Художник-провокатор с прошлым хулигана и наркомана, прежде знаменитый выпуском монеты достоинством ноль рублей, замахнулся на святыни современного искусства. В его проекте Tajiks-Art работы Энди Уорхола, Марка Ротко, Джексона Поллока и Жана-Мишеля Баскии воспроизвела бригада среднеазиатских гастарбайтеров.
Откуда взялся Tajiks-Art?
Проект появился около года назад, после того как я прочел мастер-класс по медиаискусству в студии «Непокоренные». Там сложилась хорошая группа слушателей, и мы вместе придумали Tajiks-Art. Сначала его концепция была выложена в «Живом журнале»: мы объявили, что готовы воспроизвести любой перформанс любой знаменитости силами гастарбайтеров. Первый резонанс оказался критическим. Работавшие в жанре перформанса художники Лиза Морозова и Олег Мавромати, некогда распявший себя у храма Христа Спасителя, стали порицать нас. Думаю, это было связано с определенной ревностью. Тем не менее скоро мы получили первый заказ от клуба «Солянка»: нас попросили повторить перформанс Марины Абрамович «Балканское барокко». Бюджет составлял шестьсот долларов. На них нам купили билеты, заплатили небольшой гонорар нам и непосредственной исполнительнице, украинской девушке, и купили около трехсот килограммов свиных костей, которые она отмывала от крови.
И после этого вы стали нарасхват.
Скоро уже «Винзавод» заказал нам перформанс «Диктатура искусства» Джонатана Мезе, этого сумасшедшего художника, который везде кричит «Хайль Гитлер!» и «Эзра Паунд, воскресни!». Там проходила его выставка, но сам Мезе не смог приехать в Москву, поэтому обратились к нам. Перформанс осуществил настоящий таджик-строитель Руслан. Он ходил по «Винзаводу» и вызывал духов великих диктаторов, которые должны были установить диктатуру искусства. За сорок минут ему заплатили сто долларов – представляешь, он столько за месяц зарабатывает. Потом нас пригласили повторить грандиозный перформанс Сантьяго Сьерры «Опла ченные люди», в котором несколько сотен человек просто стоят за деньги. Сьерра использовал перуанских рабочих, нанятых через рекрутинговые агентства. Мы обратились в подобную фирму. Выяснилось, что у нас они занимаются набором массовки либо для рекламных, либо для политических акций, как ты понимаешь, нашистской, единоросской и молодогвардейской направленности. То есть это та самая биомасса, на которую надевают футболки, платят по сто рублей, и они кричат «Путин!» или «Америка, убирайся!». А тут им поступил очень странный заказ – они подумали, что будет что-то гламурное. Сантьяго Сьерра, собственно, занимается тем, что мучит людей: заставляет их подолгу держать тяжести, делает им татуировки за микроскопические деньги. В данном случае участники должны были просто стоять два часа, но, как выяснилось, это довольно тяжело.
На втором часу они стали падать в обморок. Четверо потеряли сознание, одного увезли на «скорой». Зрители, зная, что нанятые герои стоят за пятьсот рублей, получили возможность ходить среди них, как в лесу, рассматривая. А они стояли, злились и мучились.
Когда вы перешли к созданию арт-объектов?
На прошлогодней «Арт-Москве», где двое гастарбайтеров за тысячу рублей в день по четыре часа перерисовывали репродукции классиков современного искусства. В результате кроме перформанса мы получили картины, которые тоже можно выставлять отдельно, как это сделано в Манеже, и продавать, ведь мы коммерческий проект.
Кто ваши соратники и помощники?
Саша Ефремов и Наташа Хвоенкова. Саша – ученый-генетик, он занимается проблемами атеросклероза и старения, будет помогать нам сохранять вечную жизнь и молодость, а Наташа – искусствовед, сотрудник одного из петербургских музеев. Собственно, им и принадлежала сама идея Tajiks-Art, но поскольку они молоды, мне пришлось влиться и стать фронтменом.
