РОМАНТИКИ ПРОТИВ МАШИНЫ: Дальше действовать будем мы!

Илья Стогов и Олег Сивун

Илья: Когда мне позвонили, я подумал, что молодым в паре буду я и мне нужно разговаривать с Борисом Стругацким или Даниилом Граниным. Это превращение в матерого произошло незаметно. А о социальной роли вашего поколения, Олег, я прежде думал мало. Когда пару лет назад я работал на телевидении, то впервые в жизни оказался не самым младшим в редакции. Я смотрел на своих корреспондентов с большим вниманием. Они всем интересовались и много читали – почти все, что выходило. Сначала они меня порадовали, но потом я пригляделся повнимательнее и понял, что они такие же уебаны, как и большинство остальных людей. И перестал думать о вашем поколении хорошо. Ну, может, сейчас опять начну. Расскажите мне про себя. Вот что вы окончили?

Олег: Университет культуры и искусств. Самую общую специальность, культурологию.

Илья: Как вальяжно, мол, культурология – это ни о чем.

Олег: Ну, если говорить о поколениях, то сейчас люди больше идут на конкретные специальности. Чтобы не просто закручивать шурупы, а знать, как это делать наилучшим способом.

Илья: Я противник обобщений. Пока мы разговариваем, кто-то понял, что не станет теоретиком, будет работать только руками, а кто-то понял, что он теоретик. А остальные девять выпили пива и смотрят телевизор.

Олег: Действительно, непонятно, по каким критериям определять поколение. Мне кажется, для этого нужно сильное социальное событие: война, перестройка.

Илья: Но тут опять проблема. Например, я родом из 1990-х. И главный со временный писатель – Захар Прилепин – оттуда же. Он ученик Лимонова. А мне с лимоновцами не о чем разговаривать, для меня это инопланетяне с зелеными рогами.

Олег: Когда вы начинали, издаваться было легче?

Илья: Издаваться cложно было и тогда, и сейчас, но по разным причинам. В конце 1990-х все опубликованные романы являлись вариациями одного сюжета. Про то, что хороший парень пошел воевать в Чечню, Вьетнам, Афганистан (подставь свое); у него осталась сестра, подруга, невеста (подставь свое); и какая-нибудь сука – чеченская, армянская, еврейская (подставь свое) – эту девушку изнасиловала, купила, посадила на наркотики (подставь свое). А потом парень возвращается, и… Поскольку мой роман «Мачо не плачут» был не похож на эту историю, никто не понимал, как его продавать. Я сломал эту стену с превеликим трудом, после того как устроился пресс-секретарем в издательство «Амфора». А вам как удалось издаться?

Олег: Я год отсылал Brand издателям по имейлу. Из тридцати ответили два или три – отрицательно. Потом я обратился в немецкое агентство, которое занимается правами русских писателей на Западе. И в нем мне посоветовали отправить роман в журналы «Новый мир» и «Знамя». Там его, к моему удивлению, опубликовали. Книга вызвала резонанс, и ее уже напечатали в издательстве «Колибри».

Илья: Мне кажется, молодым авторам трудно издать роман потому, что они хотят издать именно роман. Это абсолютно отжившая литературная форма. В журналах часто есть рубрика, герои которой рассказывают, что они читают. Один – Кастанеду, другой – историю панк-рока, третий – газеты. Но никто не читает романы. Первая фраза книги «Все смешалось в доме Облонских» – это наименее удачный маркетинговый ход сегодня. Если я напишу историю метрополитена или историю чая, это будет в тему. Но не роман.

Олег: Не соглашусь. Все равно весь нон-фикшн построен по форме романа, истории.

Илья: Там нет выдуманных людей. Вот какая первая фраза в вашей книге?

Олег: Она начинается со сведений об Энди Уорхоле. Энди Уорхол – художник словацкого происхождения, родился 6 августа 1928 года в Питтсбурге.

Илья: Вот видите.

Олег: Естественно, роман будет меняться. В XX веке он уже отстранился от читателя и стал себе на уме. Но он не обязательно умрет, просто будут эксперименты с формой. Роман должен удивлять, и тогда он выживет.

Илья: Давайте о другом. У меня есть приятель – Митя Глуховский, фантаст. Он начинает день с того, что смотрит в «Яндексе», сколько упоминаний о нем в новостях. Вам хочется такой славы?

Олег: Нет. Конечно, как и любому писателю, мне не хочется, чтобы меня читали двести человек. Но, с другой стороны, не хочется, чтобы читали и миллионы: я не думаю, что миллионы могут быть правы.

Илья: Есть много книг про потного дикаря, который карабкается наверх, – «Это я – Эдичка» Лимонова, например. Вот сейчас герой напишет роман и всех порвет. А надо писать о том, что происходит после того, как роман написан. Потому что наверху ничего нет. Глуховский считает, что там что-то есть, но он просто не долез до конца. Это в Москве принято поддерживать иллюзии. А в Петербурге – нет: там, где в октябре идет снег, не хочется начинать день с новостей о себе в «Яндексе». Тем более что наверняка прочитаешь какой-нибудь матюг.

Олег: У Глуховского вышло продолжение «Метро 2033».

Илья: «Мачо не плачут» в свое время был продан тиражом сто пятьдесят тысяч экземпляров за считанные недели. И мне предлагали очень большие бабки за роман «Мачо не плачут – 2». Но я не могу согласиться, потому что за этим последует «Мачо не плачут – 3», а потом «Мачо не плачут – 17». Это проблема. Писать то, что не продается, – будешь бедным, писать то, что продается, – сам себя будешь чувствовать дураком. С другой стороны, Сергей Шнуров записал очень свежий альбом «Дачники», под который на саммите в Петербурге танцевали одиннадцать первых леди. Потом решил искать новые ходы, и что? Хочется сказать ему: «Сергей, не надо экспериментов, запиши “Дачники-2”».

Олег: В сиквелах нет ничего плохого. Если бы вы внутренне созрели для продолжения, написали бы. Может, в завершение вы, как человек опытный, дадите мне совет?

Илья: Если вы хотите складывать слова в предложения, я советую вам идти работать в журнал. Писать романы – тухлое занятие, лучше лобзиком выпиливать. Вот так. Но тогда уж и вы дайте мне, разваливающемуся Терминатору-2, совет от Терминатора-3.

Олег: Надо стараться. Я другого способа не знаю.

Илья: Мудро.


досье

Олег Сивун

Двадцатишестилетний дебютант выстрелил в начале 2009 года книгой Brand, жанр которой определил как поп-арт-роман. Это двадцать шесть глав о глобальных марках – от D&G до IKEA, в которых автор рассуждает о том, почему они ему нравятся или не нравятся. Ловкий эксперимент Сивуна, по мнению критики, стал заявкой на прорыв к новой литературной форме. Brand выдвигался на премию «Дебют», но не в номинации «Проза», а в номинации «Публицистика».

Илья Стогов

Его роман «Мачо не плачут» о бесприютном диковатом журналисте, скитающемся по пьяному агрессивному Петербургу 1990-х,– один из лучших портретов эпохи. Впоследствии Стогов не только продолжил метко фиксировать реальность в своих текстах, но и основал в издательстве «Амфора» серию Stogoff Project, где издавались книги других писателей о том, что происходит «здесь и сейчас».