообществами жителей и с общественными организациями на территориях, куда приходят проектировать. Там пульсирует жизнь, там происходят перемены, там спонтанно меняется сам «социальный заказ». Вы, наверное, поняли, что говоря «архитекторы должны выстраивать диалог», я не имел в виду Казань.

Главным композиционным принципом формирования застройки микрорайонов стала так называемая свободная планировка. Это еще один кошмар, предлагаемый Urbi et Orbi авторитарной архитектурой. Жаль, что вы никогда этого не видели: градостроители стоят вокруг масштабного макета жилого района; на планшетах с изображением дорог расставлены аккуратные параллелограммчики, изображающие жилые дома. Глядя с высоты полета кондора, архитекторы выстраивают композицию застройки будущих микрорайонов, передвигают брусочки, поворачивают их под тонко ощущаемыми углами, достигают гармонии, и, не побоюсь этого слова, совершенства. В масштабе их макета люди – непредставимо малы.

Даже муравьев таких маленьких не бывает. А градостроители – как кондоры. И композиция свободно расставленных параллелограммчиков совершенна!

Сделавшись реальными девятиэтажными домами, белые параллелограммчики становятся бетонными скалами. Их не подвинуть никакой силой, ни под каким углом. Их приходится обходить пешком – их не срежешь через угол. В их мегалитическом лабиринте нужно твердо помнить, как шел туда, чтобы суметь вернуться обратно. Ну а если они еще и расставлены в плане под «свободными», неизвестными пешеходу углами, то…

Есть такой старый интернет-мем: «Ктулху съел твой моск»

Попробуйте этот аттракцион: пройдите от ДК «Химиков» на Декабристов к магазину «Светлана» на Ибрагимова по диагонали через микрорайон. Выйти нельзя! Вы жили в 39-м квартале, или на 1-х Горках? И сейчас там живете? Ну, тогда вы в курсе. Трудно представить жителя этих районов, который не мечтал бы перебраться в уютный прямоугольный сталинский дворик где-нибудь на Искре или на Исаева. Свободная планировка говорите… О чьей свободе идет речь?!

И, конечно, самое огорчительное, что в микрорайонах не вырастают сложные жилые сообщества. Пространства микрорайона за пределами квартиры бесчеловечны. Дворы не имеют границ и безумно велики. Ну не может же инсоляционный просвет быть мотивом для реального переживания человеком пространства вокруг себя. Человеку нужен человеческий масштаб. А каков он, человеческий масштаб, вы знаете по себе:

интимная дистанция в 40-50 см это зона, куда мы пускаем только любимых людей;

на расстоянии вытянутой руки, около 1 метра, мы продуктивно общаемся со всеми остальными;

3,5 – 4 метра – это предельная дистанция для разговора без крика;

на расстоянии 10 – 20 метров мы еще можем докричаться друг до друга;

а дальше 35 метров мы уже не различаем выражений лиц;

наконец, после 100 – 200 метров без яркого освещения мы уже не отличим человека от куста бузины.

Таким образом, для содержательного общения дистанции больше 25 метров бессмысленны. А что такое для микрорайона 25 метров? Там сотня метров туда/сюда - не расстояние. Дистанции до магазинчиков, киосков, собачьих или детских площадок сверхъестественно продолжительны. Двор так огромен, что попытайся вы высадить во дворе аллею клёнов – вы будете их сажать всю жизнь. Попробуйте покрасить штакетник бесконечно длинного палисадника – столько краски невозможно купить за свой счет. Созидательная работа сообщества жильцов кончается, не начавшись: руки опускаются. Но тогда поднимаются совсем другие руки – микрорайонных хулиганов и подъездных вандалов. Говоря научно, атомизация жителей ведет к активизации маргинальных групп. Казанцам ли не знать…

Тяп-Ляп

Вспомните самые знаменитые криминальные группировки 70-90 х годов. Конечно, Тяп-Ляп из пятиэтажного микрорайона завода Теплоконтроль на Авангардной. Куба – с собственно Кубы, пятиэтажного микрорайона на Новаторов. Хадишевские из пятиэтажек на углу Хади Такташ и Жданова. И конечно, Жилка. С той самой Жилплощадки, несостоявшегося Полиэтиленовара.

Обратите внимание, в Соцгороде, несостоявшемся Авиастрое, где застройка кварталов (а не микрорайона) периметральная, дворы замкнуты, пространства четко очерчены в это же самое время банд нет. Нет банды на Искре – через овраг от Кубы. Ну так там и дворики сталинские, и дома с эркерами и портики на входах во дворы и neighborhood watch (соседи присматривают).

Знаменитая бандитская группировка Низы возникла в углу Восхода, Восстания и Шамильки. Но абсолютная тишь и деликатность царили в сталинских дворах периметральной квартальной планировки на другой стороне Восстания между Восходом и Гагарина. Там и сейчас апы вывешивают на веревках белье, гуляют мамочки с колясками, играют в домино и чинят у подъезда мопеды. И не паркуют на газонах машины.