Где и как вы находите непосредственных исполнителей?
Как правило, это происходит случайно. Девушка с Украины, которая исполняла «Балканское барокко», работала у Саши в институте лаборантом, мыла пробирки и училась. Она с радостью откликнулась и была очень похожа на саму Марину Абрамович в молодости. А таджик Руслан – разнорабочий на «Винзаводе».
Вы объясняли им, о чем будет перформанс?
Нет, девушке мы просто показали видео Абрамович. Она сказала: «Нет проблем». Вообще, мы работаем по технологии copy-paste: руководствуемся принципом внешнего сходства, не вдаваясь в анализ. Все остальное дает личность исполнителя, концепция проекта и контекст. Но для перформанса Мезе нам пришлось провести небольшой кастинг. Многие были смущены, а Руслан неожиданно согласился. Он спросил меня: «Как в детстве?» Я сказал: «Да».
Какова идеология Tajiks-Art?
Это стеб. Я не верю ни одному художнику, который говорит, что хочет что-то изменить в мире. Я всегда смотрю, как он сам живет, откуда берет деньги. Многие левые вроде бы что-то делают, но реально они ничего не меняют. Я считаю, что лучше взять одного конкретного человека, конкретного таджика, и помочь ему. И в этом смысле Tajiks-Art, безусловно, еще и практическая вещь. Возможно, люди, которых мы нанимаем и раскручиваем, давая им возможность заработать деньги не через работодателя, в чьем сейфе лежат их паспорта, благодаря нам избавятся от рабства. Руслан приехал сюда зарабатывать на дом. У него в Таджикистане есть невеста, и он очень хочет отсюда уехать. Сто долларов для него реально громадные деньги. Про Сантьяго Сьерру одни говорят, что он всех жестоко унижает и эксплуатирует, другие – что он самый честный художник, вскрывающий социальные язвы. Мы не унижаем, а стебем, но не таджиков, а цирк капитализма. При этом бессмысленно его критиковать, так как мы все его часть. Мы не верим ни в коммунизм, ни в революцию, наоборот, мы хотим сосать и не скрываем этого. Да, мы такие – продажные мерзавцы и козлы. Но я могу точно сказать, что благодаря этому проекту я стал меньше голодать и я реально помогаю нескольким молодым художникам и таджикам.
Сантьяго Сьерра является для вас гуру?
Безусловно. Но в отличие от него мы занимаемся повторением перформансов и делаем все гораздо дешевле. Это принципиальная установка нашего бренда. Нас очень любят за то, что мы не требуем по пятьдесят тысяч евро. Нам достаточно тысячи или двух за вещи, за которые другие попросили бы сто или двести. Кроме того, мы ставим классику перформанса. Марина Абрамович показывала «Балканское барокко» всего два раза. Шансов увидеть его в России просто нет. Но тут Tajiks-Art совершает чудо! Конечно, это уже не тот перформанс, но и документация, которую принято демонстрировать на выставках, – это тоже не сам перформанс.
Проект Марины Абрамович на Венецианской биеннале рассказывал мировой общественности о трагических событиях на Балканском полуострове, родине художницы. Ее мотивация понятна. О чем рассказывает украинская девушка-гастарбайтер, моющая кости в московском клубе «Солянка»?
Не знаю, как тогда, но сейчас мотивация Абрамович – срубить бабла. Наш перформанс прошел после ее приезда в Москву на церемонию вручения премии Кандинского, где она постояла пятнадцать минут с флагом за пятьдесят тысяч евро, – это больше, чем Гран-при конкурса! Наша исполнительница рассказывает о том, что она, украинская девушка, не получит пятьдесят тысяч евро, она может получить только сто евро, но ей этого достаточно, и за них она готова делать что угодно: показывать перформанс Абрамович или подметать пол – ей неважно. Ее лично мало волнует, что делает Марина на Венецианской биеннале, ее волнует, получит ли она деньги. Как и сегодняшнюю Абрамович, кстати.
То есть вам неважно, какой перформанс повторять?
