Прима-балерина Мариинского театра, великолепная и в «Весне священной» в хореографии Саши Вальц, и в «Анне Карениной» Алексея Ратманского, не считает нормальной ситуацию, когда педагоги стремятся стать для своих учениц вторыми матерями, — все, по ее мнению, должно быть естественно. Ярославе, дочери Дарьи и солиста Мариинки Александра Сергеева, уже семь лет.
В годы учебы в Академии имени Вагановой вы мечтали о детях?
В училище я об этом совсем не думала, тогда все мысли были о будущей карьере. Сегодня, когда моей дочери Ярославе уже семь лет, балет остается очень важной частью моей жизни, но нездорового ощущения «я чего-то не сделала, и это конец света» давно нет.
Балерины вашего уровня в царские и советские времена детей обычно не заводили. В чем тут причина?
Я думаю, причин было несколько. Конечно, существовал страх потерять форму. Плюс боязнь упустить время: родив, ты теряешь год в своей недолгой карьере, а за год можно очень многое успеть. Была в этом и некоторая доля эгоизма, потому что с рождением ребенка твоя жизнь и система ценностей кардинально меняются и ты принадлежишь себе уже намного меньше. До сих пор далеко не все балерины готовы к тому, чтобы мир вертелся не вокруг них.
Возможно, многие боялись потерять с таким трудом завоеванные позиции в театре?
Не без этого. Времена раньше все-таки были более жесткие. Хотя здесь все зависит от конкретной личности: если у тебя есть цель после рождения ребенка во что бы то ни стало вернуться на сцену и быть еще лучше, кто сможет тебя остановить? У меня не было страха потерять какие-то партии, а танцевала я раньше очень много. Но в некоторой степени именно так и произошло, я лишилась части своих ролей, о чем не жалею, потому что приобрела намного больше. И это не пафосные слова. Во-первых, у меня чудный ребенок, которого растит мама, а не бабушка или дедушка. Я знаю свою дочь от и до: все ее родинки и чем она болела. Во-вторых, я не гонюсь за количеством, стала работать намного качественнее, возросла доля ответственности перед самой собой. Пусть у меня всего три спектакля в месяц, зато не должно быть ничего, к чему можно было бы придраться.
Для вас важно, что ваша дочь смотрит спектакль?
Это не имеет решающего значения, хотя она с трех лет посещает спектакли мои и моего мужа. Что мне в ней очень нравится — она не стала фанатом балета. Ярослава весьма трезво оценивает ситуацию, лишь когда что-то произведет на нее сильное впечатление, она об этом говорит, точно подмечая детали. У нее вообще нет установки быть как мама, надевать пуанты и скакать в них по дому — надеюсь, что она не станет балериной. Муж согласен со мной, пусть ребенок занимается айкидо, это намного полезнее.
Руководство театра теперь постоянно сталкивается с вызовом: балерина в декрете. Привыкло к нему?
Мне кажется, сейчас уже смирилось. (Смеется.) Но был момент, когда почти одновременно ушли в декрет Вика Терешкина, Настя Матвиенко, Алина Сомова и несколько девочек в кордебалете. Конечно, казалось, что это катастрофа: весь репертуар сыпется, танцевать некому. Но театр — это нечто каменное не только внешне, но и внутренне, его сложно поколебать. Всегда найдется выход, незаменимых не бывает — все равно появятся и разучат партии молодые, другое дело, какой ценой. Сегодня у нас в театре девушки решаются и на второго ребенка. Недавно фурор произвела Олеся Новикова, жена Леонида Сарафанова, которая ушла в декрет третий раз. А Лена Бобовникова, танцующая в кордебалете, идет рожать четвертого. Когда-то для всех нас примеры Ульяны Лопаткиной и Ирмы Ниорадзе были удивительными и давали повод задуматься: можно, оказывается, быть матерью и продолжать танцевать. В этом году мы с Ярославой на Крещение ходили в Никольский собор, где встретили Ульяну с ее тринадцатилетней дочерью, которую я давно не видела. Когда столкнулась с барышней ростом выше мамы, даже растерялась, говорю: «Маша, это ты?!». Ирма в свое время какими-то бешеными темпами вернулась на сцену после рождения сына Илико, похудев на двадцать два килограмма за три месяца. У Ульяны этот процесс шел несколько дольше, она параллельно восстанавливалась после травмы стопы, делала операцию. Теперь, когда у балетной артистки случается серьезная травма, ей все вокруг говорят: «Иди в декрет». Получается два в одном: совмещаются возвращение в форму и рождение ребенка.
А вы сами быстро вернулись на сцену?
Это был сложный процесс. До декрета я была очень худенькая, и чтобы родить, мне нужно было добрать вес. А потом уже мой организм не хотел расставаться с набранными килограммами. К тому же у меня еще была серьезная травма: я разорвала ахилл прямо на сцене, долго восстанавливалась. Конечно, у меня не было и нет супертаблетки для похудения. Любой женский журнал пестрит диетами, которым в реальности никто не следует. Никакой особенной балетной специфики нет, все же знают, что не надо есть много булки и картошку в одиннадцать вечера. Самое главное — психологическая установка, что ты можешь не зацикливаться на еде. Когда у женщины в голове постоянно сидит «всем можно есть, а мне нельзя», это очень тяжело. Сейчас есть много обманок: например, когда хочешь сладкого, можешь купить сахарозаменитель, безопасный и для фигуры, и для зубов.
Балерины, становясь педагогами-репетиторами, в учениках видели свою семью. Теперь, когда у многих свои собственные дети, поменяется ли атмосфера в учебных классах?
Интересный вопрос. Я надеюсь, что такое положение изменится, оно не совсем нормальное. На учениц это нередко действует угнетающе, потому что решение быть твоей второй мамой принимается педагогом исключительно в одностороннем порядке. У меня была такая ситуация с Габриэлой Трофимовной Комлевой, с которой я работала четыре года, когда пришла в театр. Я ее страшно разочаровала, уйдя к другому репетитору, — это воспринималось как настоящая трагедия, предательство. Но в тот момент отношения уже вошли в такое русло, когда мне стало очень тяжело работать вместе. Не должен педагог быть в курсе твоей личной жизни и давать тебе советы.
Как вы можете объяснить то, что балетные принцы, как правило, женятся на своих коллегах, принцессах?
Наша профессия закрытая, мы, к сожалению, не можем тусить или посещать другие театры, музеи, выставки когда захотим: все время репетируем. Нам просто негде знакомиться. Естественно, сближает совместная работа. Когда хореограф Ноа Гелбер ставил на нас с Александром Сергеевым балет «Золотой век», мы очень хорошо узнали друг друга. Саша на восемь лет младше меня, ему тогда было всего двадцать, но он меня просто поразил, потому что оказался цельной личностью, точно знал, чего хочет, был уверен в себе. На одном из наших первых свиданий он меня потащил не банально в ресторан, а в зоопарк — мне это ужасно понравилось.
Фото: Наталья Скворцова
Текст: Виталий Котов
Комментарии (0)