Русский юмор

Вы актер, пародист или клоун?

Прежде всего, я – актер, поскольку окончил Институт театра, музыки и кино, и это – моя профессия. Но жизнь такова, что приходилось заниматься разными вещами. Пародией – реже всего. А пародией на систему – еще реже. Правда, был в театре «Буфф» пародийный спектакль «Гахан и его друзья». Его до сих пор вспоминают. Хорошая была постановка у Виктора Крамера «Шесть персонажей в ожидании ветра». Но подражать кому-то мне не интересно. Это скучно. Хотя народу нравятся пародии. Посмотрите, как зрители балдеют от Саши Пескова. Но мне больше нравится актерская работа.

Не было желания работать настоящим клоуном?

Было, но недолго. Когда я трудился в театре «Лицедеи», часто выступал на цирковых площадках. Я, конечно, мог бы стать коверным клоуном. Но это не мое. Я люблю, чтобы в моих выступлениях присутствовала музыкальная составляющая. Коверные – цирковые – выступления этим обделены. Да и говорят там мало. В основном, что-то вроде «Привет, Бип, привет, Боп. О-у-о-а-бум». Для этого не надо оканчивать театральную школу, которая была у меня. Клоунада – это довольно узкая специализация.

Вас не удручает необходимость быть все время смешным?

По возможности я исполняю разноплановые роли. Несколько лет назад сыграл главную роль в сериале Юрия Мамина «Русские страшилки». Также снялся у Игоря Масленникова в фильме «Русские деньги» по пьесе Островского «Волки и овцы». Очень люблю писать песни, причем зачастую не смешные. Уже три пластинки выпустил. Надо сказать, у меня более выигрышное положение в профессии на фоне коллег. Тот же Песков не может выйти на сцену и выступить с другой программой. А я могу показаться и в клоунском, и в эстрадном обличье. Только так можно постоянно заинтересовывать зрителя. Еще я пишу рассказы. Это не просто описания каких-то жизненных ситуаций, а вымышленные лирико-комедийные истории. Надеюсь, в следующем году выйдет моя книжечка.

Расскажите про ваш театр «УТЮГ».

«УТЮГ» – это Универсальный театр Юрия Гальцева. Сейчас у меня два коллектива. В одном – я и Геннадий Ветров. В другом – я и братья Ануфриевы.

Планируете выходить за рамки комедийных постановок?

Конечно. Осенью случится именно «выход за рамки». Афишировать пока не буду.

Кто из коллег по цеху заставляет вас смеяться?

Мне, в отличие от многих коллег, очень нравится Comedy Club. Я не считаю его пошлым. Люблю такую актерскую капусту. Себя считаю лакмусовой бумажкой – если Юру Гальцева что-то улыбает, значит, это в десятку.

Означает ли успех Comedy Club, что российский зритель меняется?

Наша публика – это не только мы с вами. Это и Саратов, и Самара, и Адыгея, где не все принимают их юмор. Для них Comedy Club, театры «Дерево» и «Комик-Трест» – полнейшая туфта. Они с удовольствием послушают Евгения Вагановича Петросяна и прочих героев «Аншлага». Однажды я гастролировал по Дальнему Востоку. До меня там выступал мой кумир Роман Карцев. И он смог собрать вдвое меньше народу, чем неизвестный Юра Гальцев. Но это же ни о чем не говорит. Такой зритель.

Где самая придирчивая публика?

Однозначно в Петербурге. Если ты прошел в Питере, точно пройдешь везде.

Где публика принимала вас лучше всего?

В Ростове, Краснодаре, Таганроге. Даже в Одессе, где, казалось бы, юмор у людей в крови, зал был забит битком.

В чем особенность русского юмора?

В том, что он воспринимается только русскими. В других местах, например в Европе, наш юмор воспринимают иначе. Смеются ради  уважения, чтоб им не сказали, будто они чего-то не понимают. Они никогда не поймут шутку «сегодня по три, а завтра – по пять». У них нет проблем, и смеяться им особо не над чем. Помню, зашли мы в Америке в китайский буфет, где платишь семь долларов и ешь сколько влезет. В эти кафешки такие экземпляры ходят… находка для актера. Я же со своей стороны впитываю образы как губка. Есть там ребята, которые приползают к открытию и уходят последними. Из-за веса в  двести килограммов они не могут сидеть на стуле – задница не влезает. Я долго за одним таким кадром наблюдал, даже автобус свой задержал. В течение часа этот свин умял огромное количество блюд, выпил четыре компота, потом стал на весь зал икать и рыгать. Раскачался, еле встал и пошел. Но через двадцать минут вернулся с подносом пирожных. Мне было одновременно смешно и страшно. Я пытался представить, как его желудок смотрит на падающие пирожные и кричит: «Мама! Мамочка!». Я не понимал, как один человек может столько съесть. А сидящие вокруг американцы даже внимания не обратили.

Что ждет наш юмор в будущем?