РОМАНТИКИ ПРОТИВ МАШИНЫ: Дальше действовать будем мы!

Владислав Мамышев Монро, Григорий Ющенко и Андрей Кузькин

Владислав: У меня ощущение, что романтики исчезли. Я возвращался из Москвы в Питер, чтобы узнать, есть ли молодые художники, такие же отвлеченные от конъюнктуры, какими были мы в свое время. Но во время походов по выставкам убедился, что все делается из расчета и сообщества художников нет.

Андрей: Разве романтику нужно сообщество?

Владислав: Наверное, нет. Но во времена нонконформизма вся протестующая братия – панки, хиппи, художники – группировалась, нам казалось интересным противостоять кому-то сообща.

Григорий: Сейчас такое невозможно. Сейчас вообще очень сложно определить, чему надо противостоять. А что касается мест – не стоит идти в те места, о которых пишет пресса, их надо искать. Мне тоже всегда не хватало чего-то живого. Было ощущение, что я хожу не туда, что вот рядом подвал и там-то на самом деле все и происходит. Но в конце концов на эти места тебя просто выводит. Не так давно, например, в Петербурге появилось волшебное место «Рускомплект» на Старо-Петергофском проспекте – такая антигалерея и антиклуб.

Андрей: К сожалению, подобные места недолговечны. Как только они оказываются засвечены, находятся люди, которые хотят либо на них заработать, либо избавиться от них, чтобы тоже заработать. В Москве на Краснопресненской улице был отличный Музей кино, но потом по соседству открыли несколько казино, и в итоге музей переселился куда-то на окраину, перестав быть мощным культурным центром.

Владислав: Зовите меня обязательно в «Рускомплект», пока он существует! Я специально для этого вернулся в родной город, как Дракула в Румынию, чтобы к чему-то такому здесь присосаться.

Григорий: А кого, по-вашему, сегодня можно назвать машиной в пространстве контемпорари-арта?

Владислав: Например, Дубосарского и Виноградова. Я был свидетелем того, как во время акции на ярмарке Frieze в Лондоне они за полчаса написали картину два на полтора метра. Вообще, в «тучные» годы многие художники стали ассоциировать себя не с собратьями по цеху, а с людьми, которые покупали их работы. Это был вопрос денег. И сейчас ситуация не изменилась.

Андрей: Есть большой соблазн стать машиной. Потому что от молодого художника все начинают чего-то ждать и хотеть. Приходится напоминать себе, что ты никому не должен, и не участвовать в этой выставочной гонке.

Владислав: И слава богу, что вы в ней не участвуете. Выставочная индустрия у нас ужасна, «Винзавод» – это же гетто современного искусства. В свое время мать пыталась заставить меня работать на заводе. Я проходил туда целую неделю – к станкам через проходную. В результате я сбежал из дома в сквот. Но недавно с ужасом обнаружил, что вновь пять дней в неделю прохожу через проходную – на «Винзаводе». Молодежь работает там, делая копии для бедных с западных брендов вроде Мэтью Барни или Джеффа Кунса. Не чувствуется никакой связи между произведением и сделавшим его человеком.

Григорий: Я недавно понял, почему с галеристами сложно вести деловые переговоры. На самом деле они заинтересованы не в них! Они претендуют на… дружбу, на твой духовный мир. Мне это не подходит, но тот, кому такое общение удается, становится успешным. Лично для себя я осознал, что надо просто много и качественно трудиться.

Владислав: Согласен. Для меня критерий не успешность, а понимание и эмоциональный отзыв от людей, которых я считаю авторитетами. Совершенно не нужно, чтобы это распространялось дальше. И галеристы действительно люди из других миров. Кто-то из них раньше был директором шашлычной, а теперь пытается объявить себя человеком искусства, потому что это модно. Или девушка-галеристка: у нее супруг миллионер, у мужа – молодые любовницы. Поскольку по возрасту она не подходит на роль поп-звезды, ей покупают галерею. Эти люди мои духовные враги. Поэтому мне кажется, что для настоящего художника так называемая успешность – фиаско. А вот мне интересно, какое значение для вас имеет религия?

