Как дизайнер Янис Чамалиди объединил в интерьере помпейские росписи, исторический неоклассицизм и сумрачный совриск?

Как отреставрировать квартиру в здании неоклассицизма и собрать интерьер без помощи «Пинтереста»

Я редко вижу, чтобы интерьер дома так отражал личность владельца, как твой. Будем честны, чаще всего даже дико дорогие проекты похожи на номера пятизве­здочных отелей. А тут сразу понятно: мы в гостях у Чамалиди. Только не говори, что ты все делал сам.

Конечно же, у меня были профессиональные строители. И не только строители: например, потолок мне расписывала художница и сотрудница декораторского цеха Мариинского театра Екатерина Грибанова. Когда мы стали отмывать лепнину — все ее элементы, как и мраморный камин, находятся под охраной КГИОПа, — то вдруг увидели оливковый и пудрово-розовый оттенки. 

Мое любимое сочетание.

Да! Я цвет воспринимаю элементами, пятнами. И мы решили усилить эффект, повторив роспись из Помпей, поскольку моя любовь к античности бесконечна. Но только цветом, без орнаментов. Два месяца Екатерина с ассистенткой, вооружившись кисточками, провели под потолком. 

Надеюсь, не лежа на лесах, как Микеланджело. Говорят, у него очень затекали спина и шея.

К счастью, условия работы изменились с XVI века в лучшую сторону, но это был большой труд. Так фактура потолка и белый мрамор камина, который достался мне в хорошем состоянии, задали тон всему интерьеру. Я понял, что его принципом будет нон-финито, незавершенность. Мне важно все время переставлять предметы, для меня это фэн-шуй, движение энергии. Я часто совершаю эмоциональные покупки, но быстро остываю: посмотрел, восхитился, осознал, понял, впитал — и подарил. Это философия: колесо жизни должно вращаться, не застывая. Я патологически не терплю в квартире вещей, которые загромождают пространство, не приносят зрительной пользы или эмоций. Такие исчезают из моего дома со скоростью света, их просто сносит. В доме ничего не должно мешать дышать, отдыхать, жить. Наверное, я минималист. У меня нет посуды, которой я не пользуюсь, ни одной лишней тарелки. Помнишь, у наших родителей было принято хранить сервизы в сервантах — терпеть не могу этого! Если мне что-то нравится и я хочу это приобрести, то думаю, от чего в доме мне нужно избавиться, чтобы новинка заняла свое место. Я за разумное потребление не на словах, а на деле. Лишнее меня реально физически угнетает. В то же время если уж меня что-то восхитит, я буду за это сражаться. Как-то я был на мебельной фабрике во Флоренции, там делали реально очень красивую современную мебель, но вдруг я увидел в углу два ренессансных кресла. Мне говорят: «Вы с ума сошли? Это семейная ценность!» Но мне было надо! Долгими месяцами я вел переговоры, и в итоге они приехали ко мне в Петербург. Это, наверное, и есть мастерство коммуникации, без которого бы не было бренда Ianis Chamalidy.

Старый фонд, Петроградская сторона, дом в стиле германского неоклассицизма — звучит как очень много ремонта. В каком состоянии тебе досталась квартира? 

Многие бы не стали ничего переделывать – это была роскошная светлая квартира, уставленная антиквариатом. Думаю, кто-то бы мог приобрести ее прямо со всей той мебелью. Но меня ее вид ужаснул. Я не покупаю старые вещи, потому что чувствую энергию бывших владельцев, для меня это невыносимо. Но, знакомясь с пространством, я очень бережно к нему отнесся. Когда я работал в бьюти-департаменте Saint Laurent в Париже, моя коллега и подруга, дизайнер Изабель, создававшая интерьеры для Ива Сен-Лорана, объясняла мне, что французы никогда не сносят все под ноль, а выискивают коды места, которые можно использовать. Поэтому я не менял планировку, просто максимально открыл пространство, убрав ненужные стены. Тогда вдруг обнаружились заложенные кем-то арочные проемы, которые прекрасно рифмовались с окнами — получилась очень красивая линия. С пространством ведь нужно общаться. Да и не только с пространством. Вот почему мою одежду любят? Я работаю с тканью по методу Сен-Лорана: кладу ткань на плечи модели, она начинает двигаться, а ты чувствуешь характер этой ткани, понимаешь, как она будет вести себя, какой крой ей противопоказан. Ты слышишь меня, а я слышу тебя — и вместе мы созидаем. Такая вот параллель: у всего есть свое звучание. Когда я создавал свой интерьер, точно знал: мне нужны бетонные стены, чтобы с ними сочетались теплые фактуры, например, дерева. 