Абсолютно все равно. Мы зарабатываем деньги и исследуем понятие эксплуатации в искусстве в самом широком смысле слова: эксплуатации нас искусством, эксплуатации искусства нами. Мы, художники, тоже представляем собой рабов. Есть заказчик, и он здесь главный. Поэтому любые претензии, по поводу авторства или «Что вы хотели этим сказать?», должны быть адресованы заказчику. Кстати, молодые художники мало чем отличаются от таджиков. В начале карьеры их практически никто не поддерживает. Ни галереи, ни фонды не отваливают молодому искусству бабла. Наоборот, зовут приехать за свой счет, жить за свой счет, сделать что-то за свой счет. Молодое искусство по сути тоже таджикское.
Когда и как вы сами начали заниматься артом?
В 2000 году, когда я бросил употреблять героин и поступил в Институт «Про Арте», сначала на программу искусствоведения, а потом на курс для художников. Один из моих первых серьезных проектов назывался «Станция “Дрейф”. Виртуальный человек на цифровой льдине», я показал его в Музее Арктики и Антарктики – в рамках фестиваля «Современное искусство в традиционном музее». В нем выставлена подлинная станция «Северный полюс – 1» легендарных папанинцев, где за рацией сидит манекен Эрнста Кренкеля, радиста, единственного беспартийного в дрейфовавшей на льдине экспедиции. Я завел сайт с чатом, в котором робот общался с посетителями от имени Кренкеля, а ему на экспозиции поставил вместо рации компьютер.
Потом, в 2005 году, томимый честолюбием, я понял, что денег нет, и решил сделать из этого арт-проект: захотелось монетизировать отсутствие денег, другими словами, издать нулевой рубль. Я обратился к дружественному куратору и талантливому искусствоведу Дмитрию Озеркову из Эрмитажа за советом, и он полностью поддержал меня в моей затее. Об этом проекте было снято около двадцати сюжетов и написаны сотни статей, фотографию нашего скромного ноля размером А4 напечатали на первой полосе «Коммерсанта», и на меня свалилась слава. А в 2006 году я сделал реплику: к пятнадцатилетию СНГ усилием художественной воли ввел единую валюту СНГ и для политкорректности назвал ее известным каждому жителю постсоветского пространства буквосочетанием у. е. (условная единица). Проект был показан в Москве в пространстве «Электробутика» и галереи XL Project в «Арт-Стрелке», а в Петербурге – с помпой в Таврическом дворце, где я вручил экземпляр у. е. Генеральному секретарю МПА СНГ для Музея парламентаризма.
А что с вашим проектом Gop-Art?
Gop-Art призван объяснить обывателям и так называемым гопникам, что такое современное искусство. Gop-Art – это, собственно, не арт-проект, а общий для миллионов человек язык и, как следствие, порожденный этим языком дискурс. Мне как куратору было интересно предложить молодым художникам, которые со школы не понаслышке знакомы с понятиями и лексикой улиц, как-то ввести этот опыт и язык в поле современного искусства. Художники в данном случае становились сталкерами, вхожими в оба эти мира и соединяющими их. Сразу после экспозиции «Пацаны. Первая Gop-Art выставка» прошла выставка «Gop-Art. Ростовские» в Ростове-на-Дону, а сейчас идет работа над «Пацанале», в которой уже хотят принять участие около ста пятидесяти художников со всей страны.
Почему участниками Gop-Art стали не «пацаны с района», а зачастую неплохо образованные, интеллигентные мальчики-художники?
«Пацаны с района» не ориентируются в искусстве и не владеют его языками, а задача проекта – непротиворечиво свести вместе пацанский и постмодернистский жаргоны, оказавшиеся братьями-близнецами.
А вы сами являетесь гопником?
У меня были трудные детство и юность, которые пришлись на 1990-е, и когда я перестал быть наркоманом и стал художником, мои внутренние идентичности сильно перепутались – приходится укладывать в голове несовместимые вещи. Но в целом искусство дает необходимый адреналин, который помогает справиться с наркоманией, а боль за ошибки молодости не дает расслабляться. С другой стороны, гопническое «я» помогает выживать в урбанистических джунглях.
