В это время года мы стремимся к свету, поскольку в наших широтах его мучительно мало. Наше бледное северное светило торопливо шкандыбает по горизонту в те редкие дни, когда нам вообще удается его увидеть, напоминая гигантскую лампочку и примерно с таким же КПД. Чуть северней детям прописывают светотерапию, нам же приходится подзаряжать свои батарейки более символичными способами.На днях я проснулся, как обычно, с первыми лучами, то есть часу в десятом утра. Выглянув в окно, я понял, что погода хуже некуда: слякоть, снег, дождь, грязь и пронизывающий холод истинно по-петербругски объединили свои усилия для создания настоящего "праздника". Самое время выглянуть из конуры и совершить рекогносцировку! На Мойке прохожие отчаянно боролись с ветром, увертываясь от сгустков льда и мрази, периодически вылетающих из-под колес автомобилей, грузовиков, автобусов и дрожек, направляющихся в сторону ближайшей пробки (из-за каких-нибудь строительно-реставрационных работ),– все они стоики, как один.
Вскоре я присоединился к группе австрийских туристов, пробирающихся среди песка, грязи и разбросанных кирпичей по Дворцовой площади, и неожиданно принялся им объяснять, что на моей недавней памяти это монументальное пространство ремонтируют уже в третий раз (чтобы все было как надо) и что раньше за всем этим наблюдал Ангел, которого теперь, однако, также убрали на реконструкцию.
В преддверии декабря конечной целью моей прогулки в тот день оказался район Сената и Синода, или площадь Декабристов, которой я достиг, быстро прошагав через еще одну стройплощадку рядом с Адмиралтейством. Несмотря на то, что их, разумеется, также ремонтируют, я всегда легко нахожу здания Священного Синода и Сената благодаря расположенному там одноименному стрип-бару и статуе САМОГО через дорогу (раньше была еще одна – третья – вешка – утлая лодка с сияющим красным сердцем, пришвартованная поблизости, но ее, к сожалению, уже убрали – наверное, на ремонт).
Рядом с Медным Всадником я присоединился к группе "декабристов", отмечавших свадьбу. Долгое время я совершенно не мог понять, почему новобрачные выбирают именно это место под бдительным державным взглядом для проездов на стреч-лимузинах и откупоривания шампанского. В конце концов, неподалеку есть Вечный огонь, хотя до него непросто добраться все по той же причине. Или, например, площадь Искусств, также ремонтируемая, но зато с символичной статуей г-на Пушкина, – вот где праздновать следовало бы! Кроме того, дорожных пробок меньше.
Но не влекут брачующихся символы вечной славы или лирической любви. Напротив, они приходят туда, где пролилась кровь под недреманым оком завоевателя, указующего, как мы видим, на тюрьму (которую сейчас также реставрируют), в которую его потомок отправил декабристов (которые, если уж на то пошло, тоже, похоже, стремились к свету – только по-своему), по крайней мере тех из них, кто пережил события на Сенатской площади. "Пшли в кутузку!" – как будто повелевает он. Некоторые историки рассматривают этот кровавый эпизод городской истории как символическую потерю невинности, так что в определенном смысле приток сюда новобрачных оправдан.
Возвращаясь домой через стройплощадки на невских набережных, я подумал, что лучше всего было бы трактовать это все позитивно, то есть увидеть в свадебной пирушке знак солидарности и идентификации с городом и его непростым прошлым, чтобы вскоре снова радоваться сияющему золотому шпилю г-на Трезини (который сейчас реставрируют) над крепостью, а не только вспоминать про тюрьму. Где светит он, там будет свет.
Комментарии (0)