Как Мария Абашова получила серьезную травму, прошла пробы в «Монастырь» на костылях и после этого станцевала Аркадину в «Чайке»?

То ты «Золотой софит» получаешь, то у тебя в кинопремьера, то операция. Что за бесконечные травмы последние два года?

Во время локдауна мы не репетировали — театр был закрыт на карантин. Когда вышли, я прыгнула — и тут же порвала связку. Операцию сделали в Германии. А через год на съемках сериала «Балет» — еще одна травма!

То есть с дебютом в «Монастыре» мы тебя поздравить не можем — ты, оказывается, в «Балете» дебютировала.

В своих фантазиях я дебютировала в кино еще с совочком и в чепчике: мне пяти лет нет, а я как увижу камеру, кричу: «Мам, меня уже сняли? Я буду в фильме?» Поэтому когда в начале 2021 года меня позвали в мини-сериал «Балет» на роль ведущей балерины Софии, я подумала, что сказка стала былью: Бондарчук, Дапкунайте, Малкович (!) и всего двадцать съемочных дней во время моего отпуска. «Конечно да!» — ответила я.

И вот идет ночная смена, а мы, балетные, объясняем помощнику режиссера: нам бы лучше в кадре сначала станцевать, а потом уже ходить. Но все подстраивалось под какого-то актера и вышло наоборот: ночь мы ходили, а к утру надо было танцевать. Представь: финальный дубль, миллион человек на сцене Михайловского театра, я делаю финальный антраша-катр, и на последнем прыжке — вжух! — меня будто клюшкой от гольфа по ноге ударили. «Я что-то порвала», — пищу. «Нет, — убеждают все вокруг, — просто свело». Но я наступаю на ногу, и она подкашивается — порвана икра.

Впечатление, что ты восстановила себя не только лекарствами, но и силой мысли.

Я просто решила, что так из балета — не из сериала, а со сцены! — я уходить не хочу. Позвонил Эйфман — он ставил «Чайку», понял, что я ему нужна, и спросил, могу ли восстановиться. «Я постараюсь», — говорю. А сама думаю: «Я должна». У меня в тот момент еще и контракт с театром не был подписан!

Интересное кино!

Когда я начала сниматься в «Балете», Эйфман сказал: «Откажись». «Борис Яковлевич, я думала, вы будете гордиться! Артисты Большого и Мариинского пробовались, а из всего кастинга выбрали меня! Всего 20 съемочных дней, ни один наш спектакль не пострадает!» Но он был непреклонен: «Пока не откажешься, не подпишу с тобой контракт». Только потом я узнала, что Эйфман очень переживал, когда узнал, что я получила травму. Даже нашел номер Федора Бондарчука, звонил ему: «Вы сломали мою балерину!» А тот переспросил: «Мария? Кто такая Мария?». 

Но с «Чайкой» все срослось: Аркадину ты станцевала, театральную премию за партию получила. Что скажешь — твоя роль?

Скажу, что для меня эта роль очень много значила. Во-первых, это было возвращение в театр. Я вышла с порванной ногой, которая отказывалась работать: как я потом узнала, в театре делали ставки, смогу ли я похудеть, войти в форму и станцевать. Во-вторых, я мечтала об Аркадиной: яркая, шикарная, доминирующая — мое! Я ведь когда-то танцевала Заречную и ее характер: уйти, сдаться — вообще не моя история. Казалось бы, счастье! И вот Борис Яковлевич вводит меня в поставленный спектакль — и я понимаю: Аркадина в новой «Чайке» — партия второго плана.

Саспенс как у Хичкока.

А для меня — полный Кроненберг. И вот Эйфман подходит ко мне после репетиции, хвалит: «Ты так все быстро выучила, молодец». А у меня начинают предательски течь слезы.

— Что такое? Не понимаю!

— Борис Яковлевич, я так мечтала об этой роли! А мне даже станцевать здесь нечего!

На следующий день он вернулся в репетиционный зал не в духе: «Я эти ваши женские слезы, оказывается, вообще не переношу. Всю ночь не спал, думал, как быть с ролью. Начинаем ставить твой монолог!»

Сомерсет Моэм!

Но роль получилась шикарная!

И что, какая судьба у сериала «Балет»?