Откуда взялся Tajiks-Art?
Проект появился около года назад, после того как я прочел мастер-класс по медиаискусству в студии «Непокоренные». Там сложилась хорошая группа слушателей, и мы вместе придумали Tajiks-Art. Сначала его концепция была выложена в «Живом журнале»: мы объявили, что готовы воспроизвести любой перформанс любой знаменитости силами гастарбайтеров. Первый резонанс оказался критическим. Работавшие в жанре перформанса художники Лиза Морозова и Олег Мавромати, некогда распявший себя у храма Христа Спасителя, стали порицать нас. Думаю, это было связано с определенной ревностью. Тем не менее скоро мы получили первый заказ от клуба «Солянка»: нас попросили повторить перформанс Марины Абрамович «Балканское барокко». Бюджет составлял шестьсот долларов. На них нам купили билеты, заплатили небольшой гонорар нам и непосредственной исполнительнице, украинской девушке, и купили около трехсот килограммов свиных костей, которые она отмывала от крови.
И после этого вы стали нарасхват.
Скоро уже «Винзавод» заказал нам перформанс «Диктатура искусства» Джонатана Мезе, этого сумасшедшего художника, который везде кричит «Хайль Гитлер!» и «Эзра Паунд, воскресни!». Там проходила его выставка, но сам Мезе не смог приехать в Москву, поэтому обратились к нам. Перформанс осуществил настоящий таджик-строитель Руслан. Он ходил по «Винзаводу» и вызывал духов великих диктаторов, которые должны были установить диктатуру искусства. За сорок минут ему заплатили сто долларов – представляешь, он столько за месяц зарабатывает. Потом нас пригласили повторить грандиозный перформанс Сантьяго Сьерры «Опла ченные люди», в котором несколько сотен человек просто стоят за деньги. Сьерра использовал перуанских рабочих, нанятых через рекрутинговые агентства. Мы обратились в подобную фирму. Выяснилось, что у нас они занимаются набором массовки либо для рекламных, либо для политических акций, как ты понимаешь, нашистской, единоросской и молодогвардейской направленности. То есть это та самая биомасса, на которую надевают футболки, платят по сто рублей, и они кричат «Путин!» или «Америка, убирайся!». А тут им поступил очень странный заказ – они подумали, что будет что-то гламурное. Сантьяго Сьерра, собственно, занимается тем, что мучит людей: заставляет их подолгу держать тяжести, делает им татуировки за микроскопические деньги. В данном случае участники должны были просто стоять два часа, но, как выяснилось, это довольно тяжело.
На втором часу они стали падать в обморок. Четверо потеряли сознание, одного увезли на «скорой». Зрители, зная, что нанятые герои стоят за пятьсот рублей, получили возможность ходить среди них, как в лесу, рассматривая. А они стояли, злились и мучились.
Когда вы перешли к созданию арт-объектов?
На прошлогодней «Арт-Москве», где двое гастарбайтеров за тысячу рублей в день по четыре часа перерисовывали репродукции классиков современного искусства. В результате кроме перформанса мы получили картины, которые тоже можно выставлять отдельно, как это сделано в Манеже, и продавать, ведь мы коммерческий проект.
Кто ваши соратники и помощники?
Саша Ефремов и Наташа Хвоенкова. Саша – ученый-генетик, он занимается проблемами атеросклероза и старения, будет помогать нам сохранять вечную жизнь и молодость, а Наташа – искусствовед, сотрудник одного из петербургских музеев. Собственно, им и принадлежала сама идея Tajiks-Art, но поскольку они молоды, мне пришлось влиться и стать фронтменом.
Где и как вы находите непосредственных исполнителей?
Как правило, это происходит случайно. Девушка с Украины, которая исполняла «Балканское барокко», работала у Саши в институте лаборантом, мыла пробирки и училась. Она с радостью откликнулась и была очень похожа на саму Марину Абрамович в молодости. А таджик Руслан – разнорабочий на «Винзаводе».