То есть в твоем мудборде были архитектурные проекты Петера Цумтора и Тадао Андо? 

Я очень не люблю сидеть в «Пинтересте» и питаться чужими картинками, мне нравятся свои. Кто-то утром залезает в соцсети и получает дофамин, а я начинаю работать и просматриваю книги. Поэтому в моем мудборде было воспоминание, как все мое детство мы играли в бетонных коробках. 

Подожди, ты же вырос в Петербурге на Греческом проспекте, в каких это бетонах ты играл?

Каждое лето я проводил у своей бабушки в Абхазии. На юге постоянно строят бетонные каркасы, потом их облицовывают, но часто на этапе стройки деньги заканчиваются и все превращается в долгострой. И вот мы залезали в такие конструкции без окон и там занимались своими важными детскими делами. Естественно, глаз впитал эту фактуру, она меня до сих пор завораживает. Я всегда говорю: когда мы создаем собственный стиль, нам нужно обратиться к своим внутренним кодам и ценностям. Когда я сказал строителям, что хочу покрыть стены грубодис­персным бетоном, они вообще не восприняли эту информацию, поэтому мне пришлось их обмануть и попросить подготовить грубую штукатурку под покраску. Конечно, красить никто ничего не собирался. 

Сократить смету ремонта на 30 миллионов, стать инфлюенсером бренда Rick Owens и хранить искусство в офисе-башне 

Есть мнение, что ремонт в старом фонде – это безумно дорого, ну и нужно обладать определенным вкусом. Это так?

Прежде всего, надо обладать смелостью. То, как я ломал сознание строителей, было драмой. Я упирался в стену узости восприятия и того, «как принято». Думаю, это отсутствие опыта и насмотренности. Ксения, ты, наверно, ужаснешься, но 99 % людей абсолютно не способны мыслить образно. Ну я и обманывал, говорил, что это подготовка, но нужно качественно, ровно, потому что потом не приклеятся зеркала и дорогой камень на подоконник, которые, естественно, и не планировались. Я имею смелость позволить себе нестандартное пространство. Еще был такой случай: я одного дизайнера по интерьерам спросил на ее объекте, зачем ей такое количество ненужных деталей и фактур. А она ответила: «Иначе мне не объяснить заказчику, за что он платит». Я часто сам занимаюсь стройкой бутиков Ianis Chamalidy и, бывало, сокращал смету с 38 до 8 миллионов. На 30 миллионов — ты можешь себе представить?! На каждый квадратный сантиметр было придумано каких-то работ, материалов и отделок абсолютно ненужных, я все это вычеркивал и в итоге получал модные аскетичные пространства, которые актуальны и сейчас. Мастера, которые многие годы работают со мной, для этой квартиры сделали мне гардеробную — куб из листового металла. Сначала я хотел сделать ее зеркальной, чтобы расширить пространство, но в итоге оставил только зеркальную стену в гостиной, решил не увлекаться отражениями, потому что они создают мощный портал — с таким лучше не экспериментировать, чтобы сохранить здоровую психику. Те же мастера воплотили мою идею о «парящих» полках. На эту идею меня вдохновили инсталляции из блоков скульптора-минималиста Дональда Джадда. 

Как ты относишься к предметам, которые получили статус икон дизайна?

Я думаю, что в ХХI веке не полезно позиционировать себя через бренды. Те, кто прячется за ними, — люди, духовно поверженные своими страстями. В пространстве главными должны быть не предметы, а эмоция. Нужно стремиться к тому, чтобы твой дом был не самым красивым, а самым счастливым.

Что способно дать такую эмоцию?

Например, искусство. Оно меня заряжает и дает нужные ответы и в творчестве, и в бизнесе. Это правильная инвестиция. Я покупаю работы современных локальных художников, которые здесь живут, дышат, и что-то сподвигло их создавать. Почему именно современных? Я устал вдохновляться мертвыми художниками, какими бы великими они ни были, понимаешь? Хочу чувствовать энергию жизни. Каждого автора я знаю лично, мне нравится их образ жизни, то, что они интересные, необычные, иногда очень сложные. Кстати, это касается и моды, поэтому я ношу в основном Rick Owens, бренд присылает мне даже вещи из лимитированных коллекций за идеальное совпадение с духом марки. Как и всё в квартире, искусство тоже постоянно двигается: что-то отправляется в мой офис-башню, где хранятся вся коллекция искусства и архивы модного дома. Башня, кстати, была выбрана не просто так: это и символ эпохи романтизма, и воспоминание о Серебряном веке. Там я могу себе позволить творческий бардак, недопустимый в доме. Если я от чего-то устаю визуально, то отправляю работу туда, а взамен привожу что-то другое. 