Съемки все время переносили: на август, на сентябрь, потом на октябрь — ноябрь. За все это время у меня было два съемочных дня. И когда в начале 2022-го мне написали, мол, продолжай, я отказалась: «У меня нет ни возможности, ни желания. После травмы вы мне никак не помогли, наших договоренностей не выполнили». Позже мне сообщили, что все сцены с Дапкунайте пересняли без меня. И добавили: «А еще мы хотим вставить в финальный монтаж момент, как ты рвешься! Это будет здорово, ты порвалась — и поэтому не смогла участвовать». Я бы очень не хотела, чтобы эти кадры вышли.

И ты оказалась в «Монастыре». Как?

— Здравствуйте, я Александр Молочников, вы слышали обо мне?

— Да, конечно, вы друг Екатерины Варнавы.

Вот так и оказалась. Но Александр мне этот разговор надолго запомнил. (Режиссер Молочников уехал из России. Сериал с участием Филиппа Янковского, Марии Мироновой, Насти Ивлеевой и Марка Эйдельштейна вышел на платформе «Кинопоиск» в ноябре 2022-го. — Прим. ред.)

Как такое забыть! А поподробнее?

Приезжаю на пробы в Москву: пробки, переодеться-накраситься не успела, прибегаю в студию на костылях, вся взмокшая, нога в гипсе. И Молочников смотрит так задумчиво на меня, на гипс и говорит: «У вас будет сцена в дискотеке. Ну давай, посмотрим, как ты танцуешь!»

Ты не подумала: «А зачем я вообще сюда приковыляла?»

После проб Александр предложил мне довезти меня до отеля — и именно об этом я и думала всю дорогу. Он еще и спросил: «Слушай, а зачем тебе кино? Учиться актерству тебе уже поздно. Можешь, конечно, собрать все деньги, силы, поехать в Нью-Йорк, пройти курс. Но у тебя же и так все хорошо!» — «Да, все хорошо...»

В итоге прощаемся, я пытаюсь пошутить: «Спасибо, наверное, мы с вами больше не увидимся». — «Не, ну почему же, ты если контрамарки захочешь, напиши». Выставляет мой чемоданчик на улицу — и уезжает. Хоть бы донес его до отеля, я же все-таки на костылях. Доковыляла до номера, звоню другу: «Меня унизили, размазали, проехались по тому, что я возрастная!» В общем, когда мы перемыли Молочникову косточки, было уже два часа ночи, и тут от Саши приходит сообщение: «Ты талантливая. Ты мне понравилась». А утром: «Знаешь, продюсерам ты тоже понравилась. Тебя утвердили».

Хорошо, что Екатерина Варнава меня предупредила, что Молочников может издеваться над артистами. Если честно, я думала, что именно она будет моей партнершей в «Монастыре». О том, что нам предстоит путешествие в Африку с Настей Ивлеевой, я узнала позже.

Первый съемочный день был в Подмосковье. Предстояли мрачные сцены — у меня по сценарию был тяжелый монолог. Захожу, вижу — режиссер Настю Ивлееву настраивает, чтобы она ни с кем на площадке не разговаривала и входила в роль. А я у Эйфмана привыкла переключаться по щелчку: он сказал умри — ты умираешь, сойди с ума — сходишь с ума. Мне сложно понять технику, когда весь день думаешь о самом плохом, чтоб слезы капали на бутерброд, который ты ешь в перерыве. Я все время забывала, что на мне микрофон, и пыталась хихикать. И все время слышала: «Абашова, готовься! Ты что, сюда отдыхать приехала? Ты почему текст как “Гугл транслейт” читаешь? Ты вообще понимаешь, о чем он? Ты здесь не балет танцуешь!» А я не привыкла, чтобы со мной так разговаривали. «Я просто сейчас уеду», — сказала . И на это Молочников неожиданно: «Да я и сам сейчас уеду!» Меня это так развеселило! И что вы думаете? После этого всего получаю сообщение: «А ты молодец, ты меня удивила, так классно сыграла». Все время я вспоминала Варнаву. Спасибо, Екатерина, что предупредила. Потому что в Африке было еще хуже.

Ты вообще когда африканскую часть сценария читала, тебя ничего не смутило?

