В Главных Ролях

/арт/

Художник театра и кино, работавший с Рустамом Хамдамовым и Павлом Лунгиным, придумал уникальную технику пророщенных тканей и открыл в Москве несколько шоу-румов.

В России традиционно не было своей моды, мы всегда оглядывались на Запад. Может быть, потому, что были аграрной страной и людей вроде Надежды Ламановой, которая когда-то гремела за рубежом благодаря ее палантинам, были единицы. Недавно я спустился в метро и отчего-то вспомнил, как тридцать пять лет назад приехал в Москву. Те же лица, те же тяжелые меха – ничего не изменилось! Для моды у нас, к сожалению, очень трудный климат. И мало людей, готовых ради нее чем-то жертвовать. Я, прежде чем одеться поутру, заглядываю в записную книжку, дабы выяснить, с кем у меня встречи. Я могу быть эпатажным или элегантным, а иногда даже нацепить один из костюмов Versace, но обязательно с шарфом, который собьет всю официальщину. С возрастом яркие вещи постепенно исчезают из гардероба – и это правильно! Была у меня яркооранжевая куртка, я носил ее несколько лет не снимая, а потом отдал. Тем не менее я старательно избегаю «солидных» вещей, которые автоматически делают меня «дядей Васей». Самое актуальное направление – восстанавливать традиции производства тканей, чем я и занят. Идея родилась давно. Для спектакля «Борис Годунов» нужно было сделать девятьсот шестьдесят костюмов, причем чтобы все они жемчужились и перламутрились, но при этом сохранился налет достоверности. Когда подсчитали, во сколько это обойдется, крепко задумались, нужен ли вообще такой спектакль. Тогда-то я и предложил свою технику пророщенных тканей. Она оказалась гораздо рентабельнее и экономичнее. Насколько утилитарным может быть изобретенный мной способ смешения тканей, можно понять хотя бы исходя из того, что сейчас мы сделали двадцать гобеленов специально для Олимпиады в Ванкувере. Тематически они абсолютно современные, зато визуально – точная копия тех, что сохранились с XV–XVI веков. Вы, например, когда-нибудь видели Чебурашку и крокодила Гену изображенными на истлевшем, вылинявшем, выстиранном, с прогалинами и пропусками текстуры гобелене? Скоро увидите!

Стрекоза, муха и паук из спектакля «Имаго», в котором главную роль играла Вертинская. Стрекоза была как раз на ней. После того как спектакль сняли, эти вещи поселились у меня на стене. Иногда их можно использовать в качестве головных уборов.
Кусок ткани, оставшийся со спектакля «Борис Годунов». Я его прикарманил. Надеюсь, Большой театр остался не в обиде.
Лакированные кроссовки Dolce & Gabbana. Чрезвычайно люблю их обувь.
Пальто и шапка Gianfranco Ferre и шапка-пирожок, сделанная из овчины на какой-то петербургской фабрике. На ней почему-то написано: «Группа пороков». Что это значит, я не знаю. Купил случайно в каком-то ярмарочном ларьке.
Курточка грузинского юноши XVII века, вышитая золотой и серебряной нитью. Кинжал того же времени.
Кукла, моя копия. Пятнадцать лет назад я делал спектакль в Вильнюсском театре русской драмы, и под конец работы портные подарили мне мою копию. Той одежды, что на ней, у меня давно и в помине нет. Скажем, эта индийская кепочка – я тогда действительно носил такие. Сейчас как-то воздерживаюсь, предпочитая «кепку Ильича».
Два шарфа, один из которых сделан под леопарда, другой – под каракульчу, а на самом деле это смешение шелка с шерстью.a