Как ювелир, спортс­мен и алтарник Петр Аксенов стал главным героем собственной «Русской сказки»?

Как в одном человеке уживаются спортс­мен, алтарник и ювелир?

Начнем с ювелира. У меня художественное образование, но хороший художник — ​мертвый художник. Есть такая фраза в современном искусстве, она мне очень нравится. Художник живой — ​это плохой или по меньшей мере спорный художник, потому что непонятна его востребованность, ее надо все время кому‑то доказывать: чтобы тебя купил какой‑то правильный музей, чтобы тебя купил какой‑то нужный коллекционер, чтобы ты подорожал, чтобы тебя продали на важном аукционе. Это все такой мир зыбкий... А тут ты сделал красивые серьги, их купили, надели — ты подарил людям эмоцию. Мне нравится создавать, ремесленничать — ​это на самом деле большое счастье.

Между ювелиром, спортсменом и алтарником я не вижу противоречий, потому что я живу стандартами России до 1917 года. Тогда людям определенного круга были присущи и занятия спортом, и правильное отношение к своему организму, также любовь к искусству и, естественно, вера. С детства я не задаюсь вопросом, почему я православный. Ни Ломоносов, ни Суворов, ни Мусоргский, ни Гоголь, ни Пушкин тоже не вопрошали. Они просто рождались православными и ими умирали. Я с детства прислуживал в храме. В годы юности и путешествий по Америке и Франции я, конечно, эту деятельность оставлял и был простым прихожанином. Спешил в храм каждую субботу и воскресенье, где бы ни находился. Было приятно молиться в парижской церкви со всей русской аристократией: Трубецкими, Шереметевыми и Милославскими.

В прошлом (купальном) сезоне вы постили себя у пруда, вы в невероятной форме. Как у вас это получается? Ведь спорт (как и церковная служба) — это в некотором роде аскеза, а вы все же из мира балов, тиар и булочек шу.

Я встаю в 6 утра. Обычно после того, как приведу себя в порядок, помолюсь, я занимаюсь работой. В ранние часы я люблю предаться творчеству, когда меня никто не беспокоит и не отвлекает звонками и мессенджерами. В моем расписании всегда стоят спорт и храм, то есть изначально я знаю, что в течение года я каждый день пойду в спортзал обязательно, я не пропускаю ни дня. Даже сейчас, давая интервью, я занимаюсь спортом. В любых поездках, в любых городах, где бы я ни находился, я всегда нахожу тренажерный зал, всегда нахожу храм, и если это суббота, воскресенье либо какой‑то праздник церковный, я всегда там присутствую. Также это строжайшая диета, постоянный режим и отказ от многих продуктов, которые, например, я люблю. Я никогда не пью на своих мероприятиях, как и моя команда. Даже когда требуется выпить рюмку водки, в этой рюмке налита вода. И конечно, булочки шу я могу себе позволить в качестве кулича на Пасху, они красуются перед гостями, но я сам к ним никогда не притрагиваюсь.

Конечно, у меня очень хорошие консультанты. В Пушкине, где я теперь живу, это замечательный тренер Артемий Крюков. Звезда бодибилдинга Андрей Скоромный помогает мне с правильным рационом питания, подсказывает новые какие‑то диеты. Я люблю ходить на рынок, покупать продукты, сам люблю готовить. Раньше на Кузнечном был завсегдатаем, теперь хожу на Царскосельский. Любимые блюда: белковый омлет с кинзой, гречневая каша с льняным маслом. Я люблю уху постную с сельдереем, морковью и белой рыбой. Люблю облепиху, фейхоа. Это, знаете, как фильм «Опасные связи». Главная героиня рассказывает свой жизненный путь, что она советовалась с философами, моралистами, учеными, как нужно выглядеть, как нужно говорить, как нужно думать. Я тоже не без помощи знатоков достигаю такой формы.

Вы — ​распорядитель главных балов и учредитель светских салонов — ​в ваших парадных петербургских, а теперь еще и московских покоях. Чем объясняется эта тяга к роскошному аристократическому светско-­культурному досугу?

Здесь нужно обратиться к моему происхождению, моей родословной, моему воспитанию и жизненным ориентирам, которым я следую. Мои предки до XVII века были православными военными дворянами, и этот дух от прадедушки и прабабушки через мою маму мне передался полностью. Основное же вдохновение исходит от семьи Романовых, которые воплощали собой истинное православие (как Александр III и Николай II), проповедовали аскетизм, занятия спортом и при этом были эталонами светского этикета. Для меня светская жизнь — ​часть моей работы, я ее не люблю, но понимаю, что она необходима. Каких‑то особых чувств, восторга от приемов и коктейлей я не испытываю. Свои парадные покои я покинул: в доме бабушки и дедушки Набокова на Адмиралтейской набережной остался салон, а сам я живу в Царском Селе. Моя квартира теперь больше похожа на квартиру Льва Толстого: белые стены, немного икон, антиквариата, книги, бутылочка вина.

