Пятнадцать лет он снимает клипы, и они неизменно становятся хитами. Два года подряд вся страна смотрит его новогодние фильмы на Первом, и рейтинги рекордные – 40,5% зрителей выбирают именно этот канал. На днях он закончил ролик Филиппа Киркорова и группы «Челси» и сразу стал готовить видеоматериал для «Евровидения».
Как проходят ваши будни?
Последние дни прошли в суетных административных вопросах – не так, как мне нравится жить. Мы готовились к съемкам ролика для белорусского мальчика Дмитрия Колдуна, который едет на «Евровидение». Я зову его «Колтун». Вот этого «Колтуна» нам надо было снять. А потом мы уехали в Москву на переговоры с руководителем Первого канала Константином Эрнстом, где обсуждали новые работы, которые мы будем делать совместно с его каналом и непосредственно с ним как с продюсером.
«Фабрику звезд»?
Нет. Я имею в виду кинопроекты. Я со своей группой делал для Эрнста рождественский музыкальный фильм «Первый дома» – это такая рождественская кинокомедия, в которую вплетены двадцать четыре музыкальных номера. Она шла в новогоднюю ночь на Первом и повторялась тринадцатого января. До февраля у нас был отходняк от этой сложной работы, потому что мы трудились над фильмом четыре месяца. Это очень маленький срок для создания полнометражного фильма, так что работа кипела круглосуточно.
Помимо Первого канала еще с кем-нибудь сотрудничаете, есть еще проекты?
Это просто невозможно! Человек не может быть занят всем. Тем более мое самое большое желание – передохнуть. Я мечтаю просто о месяце отпуска. Но, так или иначе, приходится работать все время. Где-то по договору, где-то по обещанию, где-то в связи с тем, что просит старый друг, и так далее. Вот недавно сняли клип для Филиппа Киркорова с группой «Челси».
Сколько нужно работать, чтобы заработать свободное время?
Это иллюзия. Ты постоянно себе обещаешь, что впереди тебя ждет какой-то новый светлый мир, который откроется после того, как ты снимешь фильм, допишешь книгу… Но когда ты заканчиваешь эту работу, за ней начинается следующая. И ты начинаешь себя обманывать: не переживай, Олег! Вот сейчас ты закончишь это, и вот тут-то у тебя наступит счастье. У тебя будет возможность поехать на дачу, ты будешь плавать в море, будешь отдыхать, ходить по ресторанчикам… Но этого опять не происходит. Потому что уже нужно доказывать, что тот фильм был не последним, и пора снимать новое кино. Такая череда длится уже лет пятнадцать, ее просто не остановить. И за последние годы ничего не изменилось. Постоянная работа. С одной стороны, востребованность – это здорово. Ощущаешь себя полноценным членом общества: телефон звонит, ты находишься в постоянном действии, тебя знают. Ты с удовольствием осознаешь, что с тобой знакомятся люди, здороваются те, кого ты даже и не знаешь. В этом есть кайф, шарм и определенный аромат жизни. Но при этом теряешь какие-то очень простые позитивные вещи – ужин с друзьями, чтение книжки на диване, любование закатом и восходом, свидание. Ты постепенно превращаешься в машину по производству. Сколько это может длиться – не знаю.
Похоже, вы трудоголик.
Я беззаветно ленивый парень. Нет на свете человека более ленивого, чем я. Это просто сказочная мечта: проснуться утром и сразу же ничего не делать. Смотреть мультфильмы по телевизору, пить кофе в постели, беспощадно долго принимать ванну – лежать во вкусной пене и пить шампанское. Мне нравится долго бриться, проверяя щетину на ощупь. Я обожаю просто ездить по городу на автомобиле. Поскольку я лишен возможности ездить в метро на протяжении последних двадцати лет, я смотрю на людей таким образом. Это же важно для художника: видеть, какие они – люди – и чем они живут. Мне нравится стоять и смотреть, как движется этот мир. Мне нравится созерцательный образ жизни. Фраза «отнесите меня в бутик» очень четко отражает мое внутреннее состояние.
Вы лукавите.
Нет. Я абсолютно поверхностный человек. Но есть вещи, которые мне приходится делать. Например, по контракту я должен снять фильм. Новый год ведь никто не сдвинет – приходится работать. Я ненавижу, когда надо что-то делать. Но делаю, и получается талантливо. Видимо, потому что я одаренный. Ну и отлично. После этого наступает новый проект, выдергивает продюсер, очередные переговоры – и в очередной раз ты не можешь сказать «нет». Так начинается что-то новое.
Почему же вы не отказываетесь?
Есть опасность, что один раз скажешь «нет», потом еще раз – и люди начнут показывать пальцем и говорить: «О! Это тот парень, который постоянно всем отказывает!»
