Александр Невзоров

22 декабря состоялась презентация «Лошадиной энциклопедии» Александра Невзорова – книги о том, «как можно быть вместе с лошадью, заодно с лошадью, на лошади – не против ее воли, а по ее согласию». Невзоров – единственный в России представитель высшей школы, член Международной конгрегации мастеров Haute Ecole.

– Вы, кажется, несколько устранились от общественной жизни и от журналистики?

– «Несколько» – это очень мягко сказано. Что касается общественной жизни, то в той степени, в какой необходимо, она все равно происходит. А если говорить о прессе, тут мы имеем дело не с реальностью, а с неким продуктом, пропущенным через журналистский кишечник. Я очень хорошо знаю, как делается пресса, и уже поэтому вправе не доверять ей и не придавать никакого значения. Хотя ваш журнал периодически смотрю. Меня удивляет, что он пухнет, становится более цветным. Надеюсь, в него не просочится бессмысленность глянцевой прессы.

– А чем вы непосредственно занимаетесь?

– Я в числе прочего занимаюсь лошадьми. На постоянном содержании и воспитании у меня четыре лошади, которые снимаются в кино, участвуют в фотосессиях для календарей, журналов, исторических книг, справочников. Зарабатывают на жизнь они очень неплохо. Две из них – это уже сложившиеся, зрелые, очень опытные лошади – Перст и Лепесина. Они все умеют, владеют высшей школой и работают в любых условиях. Естественно, без всяких уздечек, недоуздков и прочего. Еще есть очень сложная кобыла, со скачек, у которой сильнейшее гормональное расстройство, ей бы родить.

– Это проблема?

– В нашей широте рожать жеребят нельзя: жеребенку нужно самое меньшее восемь месяцев солнца в году и территория минимум пять гектаров, чтобы нормально развиваться. А отправлять кобылу рожать куда-то у меня рука не поднимается. И еще у меня есть жеребец Кауге – сумасшедший, сложный, веселый, гениальный. Великий французский всадник Марио Люраш был так потрясен этим конем и его работой, что написал на его фотографии сонет, с тем чтобы я его зачитал Кауге, когда приеду в Петербург. Нельзя сказать, чтобы сонет произвел на Кауге сильное впечатление, но если уж такой сухарь как Люраш, расчувствовался, это, поверьте, действительно выдающийся конь. Буквальный перевод сонета содержит такие слова: «черный как ночь и сверкающий как солнце».

– В каких фильмах снимаются ваши лошади?

– В моих, например, в «Лошадиной энциклопедии», ее показывают по «ОРТ». Я редко принимаю предложения в России, только такие, от которых не отказаться. Например, для «Мастера и Маргариты» Бортко я готовил лошадей со стороны.

– Вы следите за творчеством своей бывшей жены, киноактрисы Александры Яковлевой?

– Нет, я вообще не слежу за своими бывшими женами. Это для меня стертые файлы.

– Правда ли, что, когда вы делали сюжет для «600 секунд» о лошади на балконе, вы затащили лошадь на пятый этаж?

– Это абсолютно невозможно. Если лошадь не умеет ходить по лестнице, чтобы научить ее, уйдет не меньше трех дней, а технология изготовления сюжетов для «600 секунд» не предполагала таких затрат времени. Мы приехали – лошадь реально стояла на балконе.

– О’кей, вот наш журнал и развеял этот миф.

– Вы знаете, этих мифов столько – миф на мифе и мифом погоняет.

– Вы задумывались о своей роли в развитии конной культуры в нашем регионе?

– Мне наплевать на регион, на культуру. Я уверен, что ни Плювенель, ни де Нестье – великие наездники – абсолютно не задумывались о своей исторической роли. У меня немножко другая ситуация: я вынужден вести идеологическую войну с навозными девочками и мальчиками. Но это война не ради того, чтобы мое имя было вписано в историю взаимоотношений человека и лошади, – хотя уже понятно, что будет вписано. Я пытаюсь объяснить, что эти взаимоотношения должны быть несколько иными. У нас похожий метаболизм. И с обезьяной, и с пантерой, и с лошадью у нас примерно одинаковая система пищеварения. Идея о том, что есть высшие существа и низшие, отданные нам в услужение, – это христианские бредни. Но я рад видеть, что невзоровщина проникает даже в фешенебельные клубы, где к лошади обычно относятся как к атрибуту красивой жизни, – даже там, в этих новорусских черепах, что-то происходит.

– Может быть, запретить амазонкам заниматься «покатушками» на Невском?

– Все не так просто, милый друг. Не забывайте, что у этих омерзительных, антисанитарного вида злобных дурочек в заложниках – лошади. Городские «покатушки» – это последняя ступенька, на которую опускаются лошади, разбитые в спорте. Если ее не будет, придет чернявый дяденька с бойни. А поскольку любая жизнь лучше любой смерти, я бы не торопился с приговором. Да и профессиональные жокеи ничем не лучше, они точно так же истязают лошадей.

– Что в таком случае дает основания для оптимизма?

– Когда-то нормой считались крепостные, право первой ночи, концлагеря… Но люди умнели, и приходила ненависть и неприятие этих явлений. Так же будет и с конным спортом, и со скачками: они станут достоянием истории.