Инфекционист, медицинский исследователь и многодетная мама Оксана Станевич во время пандемии помогла сотням петербуржцев с Covid-19 и тяжелыми, в том числе онкологическими заболеваниями: она принимала сложные клинические решения в «красной зоне» Первого меда, на волонтерских условиях консультировала врачей и пациентов. В интервью «Собака.ru» Станевич рассказала, как из-за правил госпитализации при коронавирусе страдают самые уязвимые группы людей.
В 26 лет вы стали врачом-консультантом по сложным лечебным и диагностическим ситуациям в клинике при ПСПбГМУ им. Павлова, вашей альма-матер. Что это значит —врач-консультант по сложным случаям?
Я помогаю коллегам разных специальностей —хирургам, эндокринологам, пульмонологам, онкологам — принять решение, как лечить пациента с инфекцией и сопутствующим тяжелым хроническим заболеванием. Это искусство балансирования: важно, чтобы человеку, несмотря на наличие инфекции, не стало хуже от исходной болезни. Кроме того, инфекции путают с дебютами гематологических или ревматологических заболеваний, поэтому я решаю вопросы дифференциальной диагностики — когда нужно отличить одно состояние от другого.
То есть вы должны разбираться во всем: от кардиологии до онкологии?
Да, работа с инфекционными болезнями подразумевает широкие теоретические знания в медицине. По сути, это терапевтическая специальность, в других странах «инфекционка» не выделяется отдельно и входит в обязанности general practitioner, то есть врача общей практики. В России она вполне могла бы входить в специальность «терапевт». Ведь не бывает так, что ты лечишь инфекцию отдельно от хронического заболевания у человека: в данном случае это всегда инфекция внутри некоторого контекста. И инфекционные больницы тоже ведь заполнены не молодыми и здоровыми людьми, правда? Туда, как правило, поступают те, чей организм ослаблен, кто не может справиться с инфекцией дома. Поэтому всегда нужно учитывать сопутствующие заболевания.
Петербург пережил четыре сложные волны Covid-19. Какая из них была самой непростой для вас?
Наиболее стрессовыми были первые 1,5 года, когда мы собирали информацию о неизвестной инфекции: как ее лечить, какая у нее реальная смертность и последствия. Тогда я практически сразу вышла из декрета (ребенку было 9 месяцев), не могла оставаться в стороне. Заходила в «красную зону» в 10 утра, возвращалась к детям после 21.00, мало спала.
Но выгорание все же случилось — в августе 2021 года, когда пришла «дельта». Мутация вызвала самую высокую внутрибольничную смертность, и в какой-то момент я ощутила отчаяние, ушла в отпуск, за две недели до закрытия инфекционного отделения. Восстановилась быстро — видимо, нужна была физическая перезагрузка. Мы отработали три волны, а во время «омикрона» Первый мед уже не перепрофилировался для работы с коронавирусом. Да, у меня снизилась нагрузка, но появилось и гнетущее понимание того, что сотни петербуржцев с тяжелыми заболеваниями, в том числе онкологическими, получив положительный ПЦР-тест, вынуждены покидать «чистые» специализированные клиники, где проходят сложное лечение, и отправляться в «ковидарии», где им не могут оказать помощь по основному заболеванию.
Вы писали в Facebook*, что один ваш пациент с лимфомой — «утонченный мужчина, полный желания жить идобрых намерений» — погиб по ошибке системы.
Да, мы с коллегами выходили его летом 2021 года от тяжелого течения коронавирусной инфекции. Во время «омикрон»-волны он получил положительный ПЦР, был отправлен в «ковидный» госпиталь. И я поняла, что не могу в связи с существующей нормативно-правовой базой принять правильное решение и помочь таким пациентам по-настоящему. Ведь направляя их в «ковидарии», что обязательно необходимо делать в случае позитивного анализа на коронавирус, система лишает их надлежащей поддерживающей и/или паллиативной помощи по онкологическому заболеванию.
