Эмоциональное техно — фирменный стиль московской архитектуры? Мария Элькина объясняет, чем он хорош и почему его авторов все равно не возьмут в будущее

Московская архитектура за последние 15 лет совершила эволюцию: произошел существенный переход качества в количество. Дело не в том, что в столице появились достойные сооружения, их и раньше было не так мало. Речь о гораздо более масштабной перемене: почти все московские стройки последнего времени ведутся в большей или меньшей степени по удачным авторским проектам. 

И да, Сергей Кузнецов совершенно прав: у этих современных зданий есть нечто общее, что позволяет считать их частью некоего поддающегося анализу феномена. Уже сейчас можно представить, какую роль отведет ему будущее.

Одна из российских традиций состоит в том, чтобы ретроспективно привязывать архитектуру к политической эпохе. Все, что построено с середины 1930-х до середины 1950-х, называют сталинским ампиром, хоть ампира в нем не так и много. Типовые дома позднего советского времени условно делятся на хрущевки и брежневки. Не говоря о том, что среди русского барокко различают елизаветинское и петровское. Значит ли это, что архитектурный стиль 2020-х тоже рифмуется с неким более масштабным политическим явлением? Я бы сказала: нет. Просто потому, что у современной России нет внятной политики в области архитектуры, а есть, скорее, хронический дефицит качества, который удалось преодолеть в отдельно взятом городе. Другое дело, это не отменяет — и даже усиливает — тот факт, что господствующий архитектурный стиль отражает так или иначе состояние социума.

Обозначу, о чем идет речь. 2020-е в Москве начались с нашествия архитектурных звезд: достроили ГЭС-2 по проекту легендарного соавтора центра Помипиду Ренцо Пьяно, почти уже завершали RED7 радикальных и гениальных голландцев MVRDV, начали реализацию амбициозной реконструкции Бадаевских складов великими швейцарцами Herzog & de Meron с жилым домом на высоких пилонах.

Однако важнее оказалось то, что, кроме отдельных выдающихся начинаний, появилось множество просто хороших. То есть они и раньше были, а со временем произошел, видимо, эффект накопления. Стало очевидно: симпатичные дома в столице — норма, а заурядность — отклонение от нее. По крайней мере, так дела обстоят в том, что касается сравнительно дорогой недвижимости. Даже когда три года назад профессиональные связи почти что прервались вместе с политическими, тренд продолжал усиливаться. Местные бюро, уже успевшие набраться опыта и освоить фундаментальные стандарты качества среды и построек, как будто бы успешно справляются с задачей импортозамещения. 

В прошлом году завершили строительство большого комплекса «Ривер парк» бюро ADM architects — умно спланированные жилые здания со сложной системой террас, создающих и удачный силуэт, и дополнительные открытые пространства.

Бюро Апекс удачно достраивает четвертую очередь жилого комплекса ALIA, начатую совместно с международной корпорацией SOM, авторами самого высокого в мире здания Burj Khalifa в Дубае. 

Kleinwelt architecten на Ходынке строят бизнес-центр — несколько эффектных башен, объединенных общим основанием. И так далее, и так далее, и так далее.

Есть ли что-то общее у этих московских зданий? Некий признак, который помог бы как-то их объединить? Тут, конечно, придется оговориться. Термин «эмоциональное техно» является довольно вольным, хотя и точным изобретением главного архитектора Москвы. Речь идет, вероятно, о том, что среди множества характеристик московской архитектуры самой важной является ее эффектность. Иногда простая и прямолинейная, как в случае с небоскребами. Иногда более утонченная, исходящая от дорогих фасадов и хорошо продуманных силуэтов. В случае с Бадаевскими складами, например, вау-эффект обеспечивается сложнейшим инженерным решением. Впрочем, оно как раз продиктовано желанием сохранить историческую среду, ради этого здание подняли на пилоны, не только чтобы привлечь внимания.

Московская архитектура выглядит даже не дорогой, а успешной. Она всем своим видом транслирует, что жизнь удалась. И получается это в самую первую очередь благодаря отлаженным технологиям строительства, отличным материалам и некоторой лихости решений. То небоскреб закручивается, то крыша идет волной, то стекла загибаются, то жилая башня выходит тоненькой как осина. Можно сказать даже не эмоциональное, а романтическое техно.

Будь я носителем левых убеждений, обязательно поругала бы московскую архитектуру за недостаточное внимание к слабым социальным группам, позитивизм, недостаточную энергоэффективность и другие подобные недостатки. Если же от предрассудков отказаться, стоит в первую очередь радоваться и желать чего-то подобного другим городам, в том числе Петербургу, где почему-то элементарно плохое качество архитектуры и незнание базовых основ современного урбанизма любят выдавать за особые местные традиции и сохранение уникальной исторической среды.

Все довольно просто: лучше, когда лучше — а такого качества средних проектов в России, а до того в СССР, не было лет 50 как минимум. Немногие удачные современные постройки в городе на Неве как раз идеально вписываются в концепцию эффектной технологичности — взять тот же «Лахта Центр», стадион СКА и отчасти — «Газпром Арену» (из-за плохого качества реализации она положительно поражает воображение только издалека).

Базовые представления о том, как архитектура формирует среду, в Москве отлично усвоили. Соблюдают не всегда или не всегда идеально — ну так в мегаполисе таких размеров и скоростей гуманнее редко бывает. 

За современной Москвой стоит признать истинное достижение: очень мало даже во всем мире городов, где при подобном объеме строительства так хороша архитектура. Сравнивать ведь корректно не с Амстердамом, где можно чуть не каждый проект превращать в уникальную инициативу, а с азиатскими миллионниками.

Понятным кажется идеологическое происхождение феномена современной московской архитектуры. Мы все в большей или меньшей степени заложники мечтаний. Думается, сейчас реализуют то, чего сильно хотелось лет 20 или 15 назад. А хотелось на фоне очень слабой на тот момент архитектурной школы быть не хуже остального большого и красивого архитектурного мира, приглашать великих и самим становиться такими, строить не удручающие дома-монстры, а что-то утонченное, модное, блестящее и человечное. И ведь получилось. Московская архитектура прекрасно владеет всеми приемами, какими только можно. И нет такого объемного образа (ну или почти нет), которым москвича можно было бы удивить.

И все-таки восторг мой омрачен некоторыми соображениями. Мы наблюдаем что-то ретроспективное: все это больше похоже на освоение прошлого, попытки повторить и улучшить существующие достижения, скопировать лучшие решения, чем на стремление изобретать и создавать что-то невиданное. Нет сомнений, нет настоящих экспериментов, нет, по большому счету, сложности. 

Все сделано и красиво, и умно, и со знанием образцов, но все это не про будущее. Никакой новый мир в современной Москве (и тем более в Петербурге) никто строит — в ней просто выжимают максимум из старого доброго мира. Здесь есть способности, есть понимание мирового контекста, есть умение работать с технологиями, но нет ответов на самые важные вопросы, которые эпоха ставит перед человечеством.

И как это ни печально, большинство строителей современной Москвы — не без исключений, конечно — в будущее не возьмут. Их ждет блестящая карьера в России (а, может быть, в ближнем зарубежье и немного в Дубае), но им не стать теми, кто задает повестку на последующие десятилетия, не говоря о большем. В общем, наверное, потому что и сами они в будущее не очень хотят, слишком уж сильно очарованы настоящим.