Григорий: Мне не совсем понятно, что понимать под словом «религия». Большинство людей очень странно выражают свои религиозные чувства, используя их как повод для агрессии. В этом плане я не религиозный, а убежденный человек. Я убежден, что в наше время, делая что-то настоящее, ты бросаешь вызов всеобщей человеческой серости и быдлизму. От художника моего поколения требуется глобальный протест, критика нашего существования, причем всегда позитивная. Но при этом мы не варвары, мы в этом пространстве искусства что-то вроде катакомбных христиан.

Андрей: Я не хожу в церковь, но признаю этические ограничения в искусстве. Например, за работу группы AES+F, выставленную в «Гараже», с неопознанными трупами, которые они сняли в морге, а потом на компьютере одели в дизайнерскую одежду, я готов был им морду набить. Художник может ставить себя в экстремальные условия, так что, если бы они покончили с собой и их тела одели в модные бренды, я бы это понял. Но использовать для такого других людей аморально.

Владислав: А вы ставили себя в экстремальные условия?

Андрей: Я делал перформанс «По кругу». В опалубку из досок был налит жидкий цемент, в центр вбит колышек, к нему привязана веревка, а другой ее конец я обмотал вокруг своего пояса. И четыре часа я ходил кругами по постепенно застывающему цементу. Когда я начинал уставать и мои движения становились медленнее, цемент застывал быстрее. Это метафора жизни, посвященная моей бабушке, которая недавно умерла. Но я не хотел кого-то шокировать, потому что для меня процесс творчества – это на самом деле процесс познания.

Владислав: Знаете, я хочу записать ваши электронные адреса. Я рад, что в молодом поколении есть художники, которые не желают быть щупальцами арт-спрута.     досье

Владислав Мамышев Монро

Соратник лидеров ленинградского андеграунда 1980-х Тимура Новикова и Сергея Курехина, способный предстать хоть английской королевой Елизаветой, хоть писателем Федором Достоевским. При всем своем артистизме Монро очень социален и умеет затронуть болевые точки общества, как, например, в проекте «Россия, которую мы потеряли», где он спародировал дореволюционные типажи вроде купца-толстосума или генерала-самодура.
В 2007 году Монро получил премию Кандинского за вольный ремейк фильма «Волга-Волга», где сыграл актрису Любовь Орлову. С начала 1990-х годов мастер с недолгими перерывами жил в Москве, а недавно вернулся в Петербург в поисках «живых художников».

Андрей Кузькин

Молодой художник известен проектами – метафорами жизненных состояний. Так, на первой персональной выставке в культурном центре «Арт-Стрелка projects» он показал сорок оригинальных коллажей, например «Нажми на красную кнопку», где в лист оргалита были встроены мигающая лампочка, крутящаяся стрелка и динамик, из которого доносилась музыка.
Нажав на кнопку, зритель прекращал действие механизмов и думал, что все сломал. На деле же спустя некоторое время они начинали работать самостоятельно. Идея – независимость течения жизни от наших желаний и стремлений. К слову, во время открытия выставки Кузькин спал в углу на старом матрасе, демонстрируя полное безразличие к бизнес-стратегиям.
В 2008-м он получил премию «Инновация», учрежденную Министерством культуры.

Григорий Ющенко

В свои двадцать три года Ющенко – самый яркий нонконформист среди молодых художников, считающий своим кредо тотальную борьбу с «быдлизмом». Его скандальный проект «Реклама наркотиков» с реальными промоплакатами «расширяющих сознание веществ», хотя и вызвал резкую реакцию Госнаркоконтроля, был издевательским пинком рекламной индустрии, которая позволяет себе рекламировать некачественные продукты и аморальные услуги.
В прошлом году Григорий стал финалистом престижной премии Кандинского.