Сооснователь арт-объединения «Аппликация», потом куратор галереи, потом креативный продюсер бара «Пиф-Паф» — Света, может, и без всяких усилий, но тонко чувствует веяния времени. Умножаем её естественность и оригинальность на мягкость и высокие эстетические принципы — и перед нами ферзь шахматной фэшн-доски Петербурга.
МОДА МЕНЯЕТСЯ, НО ЧТО МОЖЕТ БЫТЬ ЛУЧШЕ ЖЕНЩИНЫ В МУЖСКОЙ РУБАШКЕ с чашкой кофе, когда вы выходите вместе на балкон, чтобы вдохнуть утренний аромат города? Голые коленки, ухоженная голова, классная обувь и минимум одежды. Мода — это ерунда, придуманная магазинами и брендами для того, чтобы продавать одежду. Всего стало так много, что выделяться уже не хочется. Мне лень как-то специально одеваться, я не вижу в этом смысла, но уважаю дресс-код и наряжаюсь соответственно случаю. Люди, на которых я хочу произвести впечатление, воспринимают меня через характер — тоже своего рода одежду. С возрастом начинаешь себя любить и уважать. Я чем старше становлюсь, тем лучше к себе отношусь.
КРАСИВЫХ МНОГО, ОСОБЕННО СРЕДИ МОЛОДЕЖИ. Сейчас можно купить все, что ты хочешь, поэтому выделиться — дело сложное. Когда мне было двадцать, это было элементарно: ботинки Dr. Martens и зеленая кожаная куртка, вот такой был андеграунд. Мой старший брат, моряк, одевал меня в заграничное. Потом мы вместе стали возить цветные кислотные вещи, за которыми все гонялись, — работали байерами в первом рейверском магазине «Актив» на Пушкинской, 10. Я всегда любила секонд-хенды: лучшая одежда была найдена на развалах. Меня сформировали мужские образы. Я люблю рок-н-ролл и шик. Элегантность и панк пограничны. Если их связать, то и получится антверпенская шестерка. Они разбавляли дизайн ироничными элементами, выворачивали одежду, оставляли необработанные края. И силуэты сложные, но в то же время показывают все, что надо: щиколотку, запястье, талию. Еще я обожаю униформу, 1930-е с красивыми стрижками, спортивной одеждой, правильными ботинками.
ПОМНЮ, КОГДА МНЕ БЫЛО ЛЕТ ПЯТНАДЦАТЬ, я пошла в клуб «Там-Там», куда привезли немецкое техно: грязь вокруг, драйв, драки, панки. И за столиком сидел Сергей Курехин с сияющим лицом, у него всегда была полуулыбка. Присутствие иронии — это часть образа. Все люди, которые мне нравятся, обязательно ее имеют. Нет ничего серьезного в мире, кроме здоровья и семьи. А все остальное — временное, как одежда, которая постоянно меняется.
ИЗ ПЕТЕРБУРГА ИСЧЕЗЛИ ФРИКИ. Все уходят в безопасное русло. Наверное, это фригидность. Секс — это главный двигатель, у нас его нет. А в Москве есть. Там мужчины по-другому смотрят на женщин, у них взгляд заинтересованный. Здесь же — изначально уставший. Энергия ушла. Настала импотенция. Дело в перенасыщении. В 1990-х все бурлило, а теперь Монро умер, Гурьянов умер, а те, кто остался, повзрослели, уехали, занимаются семьей. Но мне в Петербурге очень комфортно, потому что у меня есть свое дело, с которым у меня роман. И это очень секси.
СЛЕДУЮЩИЙ ВИТОК — ВОЗВРАЩЕНИЕ К КЛАССИКЕ. Доброта, чистота и естественность. Монохром, женщины с короткими стрижками в серой лакированной обуви. Еще должны вернуться 1970-е, но по-новому: должно произойти слияние науки и дизайна. Хочется поскорее увидеть выход программистов из подполья.
Комментарии (2)