Жить с искусством: как выглядит коллекция, собранная исключительно эмоционально (спойлер: в ней окажется «Розовая пена»)

Что из твоей коллекции искусства совпадает с тобой сейчас?

Работы Михаила Бунтина. В столовой разместилась его композиция «Весна» — она состоит из множества элементов, которые можно пересобирать в будто бы букет цветов. Мне нравится эта изменчивость, возможность трансформации. В гостиной — его живопись. Бунтин меня просто покорил, он очень близок мне эмоционально и духовно. Есть тиражный коллаж в розовых тонах медиахудожника Рината Абдрахманова, чей творческий псевдоним — Rinatto L’Bank. Розовый я просто обожаю. Однажды я шел по ярмарке современного искусства Port Art Fair в «Севкабель Порте» и увидел какую-то розовую пену. Я немедленно к ней рванул, моя компания была в шоке: где я и где розовая пена?! Но для меня это было лето, сады моей бабушки, закат на море. Естественно, я тут же ее купил. Оказалось, это была работа Лилии Бакановой из арт-группы «Розовая пена», которая собрала у себя работы художников с особенностями. А рядом была еще штука асфальтового цвета с ядерным синим. И у меня тут же щелкнуло, как бабушка подкрашивала белье в такой же синьке. Я совсем не стесняюсь того, что я абсолютный дилетант в искусстве, который воспринимает все эмоционально, как ребенок. У меня его много, но я не считаю себя коллекционером или ценителем.

Тем не менее серьезное искусство у тебя тоже есть. 

Да, недавно на ярмарке Cosmoscow я купил работу Вики Бис. Мы давно знакомы, помню, как она рассказывала мне, что переехала в Петербург, потому что была влюблена в песни Гребенщикова. Для меня ее стиль — это декаданс, Серебряный век, что-то такое, что во мне отражается: мрачное, готическое, погруженное в себя, но в этой темноте есть внутренний свет. Когда я увидел эту картину на стенде, она меня просто поразила, мне показалось, что на ней изображен я, ведущий диалог со своим отражением. Меня впечатлила еще одна ее работа: за столом сидела компания в белых воротничках. Я безумно люблю портрет кисти Веласкеса из мюнхенской Пинакотеки, где белый воротник испанского дворянина написан одним мазком на черном фоне. Если посмотреть на эти воротники, то можно четко понять стиль Чамалиди. 

Твоему модному дому Ianis Chamalidy уже за двадцать лет. Ты делал петербургский кутюр, который к тебе в студию приезжал смотреть Джон Гальяно. Потом взялся за максимально практичную и суперкачественную авангардную одежду на каждый день. А еще одел самых красивых невест Петербурга и попал в экспозицию Музея моды Государственного Эрмитажа. А что занимает тебя сейчас?

Я увлечен концепцией Multi way, одежды-трансформера. Пространство на вешалке дорого стоит. Это не просто, допустим, двусторонний пиджак, чтобы носить в разных цветах. Он скроен так, чтобы с одной стороны был свободный крой, а с другой — правильное плечо, которое структурирует силуэт и дает форму. Это очень практично хоть в поездках, хоть каждый день: вывернул и пошел на деловую встречу. Этот принцип я подсмотрел у камзолов Петра I, когда помогал Тамаре Тимофеевне Коршуновой, хранителю отдела русской культуры Эрмитажа, блестящему знатоку моды и моему учителю, готовить экспозицию для галереи костюма в реставрационно-хранительском центре «Старая деревня». Я отправил презентацию Multi way в адрес компании Uniqlo, объяснив, что у меня есть идеи, которые перевернут мир моды. Мы готовились подписать контракт, но компания ушла из России и приостановила этот процесс. Тем не менее я продолжаю развивать свою концепцию. Наверное, она больше подходит не тем, кто ориентируется на чужое мнение, а людям творчески способным. Ты сам себе творец. Так делали античные матроны: утяжеляя грузами складки своих хитонов, они создавали форму. Греки считали, что резать ткань — кощунство, потому что мойры, которые плели полотно судьбы, разрезая нить, прерывали чью-то жизнь.

Задумывался ли ты о линии Ianis Chamalidy Нome? 

Ты знаешь, я не озадачен этим. Сейчас ищу себя на холсте, возвращаюсь к рисованию. Но если я решусь делать объекты, это будет трансформирующаяся мебель. Подожду, пока у нас появятся производства, которые смогут реализовать мои идеи. 

Текст: Ксения Гощицкая

Фото: Алиса Дитрих

Свет: Айрат Муратов, Skypoint