Ну отчего же не смутило... Когда мне выслали сценарий, первое, что я спросила: «Александр, извините, а этот терем-квартет нельзя вырезать?» Ответ был единственно верным: «Вы знаете, у вас будет дублерша!» А потом была зум-конференция: мой агент, Молочников, его агент и юрист — все высветились на экране и обсуждали мой голый костюм. Я и знать не знала, что вот так вот в кино все происходит. В балете тебе выдали комбинезон — и ничего, что он прозрачный и плохо сидит — выходи и танцуй. А тут: «Скажите, пожалуйста, попу 45 градусов можно показать?» — «Извините, 45 градусов — это с какой стороны?» — «Сбоку». — «В профиль? В профиль можно. Но все же заклеено будет?» — «Все заклеено будет, Мария. Или трусики». Мы час это обсуждали. Все это время мой муж на кухне что-то грозно резал, оказывается, на удивление хорошо все слышно из гостиной. Это уже потом нам сказали: «Какие дублерши? Вы вообще соображаете, сколько стоит вывезти вас всех в Африку гулять?» Волшебная сила искусства. Но я была счастлива, что на мне оставили трусы. Трусы — это сила!

Но сыграно было лихо.

Сейчас я расскажу всю правду про секс в кино. В «Балете» у меня тоже была сцена сексуального характера: я бью актера Бесчастного по лицу, дальше поцелуй, сцена страсти в машине и затемнение. Холод, ноябрь, я в трех штанах, в ботинках у меня горячие стельки, и я сижу на партнере, которого вижу впервые в жизни. «Это Артур, это Маша — начинайте». Я думаю: «Ужас, а я еще что-то возникала в балете!» Своего партнера в театре я ведь как родного знаю, балетки его стоптанные каждый день вижу. Артур как мог подбадривал: «У меня такой красивой партнерши никогда еще не было». Но, друзья, когда вы смотрите на экран и думаете: «О боже, между ними возникла искра», — знайте, актеры готовы сыграть что угодно, лишь бы их отпустили и можно было снять эти чертовы стельки. Словом, я должна сказать огромное спасибо режиссеру «Балета» Евгению Сангаджиеву — он потрясающий актер, человечище и режиссер! Если бы не Женин подход в работе с актерами, я бы не смогла в «Монастыре» ничего.

Скажи, твоя мама видела «Монастырь»?

Выходит первая серия, ну, думаю, вот и настал мой Судный день. И аккуратно так звоню: «Мама, ну как?» А надо знать мою маму — это шикарная женщина! Ее называют «королева-мать» за глаза. И в глаза называют: шлейф и корону мы иногда видим вполне реально. На маму немедленно хочется равняться, ее все и всегда называют на «вы». И она всех и всегда называет на «вы», даже трехлетних детей: «Василий, вы помыли руки?» Они от такого теряются. Но и взрослые теряются, что уж там. Уверена, мама могла бы консультировать по некоторым вопросам сериал «Корона», особенно пятый сезон. И мама изрекла: «Я, конечно, не все смогла смотреть...» Пауза! «Тебе, Маша, надо еще над дикцией поработать». Занавес!

Мама может не только «Корону» консультировать, но и в кинокритики пойти!

И в критики балета, ты уж мне поверь! На самом деле, мама — инженер-программист, и если бы не ее программирование, которое вышло за рамки профессиональной сферы и вторглось в реальность, не видать бы мне сцены. Я ведь была довольно болезненным ребенком с очень сильным сколиозом. Одна нога короче другой, подвывих шейных позвонков. Маме сказали: «Знаете, ваша дочь, скорее всего, не вырастет такой как все, там что-то пережато». Тогда мама бросила все силы (и работу!) на то, чтобы сделать из меня не просто нормальную девочку, а более чем развитую.

Чтобы укрепить мышечный корсет позвоночника, мама отвела меня в художественную гимнастику. Через два месяца в соревнованиях я заняла первое место. Но у меня все время подворачивались ноги, и чтобы укрепить стопы, было решено поставить меня на пуанты. Так в 12 лет я встала к станку, а в 14 уже танцевала партию Никии в «Баядерке» во Львовском Государственном театре оперы и балета. Обо мне даже писали в газетах.

Потом я победила в международном конкурсе в «Артеке» и уехала в Австрию по приглашению балетной консерватории.

Круто, вот откуда у тебя склонность к современному балету.

Не все думали, что это круто: когда я приехала в Петербург и пришла с австрийской бумажкой поступать в Вагановское, чтобы получить высшее образование, меня спросили: «Извините, Мария, а у вас есть что-то нормальное, существенное?»

Ну конечно, люди в закрытой школе грызут гранит экзерсисов, и тут ты, метр восемьдесят.