Вы объясняли им, о чем будет перформанс?
Нет, девушке мы просто показали видео Абрамович. Она сказала: «Нет проблем». Вообще, мы работаем по технологии copy-paste: руководствуемся принципом внешнего сходства, не вдаваясь в анализ. Все остальное дает личность исполнителя, концепция проекта и контекст. Но для перформанса Мезе нам пришлось провести небольшой кастинг. Многие были смущены, а Руслан неожиданно согласился. Он спросил меня: «Как в детстве?» Я сказал: «Да».
Какова идеология Tajiks-Art?
Это стеб. Я не верю ни одному художнику, который говорит, что хочет что-то изменить в мире. Я всегда смотрю, как он сам живет, откуда берет деньги. Многие левые вроде бы что-то делают, но реально они ничего не меняют. Я считаю, что лучше взять одного конкретного человека, конкретного таджика, и помочь ему. И в этом смысле Tajiks-Art, безусловно, еще и практическая вещь. Возможно, люди, которых мы нанимаем и раскручиваем, давая им возможность заработать деньги не через работодателя, в чьем сейфе лежат их паспорта, благодаря нам избавятся от рабства. Руслан приехал сюда зарабатывать на дом. У него в Таджикистане есть невеста, и он очень хочет отсюда уехать. Сто долларов для него реально громадные деньги. Про Сантьяго Сьерру одни говорят, что он всех жестоко унижает и эксплуатирует, другие – что он самый честный художник, вскрывающий социальные язвы. Мы не унижаем, а стебем, но не таджиков, а цирк капитализма. При этом бессмысленно его критиковать, так как мы все его часть. Мы не верим ни в коммунизм, ни в революцию, наоборот, мы хотим сосать и не скрываем этого. Да, мы такие – продажные мерзавцы и козлы. Но я могу точно сказать, что благодаря этому проекту я стал меньше голодать и я реально помогаю нескольким молодым художникам и таджикам.
Сантьяго Сьерра является для вас гуру?
Безусловно. Но в отличие от него мы занимаемся повторением перформансов и делаем все гораздо дешевле. Это принципиальная установка нашего бренда. Нас очень любят за то, что мы не требуем по пятьдесят тысяч евро. Нам достаточно тысячи или двух за вещи, за которые другие попросили бы сто или двести. Кроме того, мы ставим классику перформанса. Марина Абрамович показывала «Балканское барокко» всего два раза. Шансов увидеть его в России просто нет. Но тут Tajiks-Art совершает чудо! Конечно, это уже не тот перформанс, но и документация, которую принято демонстрировать на выставках, – это тоже не сам перформанс.
Проект Марины Абрамович на Венецианской биеннале рассказывал мировой общественности о трагических событиях на Балканском полуострове, родине художницы. Ее мотивация понятна. О чем рассказывает украинская девушка-гастарбайтер, моющая кости в московском клубе «Солянка»?
Не знаю, как тогда, но сейчас мотивация Абрамович – срубить бабла. Наш перформанс прошел после ее приезда в Москву на церемонию вручения премии Кандинского, где она постояла пятнадцать минут с флагом за пятьдесят тысяч евро, – это больше, чем Гран-при конкурса! Наша исполнительница рассказывает о том, что она, украинская девушка, не получит пятьдесят тысяч евро, она может получить только сто евро, но ей этого достаточно, и за них она готова делать что угодно: показывать перформанс Абрамович или подметать пол – ей неважно. Ее лично мало волнует, что делает Марина на Венецианской биеннале, ее волнует, получит ли она деньги. Как и сегодняшнюю Абрамович, кстати.
То есть вам неважно, какой перформанс повторять?