На Западе же можно отказывать, а потом снять что-то гениальное и снова стать востребованным.
Россия уникальная страна в плане уважения к художнику и к тому, что он сделал. У нас человек может нарисовать что-то по-настоящему великое, стать абсолютно признанным режиссером или музыкантом, но при этом он умрет в нищете, и по телевизору покажут кадры: коммунальная квартира гения и корочка хлеба. А знаете, как он дошел до такой жизни? Человека не стимулируют, его не уважают, из гения и героя светской хроники он превращается в бомжа буквально за пару лет. Такая страна. Если ты сделал что-то в Америке и получил своего «Оскара», то до конца своих дней будешь героем. У нас, к сожалению, с этим пока все так, как говорю я, поэтому баланс настроенности на работу должен находиться в состоянии постоянного драйва.
У вас есть свои герои и непререкаемые авторитеты?
Мне нравятся очень многие работы и творцы. Я вообще себя не считаю талантливым режиссером. Я, скорее, рабочая лошадка, которая трудится в меру своих возможностей. Глупо говорить о себе как о режиссерской единице, если есть Голливуд, если есть Лондон, если есть, в конце концов, великолепные французы, которые доказали, что они своими идеями намного опережают Голливуд. Куда уж нам? Я, конечно, горжусь нашими успехами, но, думаю, они намного более скромные, чем принято говорить. Конечно, искусство всегда опирается на то, что уже сделано, следующий кирпичик кладется сверху. Мне, честно, нравится абсолютно все. Я в восторге даже от комедийных фильмов, в которых участвует Бен Стиллер – это отдых для мозгов, хороший прилив бодрости и отличного настроения. В то же время я преклоняюсь перед Стивеном Спилбергом, который снял очень много великолепных кассовых блокбастеров и – «Список Шиндлера». Спилберг – человек, который может все.
Есть шанс у России подняться на уровень общемирового кино?
Я думаю, она уже делает шаги в этом направлении. Можно по-разному относиться к «Дневному дозору». Но кино – это шоу-бизнес. Надо относиться к нему сквозь призму сборов. Весь мир смотрит не на художественную ценность того или иного фильма, а на то, что диктует «бокс-офис», то есть касса, которая является двигателем кино.
Но, помимо кассовости, есть же еще и объективная качественность.
У нас ее нет, потому что нет серьезной базы, к сожалению. И вообще вести речь о том, что наше кино поднимается с колен и через несколько лет станет хорошей альтернативой Голливуду, конечно, глупо. Но пару качественных фильмов мы можем снять. Господи, да мы же делали фильмы фантастического уровня! Посмотрите на «Войну и мир» Сергея Бондарчука. Гениально! Он отдал себя этому фильму, создал то, что будет актуальным и через десятки лет. Таких историй много. Тот же Леонид Гайдай в шестидесятые годы снимал кино такого искрометного юмора, какое только сейчас начинает снимать Голливуд. Гениальные люди есть и там, и тут. Только у нас не поставлена индустрия. Когда-нибудь это будет. Но не уверен, что скоро.
Как вы стали клипмейкером?
Случайно. Я профессиональный пианист, у меня пианистка мама и дирижер папа. Я записывал сольный инструментальный альбом во Франции, надо было снять клип. Прожив два года в Париже, я пропитался его воздухом, эстетикой, красотой русских барышень, которые в те годы работали там манекенщицами. В начале девяностых было время новых взглядов, новой культуры, фэшнa – и я снял ролик на волне этого. А потом друзья меня попросили снять что-нибудь для них в той же эстетике. Когда я приехал из Франции, я полноценно занялся клипами. И, в общем-то, не жалею об этом, хотя сейчас все уже осточертело жутко.
Вам не хотелось снять какой-нибудь масштабный ролик – как в свое время Алан Паркер сделал The Wall для Pink Floyd, например?
Я бы с удовольствием, но… Да, я снял рождественский мюзикл для Первого канала. Тем не менее, чтобы создать произведение, о котором говорите вы, у меня таланта не хватит. Я вообще считаю, что художник должен достаточно четко осознавать, насколько длинные у него крылья. Очень многие у нас берутся за то, в чем ни хрена не понимают, и с уверенностью пытаются сделать то, на что не имеют права. Надо отдавать себе отчет, что вот это я в силах сделать, а вот это – нет. Зачем тратить деньги продюсеров на то, что ты заведомо не сможешь воплотить в реальности?
Но если не устанавливать себе более высокую планку, не будет и роста. Ваши первые клипы ведь сильно отличаются от тех, что вы делаете сейчас.