Тема «а документы у вас есть?» преследовала меня долгие годы. Во Львовском театре балерины ждали роль Никии годами — и тут прихожу я и в 14 лет получаю партию. Откуда? Из спорта. В Петербурге все смотрели на меня свысока, говоря: «Мы вообще-то в Вагановке учились». Даже мой бывший партнер Юрий Смекалов говорил: «У меня был лучший педагог по дуэтному танцу, а у тебя такого предмета вообще не было. Что ты мне тут рассказываешь, что я тебя с ноги валю?» А потом я увидела, как вместе с ним валится прима-балерина прямо на сцене Мариинского театра, и думаю: «Танцуем дальше!»

Сложно представить, как даже технически на тебя можно смотреть свысока.

В восемнадцать я говорила маме: «Меня никуда не берут, я слишком высокая». Хорошо, что в Австрии меня не взяли и в модельный бизнес тоже. Увидев спектакли Эйфмана, я была поражена и решила, что буду поступать только в его труппу. Аватар попадает на Пандору — вот как это было, когда Борис Яковлевич принял меня в театр: все высокие, красивые и очень-очень увлечены танцем.

Хочется узнать у первоисточника: красота — страшная сила?

«Фу, как у тебя много волос, такие длинные ноги», — вот что я слышала, когда училась. Могла бы гордиться, что нестандартная, но нет — стеснялась, прятала косу. Заняла первое место на конкурсе: «Ой, ну понятно, посмотрите на эту красотку. Понятно, как она это место заняла». А раз муж обеспеченный, то «Заслуженная артистка... Муж купил!»

Все это стекло в пуанты, «душный театральный мирок» — кажется, балетные столкнулись с хейтом и буллингом до того, как это стало модным. А что ты скажешь о токсичных режиссерах и хореографах?

Знаешь, чем восхищает Эйфман? Он может не выходить из репетиционного зала восемь часов, будет работать, вскакивать, поправлять, принуждать тебя идти дальше. Глядя на такую концентрацию и сверхусилие, ты просто не можешь позволить себе расслабиться. Я как-то сижу, спина болит, уже хотела внутренне поныть — и тут меня пронзило: «Борис Яковлевич только что операцию сделал на бедро, а я тут себя жалею». И так у нас в труппе думают все — и полностью выкладываются. Да, Эйфман держит в напряжении, в строгости — но, честно, я не представляю, как иначе поставить большой балет, как вообще без усилий что-то сделать в искусстве. Это как с принцессой Дианой, у меня есть свое мнение на ее счет. Ты входишь в королевскую семью, где устои сформированы столетиями. Это как в монастырь со своим уставом, потому что тут тебе не подходит, тут не нравится и все должны тебя жалеть. Почему? А может, это ты токсична, а не все вокруг? В кино, в балете тоже есть свои правила. Ведь каждый артист искренне считает, что он лучше других. Это дают понять зрители, подписчики — эго раздувается. В какой-то момент ты перестаешь себя объективно оценивать, теряешь связь с реальностью. Но ты — актер, твоя задача играть, а значит, в том числе подчиняться решению режиссера. Я могу сколько угодно думать, что хотела бы станцевать эту роль другими движениями, но есть Борис Яковлевич. Это его балет, он его ставит, хореограф — его профессия.

Говорят, актерам выдают первую семью при рождении, а вторую при поступлении в театр.

Да, абсолютно. Так мы и живем — куча инфантильных танцующих людей.

Самокритично!

У всех свои крайности. Представь: в 7 лет тебя отдали в балетную школу, где каждый день тебе говорят, что делать. Смотришь расписание: «Так вот он какой, мой день на сегодня». Тот же уклад в театре. Ты живешь в замкнутой системе, почти не встречаешься с реальностью, прямо по Шекспиру: «Вся жизнь — театр!» Деньги, отношения, коммуникация — никто не учит тебя с этим обращаться, и ты во многом остаешься ребенком.

У тебя самой трое детей, где же здесь место для инфантильности?

Я маньяк перфекционизма, у меня другая крайность. Помню мамину мантру: «Танцев не будет, если не станешь отличницей». Что же, это была мотивация. В школе я выигрывала олимпиады по математике, за лето решала 400 задач, в двенадцать лет была неспособна поддержать подростковые темы: какие там мальчики и шмотки — только алгебра и гимнастика. Этот бешеный ритм со мной всю жизнь, каждый свой день я загружаю по полной. Ночью прилетела с гастролей, потом сразу репетиции, съемка, потом что-то еще. Если вдруг перерыв, начинаю страдать: всё, я не востребована.