При этом в церковь я бегу, словно жаждущий воды человек в пустыне, потому что именно там я перезагружаюсь, восстанавливаюсь, обретаю себя и после могу плодотворно сильно и много работать. Спорт — ​то же самое. Это перезагрузка, это то, что дает мне силы общаться с людьми. Мне кажется, что это все очень связано и в нынешнее время просто искажено людьми, считающими, что спортсмены — ​это нарциссы, верующие — ​это фанатики, а светские люди — ​это прожигатели жизни, и я готов собственным примером и историческими фактами опровергать эти глупые мнения.
Хороший пример — ​Александр III, который правильно питался, спал на полу, много ходил, был очень спортивным и в том же духе воспитал Николая II. Один из моих любимых дворцов — ​это Александровский дворец в Царском Селе, около которого я живу. Именно там находятся бассейн и спортивный зал последнего царя. Даже в поезде, в котором царь ездил, были турник и гантели. Поэтому мне кажется, нет ничего более органичного, чем заниматься спортом, вести, когда нужно, светский образ жизни и обязательно ходить в церковь.

В жизни ваша ролевая модель — ​царь, а в ювелирном искусстве есть примеры для подражания?

Тут я, конечно, ближе к Фаберже, который больше являлся искусным руководителем, объединяющим талантливых людей. Я хоть и прошел вдобавок к своему художественному образованию ювелирный курс в Костроме, сам тоже не сижу за верстаком: от меня намного больше толку с кисточкой в руках или с айфоном. К тому же ювелирный акцент Фаберже был не на сапфирах, изумрудах и бриллиантах, а на полудрагоценных камнях, из которых он делал потрясающие вещи. Мы так же стараемся работать больше с серебром, чем с золотом и бриллиантами, и делать красивые вещи из полудрагоценных камней, чтобы их могло себе позволить большее количество людей. И как вы знаете, многие тиары российских императоров изготовлены из серебра с алмазами, так как серебро — ​благородный и любимый ювелирами в XVIII–XIX веках металл. Не только золото и платина.

Расскажите про вашу артель, пожалуйста.

Благодаря Петербургу вокруг меня сложилось прекрасное комьюнити сотрудников. Клиентское сообщество, конечно, тоже процветает: раньше оно было более светским и богемным, а сейчас может быть более буржуазным и закрытым, потому что в последнее время нас ценят люди, не особо любящие светскую жизнь, но при этом им нравятся наши мероприятия. Мы же не только в парадных залах пробку в потолок пускаем и ­наливаем и ставим мазурки с вальсами, мы уже давно немножко про другое. Сейчас мы ориентированы на экскурсии, на научных сотрудников, хранителей музеев, на книги, посвященные месту, которые мы дарим клиентам, приезжающим в Санкт-­Петербург из Москвы, из других городов. Для нас уже давно эта пробка в потолок — ​минувших лет прекрасный срок.

А что касается нашей артели, то да, я работаю в замечательной команде потрясающих единомышленников. Мне очень отрадно, что такие молодые ребята живут нашим общим делом, и благодаря их энергии живу я. У нас есть футбольная команда. Поле пока я не купил, все‑таки я не Абрамович, но вот команду мы создали. Ходим иногда в Фонарные бани, иногда собираемся все на службу. У нас есть киноклуб. Мы смотрим и Тарковского, и Феллини и можем посмотреть какой‑­нибудь наш советский прекрасный фильм. Сейчас едем купаться в прорубь.

Как Аксенов стал «Русской сказкой»? Какова поэтика вашей сказки? Есть сюжеты, к которым вы постоянно возвращаетесь?

В какой‑то момент я понял, что команда сильнее, чем личностный бренд, и уйдя от собственного имени, я смогу больше сделать для развития ювелирного дела, чем оставаясь каким‑то там Аксеновым. Я им и так останусь. С названием бренда Russkaya Skazka мне помог мой хороший друг, доктор исторических наук Андрей Васильевич Карагодин. Специально для бутика в «Англетере» была заказана одноименная картина молодой выпускницы Академии художеств Ксении Малых.

Я постоянно возвращаюсь к сюжетам русских сказок, русских балетов. Мне кажется, каждый год все равно есть какая‑то доля «Щелкунчика» или «Спящей красавицы» в коллекциях. В основе нашего бренда лежит любовь к русскому искусству. В частности, меня будоражит идея интеграции мирового искусства в русское: «Египетские ночи» существуют у русских, готический балет «Ромео и Джульетта» существует у русских, «Шахерезада» и восточные мотивы существуют у русских. Русское искусство и русская сказка — ​это всепоглощающе и универсально.

Высказывание вполне в духе Проппа. Что же будет с главным героем «Русской сказки»? Трансфигурация? Обличение? Ликвидация беды?

Знаете, по поводу собственного будущего я как‑то спокоен. Живу настоящим днем, не забочусь о том, что будет впереди. В моей жизни никогда ничего не шло вниз. Всегда все шло вверх, иногда семимильными шагами, иногда помедленнее, поэтому что будет через несколько лет, я не знаю. Может быть, бутик в Париже, а может, в Токио. Почему бы и не поработать в Париже? Мне нравится Париж. Мне кажется, очень русский город.

Текст: Юлия Машнич
Фото: сестры Набока