Абсолютно все равно. Мы зарабатываем деньги и исследуем понятие эксплуатации в искусстве в самом широком смысле слова: эксплуатации нас искусством, эксплуатации искусства нами. Мы, художники, тоже представляем собой рабов. Есть заказчик, и он здесь главный. Поэтому любые претензии, по поводу авторства или «Что вы хотели этим сказать?», должны быть адресованы заказчику. Кстати, молодые художники мало чем отличаются от таджиков. В начале карьеры их практически никто не поддерживает. Ни галереи, ни фонды не отваливают молодому искусству бабла. Наоборот, зовут приехать за свой счет, жить за свой счет, сделать что-то за свой счет. Молодое искусство по сути тоже таджикское.
Когда и как вы сами начали заниматься артом?
В 2000 году, когда я бросил употреблять героин и поступил в Институт «Про Арте», сначала на программу искусствоведения, а потом на курс для художников. Один из моих первых серьезных проектов назывался «Станция “Дрейф”. Виртуальный человек на цифровой льдине», я показал его в Музее Арктики и Антарктики – в рамках фестиваля «Современное искусство в традиционном музее». В нем выставлена подлинная станция «Северный полюс – 1» легендарных папанинцев, где за рацией сидит манекен Эрнста Кренкеля, радиста, единственного беспартийного в дрейфовавшей на льдине экспедиции. Я завел сайт с чатом, в котором робот общался с посетителями от имени Кренкеля, а ему на экспозиции поставил вместо рации компьютер.
Потом, в 2005 году, томимый честолюбием, я понял, что денег нет, и решил сделать из этого арт-проект: захотелось монетизировать отсутствие денег, другими словами, издать нулевой рубль. Я обратился к дружественному куратору и талантливому искусствоведу Дмитрию Озеркову из Эрмитажа за советом, и он полностью поддержал меня в моей затее. Об этом проекте было снято около двадцати сюжетов и написаны сотни статей, фотографию нашего скромного ноля размером А4 напечатали на первой полосе «Коммерсанта», и на меня свалилась слава. А в 2006 году я сделал реплику: к пятнадцатилетию СНГ усилием художественной воли ввел единую валюту СНГ и для политкорректности назвал ее известным каждому жителю постсоветского пространства буквосочетанием у. е. (условная единица). Проект был показан в Москве в пространстве «Электробутика» и галереи XL Project в «Арт-Стрелке», а в Петербурге – с помпой в Таврическом дворце, где я вручил экземпляр у. е. Генеральному секретарю МПА СНГ для Музея парламентаризма.
А что с вашим проектом Gop-Art?
Gop-Art призван объяснить обывателям и так называемым гопникам, что такое современное искусство. Gop-Art – это, собственно, не арт-проект, а общий для миллионов человек язык и, как следствие, порожденный этим языком дискурс. Мне как куратору было интересно предложить молодым художникам, которые со школы не понаслышке знакомы с понятиями и лексикой улиц, как-то ввести этот опыт и язык в поле современного искусства. Художники в данном случае становились сталкерами, вхожими в оба эти мира и соединяющими их. Сразу после экспозиции «Пацаны. Первая Gop-Art выставка» прошла выставка «Gop-Art. Ростовские» в Ростове-на-Дону, а сейчас идет работа над «Пацанале», в которой уже хотят принять участие около ста пятидесяти художников со всей страны.
Почему участниками Gop-Art стали не «пацаны с района», а зачастую неплохо образованные, интеллигентные мальчики-художники?
«Пацаны с района» не ориентируются в искусстве и не владеют его языками, а задача проекта – непротиворечиво свести вместе пацанский и постмодернистский жаргоны, оказавшиеся братьями-близнецами.
А вы сами являетесь гопником?
У меня были трудные детство и юность, которые пришлись на 1990-е, и когда я перестал быть наркоманом и стал художником, мои внутренние идентичности сильно перепутались – приходится укладывать в голове несовместимые вещи. Но в целом искусство дает необходимый адреналин, который помогает справиться с наркоманией, а боль за ошибки молодости не дает расслабляться. С другой стороны, гопническое «я» помогает выживать в урбанистических джунглях.
Комментарии (0)