Владимир Васильев

Почему вы выбрали именно этого героя?

«Замороженное время» — своего рода ответ на вопрос, как природа меняет, созидает душу человека. Для многих Михаил совершил странный поступок, оставив столицу, именитую семью и выбрав жизнь на берегу северной Бахты, которую и на карте-то не всякий найдет. При этом он никогда не считал и не считает, что совершил некий подвиг. Работает, публикует свои повести и рассказы — просто живет. Это тот самый случай, когда два храма —Храм Божий и природа — выступают оправданием всего и вся. Жизнь свела меня с человеком сложным, талантливым, надежным. Меня невероятно влекут такие высветленные люди, о них всегда хочется поведать миру.

Какие принципы вас ведут при создании документальных фильмов?

Для меня кино не столько профессия, сколько возможность самореализации. Как и литература, оно позволяет мне познавать людей и мир. Документальное кино фиксирует жизнь здесь и сейчас, и как режиссер я стараюсь минимально воздействовать на героев и происходящие перед камерой события. Я, например, большинство телеканалов не смотрю, потому что оттуда давно испарилась реальность вместе с простым человеком. А ведь любого из нас можно остановить на улице и снять потрясающую историю. Потому я с удовольствием езжу на фестивали документального кино, там видишь непридуманную Россию. Чиновников бы туда, смотреть ленты нон-стоп — от иллюзий очень избавляет.

Пересекается ли это с вашей научной деятельностью?

Конечно, ведь литература — тоже жизнь, только переведенная в текст, тысячелетнее размышление не самых последних представителей народа о загадке мира и человека, этакая психоаналитическая студия. Я научился читать лет в пять, отчетливо помню, как поразило меня, что эти жучки-буквы складываются в интересную историю. Оттуда и возникло желание всю жизнь не расставаться с книгой. А повзрослев, я осознал, что лучше всего в искусстве мы понимаем то, с чем столкнулись сами, что пережили. Осознал, что литература, как и религия, но на своем языке описывает глубинные духовные законы, по которым строится или рушится жизнь. Долго об этом думал, это был каторжный труд — разгадать эту загадку. И до сих пор ему конца не видно.

Так родилась ваша теория типологии сюжетов русской литературы?

Когда я учился на гумфаке, одним из впечатляющих открытий для меня стала «Морфология сказки» Владимира Проппа. Его революционное открытие, описание природы текста как матрицы, системы элементов, позволяет быстро и глубоко вникнуть в суть произведения. А я лишь развил этот метод и распространил его не на один жанр и не на один историко-литературный период. В итоге у меня в руках оказались некие ключи — архитипические модели, позволяющие декодировать целые пласты литературы. Пусть не из каждого произведения можно «вытащить» архетипический сюжет, однако ряд и процедура очень впечатляют.

Как это связать с реальной жизнью?

Это позволяет познать и мир, и «внутреннее Я». К человеку в нашей стране никогда большого интереса от системы не было, люди воспринимались как ресурс, материал. Но сам человек всегда задавался вопросом «Кто я?», искал высшие смыслы. В глубине бессознательного у любого из нас живут только две психические энергии: Бога-созидания и демона-деградации. Впервые это открыл Карл Юнг, я только на своем предмете убедился в том же самом. Когда человек отвергает Бога, независимо от его благих намерений, дальше все пойдет по законам «анти». Его мир — национальный, родовой, личный — будет разрушаться под воздействием скрытой, не понятной ему энергии самораспада.

Вы сами верующий человек?

Да. Но я желал бы быть лучшим христианином, чем есть. В детстве бабушка рассказывала, как большевики взорвали церковь в ее селе, и я чувствовал, что это неправильно. Она маленького научила меня молиться вместе с ней перед скромной иконой в углу ее деревенской избы. Но однажды отец сказал ей, что не стоит забивать голову ребенку «всем этим», и в моем детстве обычного октябренка и пионера этот вопрос больше не вставал. В итоге, только приобщившись к мыслям классиков, накопив собственный опыт зла и ошибок, я пришел к вере. И думаю, что этот путь более продуктивен — не только через воспитание, но и через познание. Теперь мне легко согласиться с Юнгом — «я не просто верю в Бога, я знаю, что Бог есть».

Что-то изменили бы в своей жизни?

В России надо жить долго, чтобы суметь сделать то, что хочешь. Если бы у меня было несколько жизней, я бы одну писал книги и снимал кино, а другую отсидел в тюрьме... Не за уголовное преступление, конечно, а ради опыта,— как Достоевский, Солженицын. Третью жизнь потратил бы на физику или математику — они открывают совершенно особое понимание мира. Но для этого надо быть бессмертным... А сейчас просто оставить бы все и уехать на рыбалку.

Поступая в Новосибирский государственный университет, хотел стать журналистом, но из-за отсутствия в ту пору отдельной специальности остановился на филологии. Сегодня преподает в Институте филологии и языковой коммуникации СФУ, пишет вторую часть монографии «Сюжетная типология русской литературы ХI–ХХ веков. Автор более десятка документальных фильмов, в том числе победителей международных фестивалей.

Текст: Дарья Баханова

Фото: Тимофей Зуев