Я на днях заехал во дворы между Октябрьской и Воровского возле седьмого завода (вы бы сказали «Элекон»?). Шедшая навстречу женщина вздрогнула от неожиданности: машина?! У них там по дворам из-за тесноты на машинах не ездят. Оставляют на Октябрьской. Видите, можно же жить по-человечески. Только не в микрорайонах.

Страх

Спасибо нашим храбрым милиционерам, бандитские группировки они победили. Уже давно. А в нас продолжил жить страх. Ясно почему, едва обжившись к 2000 году, мы стали менять деревянные двери на железные. Хотя криминальные войны стихли. Статистика краж успокоилась. Выросло целое поколение казанцев, для которых реалии моего рассказа о бандитских группировках такая же литературщина как фильм «Однажды в Америке». Но и они тревожатся. Атавизм «лихих 90-х»? Думаю, нет. У них своя тревога. Тревога людей, не включенных в сообщество. Не защищенных взглядами доброжелательных соседей или попутчиков. Сейчас железные двери в новые квартиры покупают наши дети.

Об эпидемии установки железных дверей в России не попечалился только самый бессердечный. Чистым аналогом этого процесса в городском планировании стала эпидемия огораживания. По мотивам безопасности огораживаются не только новые престижные жилые комплексы, органы власти и милиция. Огораживаются казалось бы немыслимые объекты, места общественного интереса, отдыха и активного общения: попробуйте зайти в парк ДК Химиков с Ибрагимова – он отгорожен неопрятной стальной сеткой на ржавых столбах, от кого? от жителей своего же района?

Или территория моей альма-матер – Строительного Института. Стальная решетка с двумя КПП, оснащенными турникетами и камерами слежения, опоясала часть учебной территории, стадион, но не захватила два общежития, жилой дом сотрудников и Автодорожный Институт. Кто-то скажет об антитерроре? В том смысле, что общаги пусть взрывают? Нет, конечно, просто при отсутствии в районе слаженного и эффективного академического и жилищного сообщества на всех (и на ректора тоже) накатывает волна страха. Ну хорошо, ректор КГАСУ крупный храбрый мужчина, значит, не страха, но тревоги. Забор возникает как символ недоверия всех ко всем. Поэтому с наступлением сумерек люди исчезают с улиц не только в микрорайонах, но и в центре Казани. Сидят дома за железными дверями.

Правда, забавно, что в неизвестных начальству, забытых инвесторами и не замеченных девелоперами двориках в Ометьево сентябрьским вечером на лоджиях, превращенных в веранды, соседи пьют чай с вареньем из своих яблок. А в венецианских окнах домов на Бассейной, украшенных статуями из итальянского мрамора, с гаражами на втором этаже, с изысканными светильниками под коваными козырьками нет света. Круглогодично.

Моллы

Я уже говорил, что в центре нашего города жизни нет? Я говорил раньше, что её нет и в микрорайонах? Я вам скажу сейчас, где она есть – в моллах! Вовсе не власти нашего города, неусыпно пекущиеся о благоденствии нас с вами, а безжалостные эгоистичные, озабоченные извлечением выгоды коммерсанты, слова доброго не сказав о нуждах общества и руководствуясь только жаждой чистогана, создали для казанцев прекрасные миры, сомасштабные пространства с гуманной средой и низкими ценами на пром- и продтовары.

Мне очень нравится центральный бульвар - коридор Тандема.

Он прекрасен своей архитектурой, дизайном среды, тонко уравновешенной рекламой и, конечно, возможностью необременительного шопинга. Очень важно: там есть чистый и бесплатный туалет. Но главное: он проходной насквозь! То есть по нему ходят люди с Ибрагимова на Декабристов.

С одной остановки на другую. Любуются друг другом. Присаживаются в кафе, завязывают беседы.

Не то «Парк Хауз». Там, конечно, тоже уютно, но движение – кольцевое. Поэтому выходишь там же, где зашел. То есть на автостоянку.

И в ТЦ «Южный» тоже: все бы хорошо – и интерьер и цены, но некуда пройти насквозь. А человеку же надо, чтобы было куда пойти!

Коридор ТЦ «МЕГА» – вот где гуляют семьями целый день, ездят на роликах, катаются на катке, обедают в ресторанном дворике, флэшмобят.

Конечно, делают какие-то необязательные покупки. Это, а совсем не улица Баумана, едва ли не самый большой и многолюдный бульвар Казани! Так, во всяком случае, думают приезжие из Йошкар-Олы и Елабуги. Они с открытыми (дурацкими, по мнению казанцев) улыбками шляются с тележками от IKEA до OBI (потому что человеку же надо, чтобы было куда пойти!), здороваются со своими йошкар-олинскими или елабужскими знакомыми (у них там так принято) и завидуют мчащимся мимо неулыбчивым, озабоченным, как бы через пробки добраться до дому, казанцам: «Живут же люди!».

Михаил Каплан

ТАКЖЕ:

Крах Казани (часть вторая): Экспансия Казани

Крах Казани (часть первая): Казань - это вызов