«Чертыхайся, ругайся, кричи, но заставляй себя жить»: что писал Иосиф Кобзон за год до смерти о болезни и себе

Я — человек со своими принципам. Нравится — не нравится, но это мое отношение к жизни. Порой я бываю очень грубым, но, во всяком случае, я не стесняюсь говорить правду в глаза. Да, я повышаю голос, пользуюсь нецензурной лексикой. Но мундир обязывает. Я курил 52 года, но теперь бросил. Врач сказал: «Гарантирую рецидив, если не откажетесь от табака». Ответил, что хочу еще пожить. В кармане пиджака лежали наполовину выкуренная пачка сигарет и зажигалка. Так там и остались. Больше не притронулся, навсегда закрыл эту тему. На курении свет клином не сошелся. Да и не имею я права капитулировать даже перед смертельной болезнью!

Я не пьяница, но любил выпивать. Врачи мне и это дело запретили, и теперь я живу по принципу Максима Горького: «Пьющих людей уважаю, пьяниц жалею, а непьющих боюсь».

Вот, говорят, будто я заглянул в бездну… Честно? Попросту не задумываюсь о таком, стараюсь жить в прежнем ритме, без оглядки. Единственное изменение — стал больше дорожить временем, еще пуще возненавидел бессмысленные ресторанные посиделки, необязательные банкеты-фуршеты. Жизнь коротка, а успеть надо так много!

Некоторые меня боятся, и они знают, за что. За то, что я говорю правду. Вот сколько мне лет, столько я правду и говорю. Я страдал из-за этого очень сильно. Но, с другой стороны, и награждали меня за правду. У нас в стране со времен князя Щербатова (первый почетный гражданин Москвы от 1866 г.) всего 26 почетных граждан города, и один из них — я. Мечтала ли моя мама, мой Бог, что ее сын, еврей с Украины, вдруг станет почетным гражданином Москвы? Это потому, что по толерантности я близок ко всем конфессиям, ко всем нациям. У меня шесть орденов Православной церкви. У меня и мусульманский, и иудейский ордена. Я их никогда не носил и носить не буду, но это признание моих честности и толерантности. Помогаю буддистам, поскольку уже много лет являюсь депутатом от Агинского Бурятского автономного округа. Собираюсь возводить в Москве первый буддистский храм. И мусульманам помогаю, и иудеям. Но я не религиозен. Не хожу ни в один храм никакой конфессии.

Меня спрашивают, в чем заключается смысл человеческого существования? Смысл жизни в том, что она прекрасна во всех своих проявлениях. Понимаете, любовь — это не только влечение мужчины к женщине и наоборот. Любовь — это проявление самых высших эмоциональных человеческих чувств: любовь к матери, к Родине, к творчеству, к искусству, к музыке... Любовь всеобъемлюща, смысл нашего бытия состоит в том, что нужно всю жизнь пребывать в любви. Любовь не может помешать творчеству. Смысл жизни в том, что пока любишь — живешь, как только перестал любить — стало все неинтересно. В общем, лучше пулю в лоб, потому что смысл этой жизни теряется.

А в людях я больше всего ценю верность и преданность. Самое главное — верить человеку и знать, что он не предаст никогда. Так меня учила мама. Ненавижу мстительность. Меня в жизни часто обижали, но я никогда никому не мстил. Преклоняюсь перед талантливыми людьми. Есть профессии, которые меня восхищают. Скажем, летчик: все думаю, как же он разбирается с таким количеством приборов, как он поднимает эту махину? У меня много друзей летчиков-испытателей, космонавтов, артистов. Я никогда не прихожу к артисту до его выступления: хочется сначала посмотреть на это таинство, почувствовать, а потом с ним пообщаться. Думаешь: ведь совсем обычный человек, с ним можно легко общаться, а выходит на сцену — совершенно другой образ. Вот что такое профессионализм! Больше всего ценю в людях профессиональные качества, преданность и верность.

У меня есть такая песня, которую крайне редко исполняю на сцене и часто — в кругу друзей:

Есть высший титул — слово «друг»,
Его заслужишь ты не вдруг,
Но если он тебе присвоен,
Ты должен быть его достоин.

Друзья мои, немного нас,
Но мы сдружились в трудный час.
Мы с теми, кого нету боле,
Расстались не по нашей воле.

Друзья мои, я верю вам,
Молчанью верю и словам.
И даже если мы в разлуке,
Пожатье сохраняют руки.

Автор слов Расул Гамзатов

Понимаете: высший титул — слово «друг». Его невозможно заработать. Я должен ощутить всеми фибрами своей души, что рядом со мной друг. Мы девальвировали понятие «дружба». «Дорогие друзья, здравствуйте», — обращаемся мы к аудитории. Ну какие они тебе друзья? Был такой случай с нашим конферансье, кстати ленинградцем, Алексеем Алексеевым, когда он на концерте в Академии наук вышел и сказал: «Добрый вечер, дорогие товарищи». Какой-то академик с места крикнул: «Гусь свинье не товарищ!» Алексеев нашелся сразу: «Вас понял, улетаю». Поэтому когда мы привычно говорим «товарищ и друг» — это одно, а когда мы это чувствуем — совсем другое. Так необходимо знать, особенно в трудную минуту, что рядом находится самый настоящий друг. Когда жизнь идет нормально своим чередом, вокруг радость, успех, можно даже и не ощущать этого, но когда тебе плохо, точно знаешь, кто придет в трудную минуту. Быть рядом в трудную минуту — это и есть дружба.