Соцсети — вот где ты проживаешь второе отрочество! кто мог предположить, глядя на роковую красотку, что в тебе пропадает комедиантка! И с самоиронией у тебя все более чем в порядке.

Мои первые смешные ролики я записывала вместе с Любой Андреевой, сначала никто не верил, что я могу и в клоуна: «Ты же вся такая Каренина!» В карантин я стала снимать чаще, уже одна: новые и новые истории возникают в голове постоянно, чем дальше, тем больше. Даже Эйфман не верил, что я могу быть смешной — у него же нет соцсетей.

Наверное, у тебя самый нестандартный балетный блог.

В балетных школах я бы разрешала вести соцсети только старшим классам, потому что у детей деформируется восприятие. Ножку подняли, ручку выставили, отфотошопили — и все, им кажется, что они классные. Подписчики растут, лайки ставятся, а танцевать они не могут. Смотришь на сцену, а там испуганный взгляд, какие-то позочки, и понимаешь: в интернете лучше было!

Маша, может, тебе в преподавание пойти?

Роль преподавателя в балете — важнейшая, но пока я к ней не готова, хотя и отучилась уже два курса по специальности.

Сейчас художники хотят реализоваться в нескольких жанрах. балетные могут рассчитывать на то, чтобы работать мультимедиа?

Балет — профессия, которая требует тотального служения. Да, у меня быстро восстанавливается тело, да, редкие съемки в кино не вредят. Но пропустила репетиции, набрала вес — и у тебя не выдерживают ноги, связки, колени, ахиллы. Недоспала — потеряна координация. Ты не будешь примой, если ходишь вечерами в рестораны или позволяешь себе пару бокалов вина. Невозможно. Жесточайшая дисциплина.

Тебе приходится как-то специально здоровье поддерживать?

Делаю обезболивающие уколы, когда совсем невтерпеж. Стоит признать, мы, балетные, очень деспотично относимся к своему телу. 

В этом году 20 лет, как ты стала ведущей солисткой труппы Эйфмана. «Золотая маска», главные партии, гастроли по всему миру — парадная сторона. Какие события в театре поделили твою жизнь на до и после?

Первое — я ушла из театра, когда умер папа. Я очень старалась после декрета войти в форму и вернуться в балет, чтобы папа успел увидеть меня на сцене. Но он не успел. Умер накануне. И вот я выхожу в «Анне Карениной» и чувствую, насколько не имеет значения все, что мы делаем. Тогда во мне что-то сломалось: я собрала вещи и ушла. Мне директор кричит вдогонку: «Что-то болит?» Я говорю: «Нет, просто не хочу больше танцевать». Второе потрясение — спустя полгода я все-таки вернулась! Попросила контрамарку на премьеру «Родена», занавес открылся, и я поняла — я не должна быть в зале. Я должна быть на сцене! Приятным потрясением было, когда мне дали заслуженного артиста. Узнала случайно — сообщили подписчики. Звоню в театр: «Отдел кадров, здравствуйте, мне дали заслуженного артиста?». «Нам такая информация не поступала». Прошел день, прежде чем информация подтвердилась официально. Было очень приятно, сейчас народных артистов дают сложно, только пятерым в год из разных театров. И, конечно, у меня был шок, когда я увидела свое имя в первом составе «Карениной» — ввести девочку двадцати лет без настоящего диплома и ставить на нее балеты — за все годы работы я больше ни разу не видела, чтобы Эйфман так рискнул.

Я слышала, Борис Яковлевич взялся сейчас за «Преступление и наказание».

Пока мне только говорят: «Маша, Борис Яковлевич позвонил и сказал, что, наверно, Соней вы будете». Полторы недели прошло: «Маш, вы знаете, вы все-таки Дуня, сейчас Борис Яковлевич позвонил».

Диана Вишнева говорит, что через пот и слезы выходила из каркаса классического движения. Многие дети мечтают танцевать — куда их отдать, чтобы это было актуально навсегда?

Я бы отдала в Вагановку.

?!

Да. Классика — это сила.

Текст: Яна Милорадовская, Ксения Гощицкая

Фото: Полина Набока

Визаж и волосы: Ольга Глазунова