Сергей Ковалевский

Расскажите о центральном проекте биеннале.

В этом году русская революция отмечает свой столетний юбилей. Именно она стала в каком-то роде фундаментом для нашего центра — бывшего музея Ленина, который тоже празднует круглую дату: свой тридцатый день рождения. И в свете этих «юбилейных» обстоятельств как-то само собой случилось, что большую часть экспозиции биеннале займет международный проект «Мир и мiръ: художественное открытие российской деревни». А его главным идеологом и вдохновенным организатором является Симон Мраз, директор Австрийского культурного форума в Москве. В этой совместно готовящейся выставке мы попытались соединить несколько смысловых перспектив: историческую, социальную, географическую. С одной стороны, старинное слово «мiръ» обозначает русскую общину, форму крестьянского сообщества, по которой тяжелым катком прокатилось «красное колесо» ХХ века. В формуле названия заключена перекличка-игра двух однокоренных слов — старого и нового. С другой стороны, «мир» ассоциируется с брендом и адресом нашего учреждения: «Площадь Мира». Как всегда, мы особое внимание будем уделять диалогу с пространством музейного здания. Так, во входном зале, на красной платформе, построим белую избушку, которая, «повернута», как говорится, «к лесу задом, а к вам передом». В ее передней части расположится инсталляция известного российского автора Леонида Тишкова, «сохранившего» свет подлинных окон снесенных домов Николаевки, а с обратной стороны «полна горница» бронзовых людей — духов-ленинцев места. Это всего лишь один из примеров концептуальной двойственности всей экспозиции биеннале.

Есть ли способ научить человека понимать настоящее современное искусство?

Конечно, нужен комплекс параллельных путей: школа, музей, университет, а дальше — самообразование. В современную эпоху у человека много источников информации при минимуме собственной активности. В другие, довольно недавние, времена, когда была полная информационная блокада, существовала естественная мотивация добычи знания и впечатления, ценилась любая крупица свежести мысли и чувства. Кто-то вспомнит, как джаз «начинался на костях». Кто-то — круговорот магнитофонной пленки, распространяющей по стране рок-музыку. Тогда, в сопротивлении официальной системе, к нам просачивалось лучшее: Beatles, Pink Floyd, Rolling Stones, так же было и в живописи, литературе, кино. В нынешней пучине информационных потоков, наоборот, нет «неестественного» фильтра, нет априорного пиетета. Сейчас креативного продукта производится очень много, но самое тонкое, глубокое не сразу попадает к человеку. В этом проблема двадцать первого века.

Сколько времени посетитель музея должен тратить на изучение одного музейного объекта?

Невозможно ничего требовать от зрителя. Не надо делать драму из того, что человек за час пробежал весь большой музей. Если он вернется второй раз — ты победил, не вернется — все равно у него в памяти что-то отложилось. Может, с развитием гаджетов удастся фиксировать то, что запомнилось посетителю больше всего (пока осмысленную реакцию можно фиксировать с помощью селфи, на фоне какого-либо объекта). Идеальная модель, конечно, когда человек созерцает и медитирует в музейном пространстве. Но для этого он должен «раскрыть поры». Мы делаем ставку на «умные средовые» аффекты — пространственные ситуации, в которые посетитель погружается всеми своими чувствами и где он встречается с произведением, вещью или идеей. Сегодня, «на длинной дистанции», побеждает тот, кто соединяет целостный чувственный опыт с глубокой мыслью.

У вас есть любимый период искусства?

Наверное, тот, на котором я профессионально рос и формировался: первое тридцатилетие двадцатого века. Это русский авангард в архитектуре, живописи, литературе. Период бурного роста всевозможных идей, движений. К сожалению, он был искусственно и трагично оборван большевиками, тем не менее, заложил основы «пылающего» модернизма, который до сих пор питает не только меня.

Работа — это хорошо, но чем занимаетесь в свободное от нее время?

Я увлеченно смотрю кино, оно меня интригует и радует. Могу с восторгом говорить о сериале «Фарго», поскольку это тонкое искусство. Если вспоминать фильмы, из последнего, по пронзительности произведенного эффекта, выделил бы «Сына Саула». Картина рассказывает о последнем дне в Освенциме. Это повествование о запредельном ужасе, но смотреть на него нам позволяет высокохудожественная оптика… Если говорить о писателях, то по фундаментальности и, в то же время какой-то веселости, ближе других Томас Манн, а среди русских ХХ века — конечно, Платонов. Мне он открывался в эпоху перестройки вместе с хлынувшим из-под советского цензурного сукна потоком литературы.

Сергей Ковалевский — главный куратор девяти красноярских биеннале, куратор более тридцати паблик-арт-работ в городской среде Красноярска и Алматы и автор шестидесяти публикаций по вопросам современного искусства и музеологии. В 2011–2013 годах был членом экспертного совета и жюри Всероссийского конкурса в области современного визуального искусства «Инновация».

Текст: Татьяна Зиза . Фото: Артемий Жданов