А есть ли в моей жизни человек, который служит для меня примером во всем? Таких людей очень много. Прежде всего моя супруга. Уже ушли очень многие мои друзья: Роберт Рождественский, Юрий Гуляев, Борис Брунов и другие. Из ныне живущих могу назвать Юрия Михайловича Лужкова, Сашу Розенбаума, Руслана Аушева, Льва Ашрафяна, Андрея Дементьева, Зураба Церетели, Леонида Рошаля и многие другие. Могу называть еще и еще имена людей, с которыми меня связывает тесная теплая дружба.

Я — человек, который всегда придерживался своих принципов и добивался намеченных целей. Уверенности нет, но есть убежденность в своей правоте. Меня могут спросить, доведу ли я до победного конца свой законопроект о защите чести и достоинства? Я отвечу, что не уверен. Зато в себе я уверен. Конечно, я очень много сделал в жизни глупостей и совершил неправильных поступков. Да, я никогда в жизни не позволял себе и своим музыкантам выйти на сцену в нетрезвом состоянии. У меня всегда было святое отношение к профессии и к аудитории. Бывали случаи, когда я был неправ. Но если я кому-то и грубил или даже рукоприкладствовал, я потом находил в себе силы и мужество извиниться. И если меня убеждали в том, что я неправ, я очень переживал.

Да, бывало, я обижал тех, кого любил, и сожалею об этом по прошествии времени. Не могу сказать, что я человек правильный, праведный и т.п. Я много сделал неправильного, неправедного, но если все взвесить, положительного все же было больше, чем отрицательного.

Мне многое пришлось пережить. Я давно и тяжело болею. И что же помогает мне держаться? Просто я люблю жизнь во всех ее проявлениях. С 1971 года, то есть более 45 лет, мы женаты с Нинель, она мой друг и близкий человек. Люблю своих детей, люблю своих многочисленных внуков. Любовь меня и поддерживает. Я все знаю про себя, я на том свете был, когда лежал в коме. Как там, уже не помню. Предпочитаю быть здесь.

Сейчас я работаю даже в большем напряжении, нежели до болезни. Я активно, пока есть силы, жил и живу, а вообще, лучше всех на этот вопрос отвечал мой незабвенный друг Юра Гуляев: когда его спрашивали: «Как вы себя чувствуете, Юрий Александрович?», он говорил: «Наливай!». Чувствую я себя нормально, но, разумеется, как уточняла Фаина Георгиевна Раневская, «согласно паспортным данным». Похвастаться, что не ощущаю усталости и не прибегаю к помощи медиков, не могу, но держу себя в форме. Во всяком случае, и вокальный аппарат мой при мне, и желание работать не оставляет. Ни инвалидности себе не оформляю, ни пенсии — ничего: живу как живу.

Впрочем, недавно я купил для себя место рядом с мамой — в Москве, на Востряковском кладбище. Просто когда хоронил Бориса Сергеевича Брунова на Новодевичьем, мне сообщили, что это место рядом с Никулиным для меня специально держали. Я тогда сказал: «Во-первых, я не тороплюсь уходить, а во-вторых, хочу упокоиться рядом с мамой на Востряковском, а чтобы не сомневались, оформлю это законным путем». Написал заявление, оплатил место — это ни для кого не секрет.

В 2016 году я решил продолжить работать на свой неудобный и очень далекий избирательный округ. Но я не могу обманывать избирателей, это было бы предательством. Если все будет благополучно, если я успешно осуществлю свой законопроект, когда закончится срок моего депутатства, наверное, буду отдыхать. Но конкретных планов пока не строю.

Один мудрый доктор мне сказал: «Бойтесь не болезни, а постельного привыкания. Это ближайший путь к смерти». Это очень важно — не складывать ручки. Особенно, когда речь идет о больных операбельных. «Постельное привыкание» — это когда человек думает: «Нет сил, не хочу подниматься. Немного еще полежу, посплю». А надо заставить себя встать и идти, идти, идти. Чертыхайся, ругайся, кричи, все что угодно, но заставляй себя жить. Жажда жизни должна быть — она во мне, как и потребность в песне, в творчестве. Правильно написал Константин Ваншенкин: «Я люблю тебя, жизнь, и надеюсь, что это взаимно».

Признаюсь, иногда бывает тяжело, ничего не хочется, сил нет, настроения нет, депрессия — все равно надо заставить себя подняться. Вот так меня Нелли всегда заставляла вставать, когда у меня тяжелые операции. Спасибо ей большое.

С некоторых пор меня стали тяготить праздные встречи. Иногда понимаю, что нужно прийти на какой-то вечер, кого-то поздравить, но времени жаль. Думаешь: лучше бы поработал, что-то полезное сделал, чем вот так сидеть, смотреть друг на друга, слушать одинаковые тосты и дружить против кого-нибудь. «Куколка, я не могу больше, давай уйдем», — упрашиваю я тогда Нелли. Но она своей активностью и меня заряжает. Спасибо ей большое еще раз!

У мексиканцев в этом смысле есть замечательная форма прощания. Они говорят: «Встретимся, если Богу будет угодно». Вот и я теперь постоянно повторяю: поживем, коли не помрем…