С точки зрения профессионализма – может быть. Но с точки зрения острого ощущения модных тенденций – вряд ли. В то время я дружил с известным кутюрье и парфюмером Тьерри Мюглером, и это как-то тоже двигало. Посещение его модного дома, какие-то разговоры, его снимки – он фантастический фотограф. Я был напитан этим. Вообще человек, который хочет заниматься модой, должен жить там. Париж, Милан, Лондон. Все тенденции нужно ощущать тонко. Живя в Свердловске, вряд ли можно стать модным дизайнером. Если человек просыпается утром и видит из окон своего дома стоящую параллельно хрущевку, он не может стать дизайнером. Чувства надо подпитывать извне. Да, сейчас я снимаю клипы лучше и профессиональнее. Но раньше все было как-то острее. Я был моложе.
Неужели в России не может появиться актуальный, чувствующий художник?
Может. У нас есть очень одаренные люди. Но шоу-бизнес во всем мире построен на личных отношениях между людьми. Это варево, а не кастинг на самого талантливого. Может, мальчик, который сидит в десяти метрах от меня, в миллиард раз одареннее, чем я. Просто у него нет возможности в шоу-бизнес влезть. Это узкий круг, который с трудом пропускает через свой фильтр даже одаренных людей. Это искусство, в котором нужно постоянно идти на компромиссы – компромиссы между вкусами аудитории, вкусами продюсеров, вкусами компаний, которые это все прокатывают. Это даже не искусство! Это конгломераты по производству востребованной безвкусицы. Кто умеет подстраиваться под эти штампы, тот и выглядит наиболее успешным на данный момент. Если человек не готов быть талантливым неудачником, он должен идти на компромисс. Вот этим занимаюсь я – запутавшийся в компромиссах усталый режиссер среднего уровня одаренности, который в нужное время завел нужные связи.
Как вы, профессиональный музыкант, можете спокойно слушать ту музыку, клипы на которую вам приходится снимать?
Согласен. Кошмар. Но это моя работа. Слесарь до глубины души ненавидит болванку, которую вытачивает каждый день на протяжении пятидесяти лет. Он не может видеть эти стружки, которые валятся ему в башмаки. Я уверен, он проклинает день, когда вошел во все это. Но это его удел. Я, как слесарь, строгаю стружки на протяжении многих лет, и стружка от стружки отличается очень мало, но я себя уговариваю, что неплохо устроился в этом мире. На протяжении длительного времени мне хочется сделать что-то, о чем мечтаю я, но возможности сделать это у меня нет. Я хочу снять полный метр детского фильма-сказки. Но это невостребованный жанр.
А «Чарли и шоколадная фабрика»? Он был очень успешен.
Увы, даже этот фильм не собрал столько денег, сколько должен был собрать для своей окупаемости. Сказка стоит очень дорого. На производство таких фильмов уходит, как правило, три-четыре бюджета обычного игрового кино. А все продюсеры одержимы мыслью снять что-то дешево и быстро и получить как можно больше денег. Но это почти невозможно. Реалии кассовых сборов в России таковы, что чаще всего фильмы выходят в минус. В ноль все сходится редко. А на плюс выползают единицы. Все живет не на кассовых сборах, а на подаяниях спонсоров.
Можно ли сделать клип методом Питера Гринуэя – снимать по наитию и собирать все воедино только на монтажном столе?
Если режиссер видит, как это сделать, – можно все. Вот только заказчик всегда стремится к уверенности в том, что результат будет достойным. А когда нет строгого сценария, ему сложнее предвидеть, что получится.
В вас продюсеры уже уверены?
Думаю, да. Я работаю на рынке достаточно долго, рейтинги показывают, что все хорошо.
Как друг к другу относятся режиссеры и клипмейкеры? Есть разделение на «высокий» и «низкий» жанры?
Это одно и то же варево. Многие из тех, кто занимается клипами, снимают кино. Но кинорежиссеры снимают клипы гораздо реже.
Ниша клипмейкерства в России заполнена?
Только ленивый не снимает клипы. Мне кажется, музыкальное видео уже отработанная история. То, что было интересно в середине восьмидесятых, достигло своего апогея в начале девяностых, вошло в сферу полностью профессиональной отточенности к концу девяностых, сейчас потеряло свою остроту. Музыкальное видео немного просело за последние годы. Людей перекормили этим.
Ваши любимые клипы?
Мне нравятся практически все ролики Джорджа Майкла, Мадонны, в частности Frozen. И, конечно, Майкла Джексона. Например, Scream с Джанет Джексон, который снял мой любимый Марк Романек. С Мадонны и Майкла Джексона воообще началась история музыкального видео, они были двигателями MTV. Сейчас снисходительно говорят о Джексоне. Но он гениален! Он двинул эту культуру так, что если мы сделаем ретроспективу его работ, мы поймем, что он сотрудничал с лучшими режиссерами, с лучшими аранжировщиками. Именно он показал, какого уровня вся эта культура может
Комментарии (0)