Профессия торговца антиквариатом, арт-дилера, как ни странно, одна из самых молодых в нашей стране: государство разрешило частным лицам заниматься куплей-продажей старинных вещей четверть века назад. До этого момента в Петербурге были всего четыре антикварные комиссионки, а сегодня — около двухсот салонов. Мы собрали заметных игроков из Петербурга, Москвы и даже одного иностранца, работающего с русским искусством. Одни из них занимаются традиционными для антикваров живописью и мебелью из карельской березы, другие увлечены нэцке, агитфарфором, старинными куклами или раритетными автомобилями.
Андрей Васильев
Западноевропейская и русская живопись и графика XVIII—XX веков
Широко известный в узких кругах собиратель и арт-дилер, врач по основной профессии, не имеет собственного салона в Петербурге, что не мешает ему продавать и покупать полотна музейного уровня в России и за границей.
Десять картин, висящих на стене над диваном, не являются коллекцией. Это, во-первых, вложение денег или же их бессмысленная трата. Во-вторых, попытка самоидентификации человека в эстетической сфере.
Однажды в Лондоне я стал свидетелем того, как мой приятель покупал по телефону на аукционе какие-то древности, происходящие из Междуречья. Он никогда не интересовался археологией, и поэтому я удивился. Оказалось, что правительство одной из бывших союзных республик, обретших независимость, перекупало у него эти древности, закапывало их в землю, а потом торжественно доставало во время псевдоархеологических раскопок.
Сейчас мы переживаем патриотический бум — в России почти нет людей, которые серьезно собирали бы западную живопись.
Но лично я ее приобретаю, мне просто значительно больше нравится эстетика старых мастеров, чем эстетика передвижников или русской реалистической школы. К тому же она стоит дешевле, чем русская живопись.
Надежда Лермонтова. «Натурщица»
Долгое время русское искусство на Западе стоило дороже, чем у нас, и, соответственно, шел поток контрабанды из СССР на Запад. Сейчас ситуация в корне изменилась и вещи идут из-за границы в Россию.
Я очень не люблю слово «энергетика», но некая причастность к искусству первого ряда дает человеку возможность личностного роста. Всякий человек, который держал в руках полотно Кандинского, Малевича или Шагала, если он не глухой и не слепой, чувствует эту живопись.
Коллекционеры старого образца могли поместить на стену картину художника русского авангарда между двумя подлинниками старых мастеров, определяя «рвет она стену или не рвет». И удивительным образом, невзирая на стили, эпохи и школы, подлинное искусство коммуницирует на своем особом уровне.
Взлет цен определяет прежде всего работа времени и уже после этого — работа музейщиков, галеристов, исследователей. Интерес к неизвестному художнику подстегивает каждая выставка в крупном музее, так же как любая впечатляющая продажа на аукционе.
Любая новая звезда «подтягивает» вверх и вещи своего окружения. Так произошло с работами круга Филонова, Малевича или Шагала — все эти художники помещены в табель о рангах и изучены.
При этом в позднесоветские времена сплошь и рядом работы учеников Петрова-Водкина выдавались за вещи их учителя, то же самое происходило с картинами учеников Филонова и Малевича. Художницу-супрематистку Нину Коган вообще придумали и нарисовали за нее все ее художественное наследие, которым так успешно торговали на Западе в 1980-е. Все это не красит участников рынка, где крутится много законченных мерзавцев и проходимцев.
СлучайВ Лондоне жил человек, который владел копией картины Караваджо. Он сдал ее на аукцион Sotheby's и продал за 42 тысячи фунтов. Покупатель, Дэннис Мэхон, немедленно объявил, что это подлинник Караваджо, являющийся первичным по отношению к такой же картине, находящейся в одном из ведущих американских музеев. Мэхон умер в позапрошлом году в возрасте ста лет, но в 1999-м завещал Великобритании свою коллекцию старых итальянских мастеров XVII века стоимостью около ста миллионов фунтов. Потратил же он в течение своей жизни на приобретение этого собрания всего лишь 50 тысяч фунтов. Самой дорогой купленной им картиной был как раз этот спорный Караваджо. Однажды он приобрел картину мастера эпохи барокко Гверчино за 120 фунтов, а другого художника болонской школы, Гвидо Рени, — за 100 фунтов. У него был глаз, и он видел настоящие вещи. Мораль этой истории в том, что антикварная деятельность до сих пор остается клондайком. Или Полем чудес в Стране дураков, где можно как найти мешок червонцев, так и закопать его. |
Тексты: Виталий Котов, Марта Агеева, Алена Спицына
Фото: Олег Бутковский
Комментарии (3)