Вы обращались к медицинским чиновникам?
Вместе с Еленой Грачевой, членом правления фонда AdVita, мы обращались к специальной группе Комитета здравоохранения еще в мае 2021 года. Это были специалисты городского координационного совета по противодействию Covid-19. Тогда они, конечно, позитивно отреагировали на наше предложение. На мой взгляд, необходимо создать зонирование внутри специализированных больниц для ПЦР-позитивных пациентов со сложными диагнозами, тяжесть состояния которых связана не с коронавирусом (!). Например, это сделала 52-я больница в Москве.
Вы стали первым врачом — волонтером проекта «Просто спросить о Covid-19» (фонд «Не напрасно»), консультировали петербуржцев. Как хватало времени?
Понимаете, я каждые полчаса получала звонки на тему Covid-19: от друзей, коллег и родственников коллег. Врачебная профессия для меня — во многом про разговор, это просвещение как пациентов, так и врачей. Я не могла и не хотела говорить: «Извини, не знаю». Решила, что буду находить актуальную информацию и делиться с большой аудиторией тем, чем делюсь с близким окружением. «Просто спросить о Covid-19» стал хорошим каналом связи. Илья Фоминцев и другие руководители «Не напрасно» по-настоящему вложились в то, чтобы поддержать напуганных людей и растерянных врачей. Ежедневно к нам обращались сотни людей, им отвечали около 30 волонтеров, я координировала их работу. Было много вопросов от онкологических и онкогематологических пациентов, которые оказались без лечения. И мы старались сделать все возможное, чтобы собрать информацию о том, что им действительно нельзя, оберегали от токсичных схем препаратов, которые первоначально ошибочно назначались больным коронавирусом.
Вы возглавляете Совет молодых ученых НИИ гриппа им. Смородинцева. Чем там занимаетесь?
Мы организовали конференцию VirToAll-2021 и онлайн-лекторий ViriON. Это тоже просветительский проект: мы приглашаем рассказать об инфекциях интересных врачей и ученых. Будем помогать НКО «Гуманитарное действие» в освещении вопросов диагностики и лечения ВИЧ и вирусных гепатитов.
Что показала нам «омикрон»-волна? О каких тенденциях пандемии можно говорить?
Главный вывод, который мы можем сделать, — принципиальное преимущество иммунитета от Covid-19 не в том, чтобы не заразиться, а в том, чтобы не заболеть тяжело, а значит, не умереть. Тезис о том, что прививка скорее защищает от тяжелого течения болезни, чем от заражения, подтвердился окончательно. Это подтверждает и самый известный специалист по вакцинам и инфекциям Грегори Поланд из клиники Мэйо, который недавно выступил на эту тему с открытой лекцией. Несмотря на высокую заболеваемость при «омикроне», смертность, согласно мировой статистике, остается такой же — 1–2%. И, несмотря на коллективный иммунитет, мы еще будем болеть, но тяжелые и летальные случаи будут обусловлены во многом не Covid-19, а тяжестью сопутствующих заболеваний. И важно поэтому защитить самые уязвимые группы пациентов. Если, конечно, вирус не мутирует совсем в другую сторону.
Что держит вас на плаву?
Я очень люблю свою семью — детей и супруга, он также работает в Первом меде и принимает активное участие в спасении пациентов, создавая аналитические инструменты для оценки нашей работы. Медики должны сотрудничать с аналитиками данных и спецами по медстатистике: они способны в реальном времени показать, что стоит оптимизировать, чтобы качество лечения было максимальным. Чем выше эффективность нашей работы, тем больше удовлетворения она приносит. Еще я черпаю силы в понимании того, что мы находимся в моменте реализации своего, так сказать, гуманистического долга. Это то самое чувство, которое не позволяет унывать.
* ресурс Meta Platforms Inc. — организации, деятельность которой запрещена в РФ
Комментарии (0)